Под конец моей жизни (мне 82) я пришёл к тому, против чего восстал в юности, когда думал, что искусство постижимо ВСЕМ (просто плохие искусствоведы виноваты в том, что народ не выучили). Я принялся на себе доказывать своё предположение. И… Одновременно и доказал, и не доказал. – Доказал я тем, что сам явно выработал вкус и чего только ни понял, чуть не всё, казавшееся в юности непостижимым (абстракционизм, скажем). А вот что пришлось признать: что большие художники – как бы люди без кожи, с такими острыми переживаниями и оттого неожиданными для обычных людей реакциями на остроту, что большинству это не станет внятно даже при самом хорошем учителе-искусствоведе. Я – первый пример. Мне надо тянуться себя, как Мюнхгаузену, из болота, чтоб вжиться в этих бескожих. Мне часто удаётся, и я оторвался от большинства непонимающих, к которым принадлежал сам. Не для всех, выходит, искусство-то.

Чуть не вся античность, по-моему, получилась переполнена художниками, доведёнными до последнего отчаяния от простой нуды жизни, от необходимости жить по правилам, от самого существования причинности. Ну? Не дикость ли? Пусть Гомеру попалось жить при отчаяннейшей катастрофе – нашествии дорийцев на ахейцев, и он убежал из действительности в ритм своих поэм, ритм, совершенно не зависящий от окружающей удручающей зависимости. Но таких потрясений (аж рабовладельческий строй сменился обратно – на первобытно-общинный) все последующие 2000 лет античности ведь не было! – Приходится придумать просто чрезвычайную ранимость чуть не всех художников, кто жил после Гомера. Ну, во всяком случае, приходится придумать им умение впадать в такую крайность обидчивости на весь Этот свет, что им в подсознательном идеале своём хочется бежать в иномирие иное, чем – если трезво и из сегодня глядя – являлось иномирие их тогдашней религии. А та учила, что такое хорошо и что такое плохо. – Художниками же двигало подсознательное “над Добром и Злом”. (Ницшеанством это стали называть в XIX веке. Оно в XIX веке наибольшим врагом имело христианство. И слоган “над Добром и Злом” был уже осознаваем в XIX веке. Но по-прежнему неосознаваемым остался идеал иномирия.)

Если всю вот эту исключительность признать, то логика дальше заставляет прослеживать умственные движения ну просто невероятной сложности. – Вот я читаю:

"…в I помпейском “стиле” (фото ниже) неожиданно вспоминается Ротко” (Артхив).

А Ротко на Западе во второй половине ХХ века рисовал на холстах монохромные прямоугольники рядом друг с другом. В отчаянии, можно думать, на эру организаций и Потребления, сменившую эру свободной конкуренции и нужды масс. Так почему не придумать, что Ротко на свой лад взвыл от рванувшихся по этому случаю к потребительской, по сути, вседозволенности студентов, этим потреблением обманутых властью так, чтоб воля тех не распространилась на отнятие частной собственности, и – чуялось, мол, Ротко, что этак капитализм опять уцелеет. А в СССР свободы нет. То есть ну никуда не годится этот плохой-преплохой мир. И единственный улёт из него – в метафизическое иномирие.

Но чем, вопрос, руководствовались архитекторы и художники Помпей 200-80 г. до н.э.? Они тоже ужасались римским оргиям и подсознательно хотели в иномирие? Пока не появились христиане со своим спасительным тем светом…

Ведь всегда можно взять и сказать, что вокруг настолько плохо, что чувствительные художники впадают в это в веках повторяющееся ницшеанство.

Но.

"Образцы этого "стиля" сохранились в Доме Фавна” (https://ulli-u.livejournal.com/71993.html).

А там же есть и не такая абстракция.

Больше логики в суждении Сергеенко:

"Первый стиль “утверждал стену” как нечто прочное, как некую преграду между комнатой и остальным миром” (http://www.sno.pro1.ru/lib/sergeenko/20.htm).

То есть, ни в какое не в иномирие сокровенно стремился оформитель, а, вживаясь в желания заказчика, в свою, от имени заказчика, частную жизнь, и наплевать на всех остальных.

Историческое изменение стиля это подтверждает. Следующий стиль такой:

Индивидуализм осваивает линейную перспективу. В ней всё сходится ко мне. К “моей” точке зрения. Пока общая точка схождения параллельных линий ещё не получается. Но всё же, всё же. Важна тенденция.

Остаётся вопрос с моей идеей-фикс. Эту тягу к линейной перспективе можно считать следом подсознательного идеала мещанства, скажем так?

Витание в эмпиреях искусства с тематикой высокой, не частной, в принципе не требовало линейной перспективы, с которой люди сталкивались в быту каждый день. Так что перед авторами росписей комнат стояла пионерская задача – впервые выразить ценность частной жизни на плоскости. Поэтому я смею думать, что применение прямой перспективы было настолько поразительным явлением, что его рождение вполне можно отнести к проявлению подсознательного идеала частной жизни.

Впервые опубликовано по адресу

https://fablit.blogspot.com/p/blog-page_746.html?fbclid=IwAR2v5alusm6UT95QRnRdxCIAcLB-Q7QeX3VM_vDbdINoIdECNBOUH8N6b3Q