С чего начать?

Надо с себя.

У меня слёзы на глаза наворачивались, когда хоронили трёх, погибших в Москве из-за ГКЧП в 1991 году. А ведь я, совсем не годный для военного дела, подумывал – почему б и не подумать, если всё есть чистая абстракция – куда бы мне (в Одессе! Где всё было тихо) пойти-записаться, чтоб встать на сторону этого ГКЧП…

Вот такая коллизия.

Я чуял, знал, что народ обдурили демократы. И не знать бы вам, как это горько – мне, всегда бывшему с большинством и против власти (лжесоветской) – вдруг оказаться одному. Среди яркого августовского солнца. Делать то, что нужно для семьи. Когда страна на моих глазах гибнет. Небезнадёжная страна, хоть и погрязшая во Лжи. Но что Ложь, думалось. От неё именно из-за её лживости и можно избавиться.

Но стихия массового настроения меня невольно заразила, когда масса народа собралась провожать в последний путь этих трёх.

По телевизору говорили, что на стороне Ельцина рокеры. А я ж провинциал. Мне, что рокеры, что рок-музыканты – идейное одно и то же. Как я стал против Ельцина, когда он появился на моём горизонте, так я задолго до того стал против рок-музыкантов. Из-за их вседозволенности. И чутьё меня не подвело.

От меня не замаскируешься.

Я взялся слушать (тут) песню Гребенщикова “Я хотел петь” (1986), имея перед глазами такой текст:

На фонограмме было не всё так, как в тексте. Главное – в последнем куплете личные местоимения единственного числа (я их подчеркнул) были заменены на множественное. Суперэгоист Гребенщиков знает, что если индивидуалисты вместе – они сила. И эта сила в 91-м победила миллионы сбитых с толку, промолчавших и растерявшихся.

Я перескочу… Мне нравится философский аспект идеала ницшеанства – метафизическое принципиально недостижимое иномирие. За мистику нравится. Слаб-с. С детства слаб на мистику. Но кроме философии есть же и практический аспект этого мировоззрения. А там – мерзкая (мне) вседозволенность, исключительность сверхчеловеков. Но есть среднее между философией и практикой – неприкладное искусство. Я его понимаю как общение подсознаний автора и восприемника. – Тоже довольно далёкая от практики штука. И если там я нахожу ницшеанство по недопонятностям и неожиданностям – я в восторге. И наоборот. Если я подозреваю отсутствие подсознательного идеала, подозреваю сознание, привлекающее песню – ту же “Я хотел петь” – я настораживаюсь.

Вот я и раздвоился, когда под эту песню народный мститель Севастьян Григорьевич Соловьёв со товарищи (всего четверо) в фильме “Соловей-разбойник” (2012) крошит взвод за взводом солдат, посланных дрянной властью, властью с президентом во главе, уничтожить тех, кто с холодным оружием в руках сопротивляются строительству казино на месте дома колхозника.

Кто привлёк песню Гребенщикова?

В сценарии Охлобыстина (2005 года) её нету:

Значит, режиссёр.

Гребенщиков, сочиняя, тоже вряд ли вдохновлялся будущей кровью контрреволюции (тех трёх в 91-м и многих – в 93-м). Думаю, его мрак ницшеанский привлекал, который выражен больше в ритме музыки – очень там близко к метафизике – чем в словах.

А сам Охлобыстин?

Смотрим сценарий:

Тут – презрение к народу. Презрение либерала к народу-рабу, как либерал выражается, когда грубит. А авторское любование сверхчеловеком – налицо.

Но, может режиссёра, Баранова, можно оправдать? Ведь он же слёзы мне на глаза вызвал столкновением “мирной” песни Гребещикова с картиной рукопашного боя. А ещё раньше – песней о Стеньке Разине, гремящей за кадром, когда в кадре милиционеры пытаются убить Соловья. Пусть этот Соловей индивидуалист. Но он – представитель народа. А народ…

Я опять перескочу.

Меня когда-то пронзило, что выражение Феофана Затворника (укороченное мною): “Дело не главное в жизни. Главное – настроение сердца”, - подразумевает же мало ли какое настроение. Это ж выражение в том числе, временами, ницшеанства русского народа. О бессмысленном и беспощадном русском бунте Пушкин ведь не от себя сказал, а от имени глуповатого Петруши Гринёва. А вот Баранов, напитавшись этими словами у Охлобыстина (у того их разные персонажи проговаривают) – что-то мне кажется – выразил своё сокровенное: сам русский народ – ницшеанец! И это – чую, чую – у Баранова есть след его подсознательного идеала.

Слабый, конечно, резон – моё чую… Но иначе б слёзы у меня б не высеклись. А я есть инструмент познания художественного смысла.

В сознании-то у Баранова (фильм вышел в прокат в ноябре 2012-го) было обычное отчаяние либерала от того, что поднялась, да схлынула, волна протеста белоленточников против избрания Путина президентом, а перед этим против натянутой, мол, победы его партии на выборах в Думу. Потому фильм – чёрная комедия. Это – слёзы искреннего либерала-революционера (Баранову невдомёк, что просто отстранённые от кормушки либералы рвутся обратно, а не за народ страдают; предполагаю, что до него, ребёнка в 90-е {он родился в 1988} не дошло, КАК либералы народ мордовали, будучи у власти).

Но мне, аполитичному в деле толкования неприкладного искусства, безразлично, что у него в сознании. Мне важно найти след подсознательного идеала.

Я нашёл. Значит фильм не прикладной, как задуман сознанием режиссёра, а неприкладной. И ура!

Хочется кончить цитатой из статьи, натолкнувшей меня на этот фильм:

Конечно, если это реет в воздухе, то мало вероятно, что что-то такое попало в подсознание Баранова минуя сознание. Но… Я слаб-с.

Впервые опубликовано по адресу

https://klauzura.ru/2019/04/serdtse-krovyu-oblivaetsya-grebenshhikov-vs-ohlobystin/