С. Воложин
Патрушев. Белый город
Художественный смысл
| Что хорошо? – Чтоб личности было ДАНО. Уходить в необычное. В нем – оптимизм. |
Акт 14-й. (О рассказе Антона Патрушева "Белый город".)
Не следует ли полагать, что Антон Патрушев "Белым городом" (http://www.magister.msk.ru/library/publicat/patrush/patr02.htm) вступил в соревнование с "Дверью в стене" (http://lib.ru/RAZNOE/door.txt) Герберта Уэллса? – Проникновение героя в зачарованный мир, трезвое отношение к этому персонажа-рассказчика, трагический конец… Уэллс это расписал на многих страницах, Патрушев – сжал. И сменил английские реалии начала ХХ века на российские его конца. И не следует ли счесть, что Патрушев проиграл соревнование, судя по мне, например. Уэллс неоднократно бросил меня в озноб, а Патрушев - только раз?
Или стоит проверить, чем более существенным отличаются рассказы, и, может, вопросы отпадут?
Итак.
Во-первых, герои по-разному относятся к зачарованному миру. Пашка – с опаской:
"- Белый город. Ослепительно белый. Никакие дороги не ведут к нему, там не видно никакого движения. Он просто стоит на берегу реки. Ольга смогла заставить меня забраться на холм, но пойти в город заставить не смогла. Когда мы вернулись, выяснилось, что она видела ультрасовременный город, бред футуристического гения, а я видел крепостную стену и причудливый замок. Не знаю...
- Тебя что-то беспокоит?
- Да, мы условились встретить Новый Год в том мире. Боюсь, Ольга сможет заставить меня пойти в город...
- Заставить?
- Да, меня и отталкивает от него и тянет, одновременно".
Лионеля Уоллеса тот мир только тянет:
"- В самом воздухе было что-то пьянящее, что давало ощущение легкости, довольства и счастья. Все кругом блистало чистыми, чудесными, нежно светящимися красками. Очутившись в саду, испытываешь острую радость, какая бывает у человека только в редкие минуты, когда он молод, весел и счастлив в этом мире. Там все было прекрасно..."
Пашка как бы недалеко от двери в тот мир проходил, и – несколько раз. Лионель же – вошел далеко. И только раз. В детстве.
Другое отличие – в отношении персонажа-рассказчика к чудесному.
У Патрушева тот позитивно относится к рассказу, да что там – к сказке Пашки:
"Теперь уже нельзя сказать наверняка о существовании Белого Города. Пашка пропал без вести, его поиски ничего не дали. Его Ольгу я никогда не видел и не знаю, где она теперь и что с ней, но подозреваю, что и она ушла вместе с Пашкой. Со временем я все больше верю в то, что они ушли в Белый Город. Я пытался найти это место, но, видимо, мне не хватало чего-то, что было у них. Не знаю".
Уэллс распорядился с рассказчиком иначе.
"Сейчас я верю, как верил, слушая рассказ Уоллеса, что он всеми силами стремился приоткрыть мне некую тайну. Но видел ли он на самом деле, или же это ему просто казалось, обладал ли он каким-то редкостным драгоценным даром или же был во власти игры воображения, не берусь судить. Даже обстоятельства его смерти не пролили свет на этот вопрос, который так и остался неразрешенным. Пусть судит сам читатель!"
Но главное, совсем разные качества иного мира предстают перед нами.
Уэллс дал некий коллективистский идеал.
"Там я заметил много людей - некоторых я помню очень ясно. Других смутно, но все они были прекрасны и ласковы. И каким-то непостижимым образом я сразу почувствовал, что я им дорог, и они рады меня видеть".
"- Я встретил там товарищей своих детских игр. Для меня, одинокого ребенка, это было большой радостью. Они затевали чудесные игры на поросшей зеленой травой площадке, где стояли солнечные часы, обрамленные цветами. И во время игр мы горячо привязались друг к другу".
А у Патрушева что-то пустынно там, одиноко: "Никакие дороги не ведут к нему, там не видно никакого движения".
Так что не просто соревнование фантастов тут, а выражение явно противоположных идеалов.
