Чтоб меня понимал любой случайный читатель, я должен представиться: я – эстетический экстремист. Я предлагаю по иному подразделить искусство на прикладное и неприкладное. Пусть прикладным называется то, что о знаемом, а неприкладным – о незнаемом, о чём подсознательный идеал шепчет, и что сознанию ни автора, ни восприемника не дано. Первое я предлагаю считать второсортным, а второе – первосортным. Оба – с эстетической ценностью, ибо экстраординарности выдают. А художественным – только неприкладное. – Революция, в общем, в науке об искусстве.

Материальными следами такой нематериальности, как подсознательный идеал, я предлагаю считать “текстовые” странности, странности для времени создания произведения.

Так эти следы – непреднамеренны. А мастерством осознаётся художником то, что придаёт экстраординарному органическую целостность, то есть, когда целое чуется в любой части. Это тоже обеспечивается подсознанием, но не той частью, что ответственна за идеал. (Такая целостность есть, собственно, в любой фразе. Мы фразами говорим, а не словами, и обеспечивается это подсознанием, мы не думаем, как сказать.)

Непреднамеренное ускользает от сознания и автора, и восприемника. Преимущественно только искусствоведу дано осознать и факт непреднамеренности, и его влияние на содержание органической целостности.

Например, поразительная точность слова у Ахматовой это что? – Пастернак решил, что это признак поэтического дара, той самой способности придать экстраординарности свойство органической целостности.

Он заметил, что в 20-х годах Ахматову перестали издавать (новое) и переиздавать (старое). Это было по политическим причинам. И решил её стихотворно подбодрить: указать ей на её особенность – точность слова.

А все (или почти все) художники стихийно знают про подсознательный идеал и первосортность неприкладного искусства. Заодно и про недопонятность его знают. Поэтому даже такому прикладному стихотворению, как “Анне Ахматовой” (оно приложено к задаче усилить в поэтессе ощущение своего эстетического мастерства), Пастернак придал изрядную непонятность.

Он не задался целью понять, что могла означать точность слова. – Она означала по противоположности совершенно нематериалистичный подсознательный идеал ницшеанства – бегство из страшного Этого мира в принципиально недостижимое метафизическое иномирие. Заимствована эта противоположность всем акмеизмом, пожалуй, а не только Ахматовой, у ницшеанца Чехова. (Из-за чего у Ахматовой это было вытеснено из сознания в подсознание, а сознанию осталось, наоборот, нелюбовь к Чехову.) А осознавалась точность слова как оппозиция надоевшему заоблачному символизму с его неточностью слова.

Сам Пастернак родство с Чеховым, пожалуй, тоже чуял: "Где крепли прозы пристальной крупицы”. Он просто умолчал, чья это проза.

Так что сделал нечуткий (или не знаю уж, какой) Быков?

"Каков генезис этого сборника [“Вечер”; мне это словоупотребление напоминает слова из сноски 80-й во втором томе Тименчика “Последний поэт Анна Ахматова. 1960-е годы”: "Имеется в виду прежде всего цитата из нашедшейся в 1950-е критической статьи О. Мандельштама “Письмо о русской поэзии” (1922), которую Ахматова сообщила Льву Озерову: “Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа девятнадцатого века. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого с “Анной Карениной”, Тургенева с “Дворянским гнездом”, всего Достоевского и отчасти даже Лескова. Генезис Ахматовой весь лежит в русской прозе, а не в поэзии. Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развивала с оглядкой на психологическую прозу” (Озеров Л. Работа поэта. М., 1963. С. 174).”]?.. не во французской поэзии, конечно, корни Ахматовой. Я думаю, - пишет Быков, - что эти корни вообще не в лирике. Совершенно правильно замечал Роман Тименчик [у Быкова ассоциация с работой, называющейся “Рождение стиха из духа прозы: "Комаровские кроки" Анны Ахматовой” http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/timenchik-rozhdenie-stiha-iz-duha-prozy.htm; но в ней самой поиск Find-ом “проз” не показывает такого утверждения], а до него еще многие, начиная с Жирмунского, что корни Ахматовой на самом деле в прозе, конечно [в книге http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/zhirmunskij-tvorchestvo-ahmatovoj/razdel-12.htm Жирмунский В.М.: Творчество Анны Ахматовой поиск Find-ом того же “проз” не показывает такого утверждения] “Прозы пристальной крупицы”, как написал о ней Пастернак. Постоянная апелляция к фабуле, фабула для нее совершенно необходима. Четкость деталей, точность слова, замечательные диалоги в стихах ― она диалога в стихах не избегает и всегда каждый герой говорит собственным языком ― это, конечно, говорит скорее о русской классической прозе. И еще отчасти один совершенно неожиданный общий отец у всех акмеистов, один общий источник, может быть, только в плане поэтической техники, не в плане мировоззрения. Я думаю, что это Некрасов, который сам всю жизнь тяготел к прозе, который мечтал всю жизнь о большом романе и почти написал этот роман… И “Жизнь и похождения Тихона Тростникова”, его главная проза ― тоже замечательная проза. Он всю жизнь к прозе тяготел.

То есть, на Тименчика и Жирмунского он навёл напраслину, Мандельштама обобрал, а Некрасов – это вообще пальцем в небо.

Некрасов был движим нехудожественными целями, скорее околонаучными – описанием нравов. Взял занимательную форму плутовского романа (у которого у самого, как жанра, такая самая околонаучная цель; это прикладное искусство, если не вообще околоискусство). Так если психологический роман хотя бы обладает тонкостью наблюдений, то здесь "нельзя ожидать строгой характерологии в более позднем смысле этого слова, выработанном реализмом XIX в.” (http://www.vestnik.vsu.ru/pdf/hyman/2004/01/shpilevaya.pdf).

С какой стати Быков набрёл на Некрасова тоже понятно. Тот – революционер-демократ. Он плутовским сделал свой роман намерено. “Я”-повествователь там – лицо остепенившееся, осуждающее плутовские похождения себя-молодого. А Быков – борец с путинским возвращением неким России к СССР. Значит, можно Некрасова брать себе на вооружение, как на Болотной площади в 2012-м в одном митинге сливались либералы и левые радикалы. И Быков закрывает глаза или вообще не видит, что сатирическая точность (преувеличения на самом деле) Некрасова – просоциалистическая, а у Ахматовой – ради радикального отрицания вообще всего Этого света (ради иномирия). Почему и был Некрасов советской власти мил, а Ахматова – нет.

Наверно, при печатании Быковских умствований рукописи его не подвергаются внутреннему рецензированию.

А примеры точности слова им указаны верно (см. тут).

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/protiv-dmitriia-bykova-7-605d8f468ca98126167709a6