Зануда эта – я. Я часто начинаю с себя, потому что иначе меня могут вообще не понять.

Есть разные жанры критики. Я представляю тот, когда критик ищет идеал, которым движим был автор, сочиняя. И у меня есть догма, что типов идеалов меньше, чем пальцев на руках, и они незаметно превращаются друг в друга под влиянием жизни. И повторяются в веках. Один тип превращается, как правило, в другой, и эта последовательность тоже повторяется. Вот, скажем, у Пушкина было время, когда он из стиля гражданского романтизма перешёл в стиль реализма. Как бы был пьян, а потом протрезвел. Сперва думал, что мир движим к Добру выдающимися личностями, например, декабристами (которые себя от него прятали, но он как-то о них догадывался и их настроения так хорошо выражал стихами, что они их аж распространяли в своей среде). И вот он в деятельности дворянских революционеров начала XIX века на примере поражения целого ряда безнародных дворянских революций в Европе разочаровался, аж до выступления декабристов в России. И стал реалистом. Открыл, что жизнь изрядно зла, хоть добрых людей предостаточно. Это было новостью для общества. И Пушкин был едва ли не первым, кто это открыл. Его даже не поняли, и он, прославившийся на романтизме, потерял в популярности. – Что значит – быть впереди всех…

Таков, вообще говоря, реализм: открытие автором того, что в социуме уже есть, но им ещё не осознаётся.

Но так остро всё – у гениев. У творцов рангом поменьше – бледнее. И запоздать могут. Открыть могут уже открытую Америку. Но – честно всё: для себя ж можно открыть, что зла – много. И чеcтность, искренность – впечатляют по-своему.

Переход от так называемого социализма к реставрации капитализма в чём-то похож на эпоху поражений дворянских революций в Европе XIX века. И как Пушкин переходя в реализм грустил о времени декабристов, так и автор, которым занялся я, Ороев, в очерке “Дина" (2014): "Кто писал в школьные годы перьевой ручкой, тот помнит цвет этих чернил”. Речь об удивительном, фиолетовом, окрасе добермана Дины. А в то же время это намёк на романтическое советское время, которому сродни сама "романтичная натура” и Дины, и, как "Оказалось, что у доберманов” всех. Да и у повествователя и его хороших знакомых: "один мой друг, с которым нас связывают многие общие воспоминания о молодости, проведенной в дальних северных краях великого Союза. Мы побывали почти в одно время в одних и тех же местах Колымы и Камчатки, а познакомились уже только здесь, в европейской части России”. То время предстаёт в очерке добрым (что само по себе удивительно для нашего времени). Ну смотрите сами: упомянутый друг купил у бомжа Дину, которая потерялась у хозяев, хоть у него самого уже были "две сторожевых собаки очень строгих и грозных пород”. В злом мире первичного капитализма, который насупил в России много где стали нужны всякие охранники. А доберман – ищейка, и была другу не нужна. Из жалости купил. Добрый же. Из прошлого времени. Такому же и подарил, когда выяснилось, что его сторожа Дину не приняли. Как факт, он похожую – даже и по цвету – собаку за свой счёт вылечил и отдал хозяину, пришедшему за ней по объявлению, данному повествователем. Не без мистики было: "Необъяснимо только: почему он выбрал именно мой дом, чтобы прийти со своей бедой?” - В общем, доброе впечатление оставляет советское время и люди, оставшиеся в чём-то советскими. И, в пику этому моему разбору, очень ненавязчиво автор создал такое впечатление о таком времени.

Приняли б ли на конкурс сам очерк, если б написано было не так завуалировано? Тут мне пришло в голову, что и автору вуалирование, может, даже и в голову не приходило, когда он писал, ибо им двигало вдохновение. А оно бывает не без подсознательного момента.

И этому подсознательному, может, смутно хотелось выразить противоположность нового времени (времени, где гибнут или ранятся одна за другой романические натуры), - противоположность старому времени… Хотелось тихо выразить “фэ” этому новому времени. Тихо. Потому что стало ясно, что Зла, ой, как много оказалось в мире. – Автор это открыл для себя. Может, позже иных, но открыл. С печалью (и потому история Дины трагична). И с приятием (и потому эта история замаскирована под безэмоциональный очерк). – Реализм, получается. Идеалом такого вот типа движим был автор.

ПРОВЕРКА

Одна из моих догм заключается в том, что идеал – штука инерционная и быстро не меняется (разве что что-то такое стрясётся…). То есть в другом, близком по времени, произведении того же автора мыслимо узреть тот же идеал.

Я прочёл его “Вся правда о битве латышей с пермяками" (2010).

То же самое!

Благая романтическая советскость отдана несколько несоветским бичам (те бунтовали против низменного курса “догоним и перегоним”, по сути являющегося политикой подвода к капитуляции перед капитализмом, с которым нельзя было соревноваться по потребительству)… Вспомнились слова знаменитой песни 30-х годов: “Человек проходит, как хозяин Необъятной родины своей”… И всё это – как воспоминание. "Что касается нашего, некогда многочисленного племени бичей - искателей смысла всего и всякого, то время для него минуло безвозвратно. Вероятно, необходима была именно шестая часть суши с ее великим разнообразием ландшафтов и этносов, чтобы на ней могло расплодиться это лихое, привычное к беспривязному существованию племя, интернационал бродяг, осознанно, или неосознанно, ищущих постижения. Стоило пространству скукожиться до одной восьмой, как исчезли все, необходимые для забега в ширину души, условия. Да и массы сегодня заняты поисками совсем других смыслов, им не до гармонии пространства или времени, им бы просуществовать как-нибудь”.

С грустью протрезвел…

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/274.html#274