Оно и понятно. Герберт Уэллс жил в эпоху, когда общественное мнение достаточно плохо относилось к достаточно скверному, скажем, тогда капитализму. Уэллс называл себя "эволюционным коллективистом" (http://www.scilib.ru/lib/al/book/1479). Мечты о том, чтоб человечество быстро перескочило в рай на земле, подобно снам наяву этого Уоллеса, эволюциониста Уэллса не устраивали. Вот он и сделал смерть своего мечтательного персонажа чрезвычайно прозаической:
"Все вокруг нас кажется нам таким простым и обыкновенным, мы видим только ограду и за ней траншею. В свете наших обыденных представлений нам, заурядным людям, кажется, что Уоллес безрассудно пошел в таивший опасности мрак, навстречу своей гибели.
Но кто знает, что ему открылось?"
Это конец рассказа. Кончается он вуалирующим вопросом, казалось бы, не позволяющим мне развенчивать идеалиста неэволюциониста, гражданского романтика, можно сказать. Но.
Говорится ж это от имени персонажа-рассказчика, а не от имени автора…
А фактическая смерть сочинена автором очень прозаичной. Обуреваемый мечтой человек не совсем адекватно себя ведет и… шагает неосторожно за дверь, в темноту, веря, что никуда не упадет.
"Я так живо представляю себе его темную фигуру; глубокой ночью он бредет вдоль безлюдных улиц, поглощенный одной мыслью, весь уйдя в себя.
Быть может, в бледном свете привокзальных фонарей грубый дощатый забор показался ему белой стеной? А роковая дверь пробудила в нем заветные воспоминания?"
А что Уэллс коллективист (если отвергнуть его прямые о том слова в нехудожественном тексте за то, что это ж нехудожественный текст), что Уэллс коллективист, можно видеть из того, отчего его Лионель Уоллес всю свою жизнь все откладывал и откладывал переход в коллективистский рай. Зачарованная дверь показывалась ему ТОЛЬКО в переломные моменты жизни. То он боялся опоздать в школу - "оберегал свою репутацию примерного ученика". (Достаточно индивидуалистическая мотивация.) То если б он предпочел чару, "то не сдал бы экзамена, не был бы принят в Оксфорд и наверняка испортил бы предстоящую… карьеру". (Опять индивидуализм.) То мешал "званный обед, где предстоит встретиться с хорошенькими женщинами и знаменитостями". То он шел на любовное рандеву. То спешил в парламент. То – к умирающему отцу. (Отвлекись он, не репутация ли пострадала бы? С вытекающими отсюда плохими последствиями для индивидуалиста…) То решался вопрос о его участии в кабинете министров. (Опять своя карьера.)
Коллективист Уэллс отомстил индивидуалисту Уоллесу смертью.
А Патрушев живет во время, когда свирепствует реакция на оптимистическую эпоху, прошедшую под песню "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Мы поменялось на я. Я тоже должно быть оптимистично, раз все переменилось.
Но рассказ грустный. Пашка пропал, уйдя в рай одиночества. Рассказчик не может попасть туда. Не дано. Так что хорошо? – Чтоб личности было ДАНО. Уходить в необычное. В нем – оптимизм. - Где оно? – Внутри вас. Хоть это не написано.
Это – вас озаряет. Катарсис.
Признаюсь. Мне без рассуждений сразу понравился рассказ Патрушева.
Какая сочность! С самого начала…
"Моя машина буквально извивалась, а не ехала по заваленной снегом улице".
Правда, вы это прямо видите: как то левым, то правым юзом двигается автомобиль?
И хоть я и почувствовал знакомый сюжет о зачарованной калитке, не вспомнив сразу, чей он, хоть и возникла мысль об эпигонстве, я б простил и его.
Ну не обязательно ж читателю знать историю литературы? Знать, что такое уже писали…
Да и не писали никогда ТОЧНО такое. Во времена молодости жанра фантастики, например, не было телевизора и видеокассет, так эффективно – до мороза на моих щеках – примененных Патрушевым. Так почему бы на материале современного быта не восстать против спасения в быте!? Не воспеть необычное!?
Но в результате разбора оказалось, что тут и не эпигонство вовсе!
Тем радостнее. Тем более что опять, опять и (1) удалось наткнуться на что-то сто`ящее в этой, увы, пока свалке, зачастую, мусора – Интернете, и (2) удалось сказать нечто не типа болтологии, столь, увы, распространенной в науке о литературе.
26 сентября 2003 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.magister.msk.ru/library/publicat/volozhin/act14.htm
| На главную страницу сайта | Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |