Расулова. Художественный смысл

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Расулова

Художественный смысл

Отсутствие авторских восклицательных знаков, - как-то не предполагает страстности демонизма.

Один рецепт для открытия художественного смысла

Разрешите повторить один мой идефикс. В связи с шутливыми опусами Динары Расуловой [ http://www.interlit2001.com/dinara.htm ]. Потому что ситуация с этими опусами представляется настолько сложной, что не напомни я его, боюсь, никто меня не поймет.

Итак, потерпите.

Идеалов много. У каждого – свой. Но их можно систематизировать.

Есть такое средство познания мира, как бинарная оппозиция (http://slovar.lib.ru/dictionary/binaroppozicija.htm). Я когда-то предположил, что вокруг ценностных полюсов "коллективизм - индивидуализм" кучкуются такие ценности: "порядок - свобода", "внешняя жизнь – внутренняя жизнь", "ингуманизм - гуманизм", "этика долга – этика счастья", "общее - частное", "небесное - земное" и мн. др., в том числе так называемые "высокое - низкое". Идеалы могут изменяться под воздействием жизни. Плавно. Как бы по кругу. Названные полюса можно для наглядности представить себе разнесенными в самый верх и самый низ круга. Между этими точками - промежуточные идеалы: "гармония", "соединение несоединимого", "реалистичность". Есть люди, за всю жизнь не меняющие своих идеалов, а есть такие, кто за жизнь проходит весь круг и даже выходят на второй. Живут же люди зачастую не по своим идеалам. Но произведения идеологического (не прикладного) искусства создают, вдохновляясь ими. А охватывают они – каждая скучковавшаяся группа идеалов – помногу людей одновременно. Рождается большой стиль. И большие стили в искусстве могут быть соотнесены, каждый, со своей точкой на круге. И есть некоторая повторяемость больших стилей в веках. Повторяемость через цикл, два, три. Например, классицизм в чем-то повторил Высокое Возрождение, советское искусство – классицизм.

А непосредственно классицизм (сам накатывавшийся несколькими волнами, связанный с просвещенной монархией, потом с революционным порядком, вообще с порядком, с ингуманизмом, общественным, этикой долга) сменился романтизмом с его нарушением трех драматических единств: действия, времени и места, - (что соотносится со свободой, этикой счастья, внутренней жизнью и, - если в моральном плане и одним словом, то – с эгоизмом). Сначала эгоизм слабенький, сентиментальный и мечтательный. Потом или крепчает, или трезвеет и перерождается в реализм.

И когда крепчает, то насчет его акцента на супериндивидуализм и внутреннюю жизнь необходимо въедливо заметить, что они ополчаются, в частности, на автоматизм во внутренней жизни.

Что и является объектом осмеяния в опусе "Послушайте".

Там, конечно, до анекдота доведено. Пациент психиатру три часа декламирует одно и то же стихотворение из пяти куплетов, а тот не замечает повторения. Стереотипность восприятия сработала. Ну он же ненормальный, пациент. Вон, стихами говорит на приеме. Надо к нему, несчастному, быть терпимым. Врач, в сущности, докатился до мещанской, рутинной жизни. Ему давно на работе скучно. Как большинству людей на работе. (Большинство и есть обыватели.) А пациент – беспокойная душа, каждую секунду живет полной жизнью. Он относительно серой массы как бы выдающаяся личность. За серость он вправе издеваться над серыми. Как романтик над толпой.

Тут надо прерваться и вернуться к циклам идеалов. Нужно развернуть их во времени, вытянуть в синусоиду.

А в мире есть инерция. Из-за нее при подходе к полюсному перелому синусоиды (у точек коллективизма и индивидуализма) люди разделяются в своей изменчивости. Одни могут приспособиться к перелому жизни, проявляют гибкость, конформисты меняют идеал, переходят, "высокие", на спуск, а "низкие" - на подъем. А нонконформистов, несгибаемых выносит вон с синусоиды в экстремизм.

Пациент у Динары экстремист.

Но комизм ситуации сводит на нет серьезность его элитарного идеала. Динара, - как "я"-автор в "Евгении Онегине" смеется и над мечтательным романтиком Ленским, и над экстемистом-романтиком Евгением, - смеется не только над пациентом. Ведь тот как заставил врача выйти из автоматизма поведения? Вынув пистолет. Под угрозой смерти каждый начинает жить полной жизнью. Романтики-демонисты для этого специально нарываются на смертельный риск. Врач, пусть и поневоле, тоже оказался в исключительном положении, столь ценимом людьми, оказавшимися, скажем так, на вылете субвниз с Синусоиды идеалов. Здесь не столько обыватель-психиатр осмеивается (как в "Евгении Онегине" Ларин, отец Татьяны, "находящийся" на нижнем перегибе Синусоиды), сколько место на вылете субвниз.

Динара словно бы такой же реалист, как Пушкин. Выше нижней точки перегиба. Не дошла до нее. Тем более – не вылетела вон с кривой.

Труднее уяснить положение героев другого опуса, "Два чувства": солнечного луча, влюбленного в солнце, и девушки, привечающей на себе луч.

Оба исповедуют этику счастья. И оба желают крайностей. Луч – чтоб ему прощались измены с солнцем. Девушка – чтоб луч был с ней и ночью.

Можно довольно легко согласиться, что оба экстремисты чувства, внутренней жизни, от самой невозможности своих претензий обладающих всей полнотой жизни.

Труднее заметить отстраненность автора от них обоих, его трезвый взгляд на ситуацию: сердце девушки – "детское", цинизм луча, хоть и не назван, но показан.

Так что тут с идеалом автора то же, что в "Послушайте".

Ну а как "Будущее"?

Оно не приходит.

Что ж, есть такой подход к жизни – все стремиться к достижениям. И можно понять оппонента такого подхода: "Рим погибнет. Все сделанное погибнет. Поверните эту мысль, – но если что-то есть сейчас, скажем, тот же Рим, то не потому, что он был вчера… То, что сейчас происходит, и есть вечная жизнь" (Мамардашвили). Вечная жизнь – в миге настоящего.

Так рассуждает демонист, человек, изверившийся в действительности настолько, что готов восстать против самой причинности и хода времени. И в таком внутреннем (только внутреннем!) порыве есть-таки полнота жизни. И вечный бой! Покой нам только снится… Герой состоялся. Не его ли воспевает Динара отталкиванием (негативной аурой) от несостоявшегося революционного победителя действительности, внешнего?

Мне кажется, что беспристрастная непричастность повествования: плавные "Вечер наступил…", "Человек ложился…" и т.д., отсутствие авторских восклицательных знаков, - как-то не предполагает страстности демонизма. Здесь все тот же трезвый реалист.

28 января 2006 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.interlit2001.com/kr-volozhin-18.htm

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)