Этот опус не появился бы, если б я случайно не наткнулся на настоящий анализ рубцовского стихотворения одного (в книге В. А. Лукина "Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа" http://www.gramota.ru/lukin.html?glava2-03.htm и http://www.gramota.ru/lukin.html?glava2-05.htm#1). Ведь три предыдущие статьи были скорее симуляцией синтезирующего анализа, скорее синтезом без анализа. Анализировать мало кто может. В том числе и я – стихи. Я, как большинство людей, их лишь смутно переживаю (полуосознаваемый синтез при вообще подсознательном как бы анализе). Вот и… уподобился большинству пишущих о стихах, в том числе – пишущим об искусстве писателям и поэтам. Вот и процитировал тоже таких.

А кто умеет-таки анализировать, тот же редко позволяет себе восходить к синтезу. Чтоб не упрекнули другие (да и сам себя) в кощунстве, в обескровливающем упрощенстве, в профанации тонких эмпирей. И Лукин не исключение. – Вот тут и появляюсь я. Беру их анализ и синтетизирую его.

Итак.

Зачем часть из двух последних строк лишь ОТНОСИТЕЛЬНО независима и самопонятна (по сравнению с частью, состоящей из всего предыдущего, СОВЕРШЕННО независимой и самопонятной)? "что значит Я не создам... другую...? Ведь и заря, тени сосен, река, деревня... не были созданы этим "Я"". Зачем это? - Чтоб докладчиком второй части показались все же заря, тени и т.д.? Несообразность же!

А она зачем?

Чтоб мы запнулись и начали думать, перечитывать.

В конце ж недоговорено. Но может быть восстановлено: другую красоту. Слово "красота" как бы повторено. Но тут не тавтология. Текст первых 10-ти строк - ЭТА красота – находится в тексте о ДРУГОЙ красоте. ЭТА "обозначает не действительность саму по себе, а то, как она представлена в предшествующем тексте".

Из-за простоты рубцовского стиля кажется, что в первой части мы имеем дело с природой непосредственно. Тогда как на самом деле мы видим то, что пропустило стекло. Довольно прозрачное, но стекло. "…все увижу в самом лучшем свете". Розовом. Утреннем. Тогда как на самом деле все находится в самом худшем свете.

Рубцов идет путем наибольшего сопротивления: худшее подает лучшим. ЯКОБЫ лучшим. Это "якобы" есть катарсис от столкновения противочувствий от ЭТОЙ красоты (лучшей) с ДРУГОЙ (тоже хорошей).

Мы б не обратили внимание на это "…все УВИЖУ в самом лучшем свете", если б он не создал текст в тексте: ДРУГУЮ красоту (произведение) как вместилище ЭТОЙ, которая сама есть лишь производное природы.

А раз уж создана такая версия, можно копать глубже.

Каждая ж строчка пронизана анаграммой, т.е. надзнаком, "при котором повторы звуков и слогов (букв и их комбинаций) воспроизводят центральное в смысловом отношении слово данного текста" - УТРО.

КОгда заРя, свеТясь пО сОснякУ,

ГОРиТ, гОРиТ, и лес Уже не дРемлеТ,

И Тени сОсен падаЮТ в РекУ,

И свеТ бежиТ на Улицы деРевни,

КОгда, смеясь, на двОРике глУхОм

ВсТРечаЮТ сОлнце взРОслые и деТи,-

ВОспРянув дУхОм, выбегУ на хОлм

И все УвижУ в самОм лУчшем свеТе.

ДеРевья, избы, лОшадь на мОсТУ,

ЦвеТУщий лУг – везде О них ТОскУЮ.

И, РазлЮбив вОТ эТУ кРасОТУ,

Я не сОздам, навеРнОе, дРУгУЮ...

Но только в звуках "красоту" звуки слова "утро" сходятся в осмысленное слово, причем стоящее в сильной позиции, где рифма, да еще и в конце произведения (что само по себе тоже сильная позиция).

Уже не лирический герой, а – на другом уровне – сам Рубцов, наверно, подсознательно, как бы заговаривает себя звуками слова "утро", перспективного по смыслу, и превращает его в "красоту". Как бы насильно. Как бы вопреки сознанию. Но для сознания ведь есть же не только утро! И красота-то тут, – и ЭТА, и ДРУГАЯ, - субъективна, а не объективна, как мы выяснили.

Так что порождены эти стихи человеком глубоко, так сказать, вечерним.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/29.html#29