С. Воложин
Ночь. Сядь возле спящего
Художественный смысл
| Против ветра истории искусства, страны и мира, учитывая идущую западнистскую глобализацию. |
Максимизирование № 3
Жизнь полосата, говорят. А еще: ничто не ново под луною.
Вот так же и в истории искусства. Светлая полоса сменяется темной, и потом опять приходит светлая. И в чем-то все повторяется. Эпоху Просвещения, наверно, естественно назвать светлой — корень слов общий, — сменившую ее эпоху романтизма, соответственно, — темной. Не с негативным оттенком слова "темный", а так. Если под знаменем Просвещения делали Великую Французскую революцию, с лозунгами "Свобода, Равенство и Братство", то естественно это все счесть коллективизмом. И столь же естественно, что реакцией на реки крови, полившиеся под теми знаменами и лозунгами, был индивидуализм и эгоизм, сосредоточившийся на своей внутренней жизни. Причем настолько, что плевать, мол, на действительность. Ее как бы и нет. Все — дозволено. — Чем не темная полоса? С тайнами, мистикой, непознаваемостью и т.п.
Это ж и с крахом коммунизма повсеместно наступило. И породило, в частности, такого писателя Мамлеева, Юрия Витальевича. И это его, наверно, упоминает Лида Ночь в своем рассказе "Сядь возле спящего, или обречение на ложь" (http://www.interlit2001.com/count/count2/counter.php?url=archive/volozhin.zip&act=download):
"Я смотрела прямо в глаза сумрака пустой, безглазой комнаты. Я боком чувствовала сквозящее через меня дыхание коридора. За моей спиной рыжая худая девочка скорчила корточки на полу и, жадно обнимая свои колени, пела тихим голосом песню, слов которой я не хотела знать (привет Вам, Юрий Витальевич — Вам, так любящему монстров и поющих детей)".
Этими словами, кстати, начинается вторая подчасть рассказа, отделенная от первой пробельной строкой.
Если в первой перед нами поток сознания этой "я", — одной из тех, кого она называет "земные мещане", — о метафизике, то во второй подчасти эта мещанка пытается дистанцироваться от своего потока сознания, от этой метафизики а ля Мамлеев, пробует взглянуть на себя как бы со стороны. Но... Опять соскальзывает в абстрактные рассуждения:
"Если снится кошмар, лучшее средство проснуться от него — широко раскрыть глаза. Они распахнутся прямо в горячо боготворимую нами реальность, словно гостеприимные двери. А если хочешь проснуться и отсюда? До каких пор они могут распахиваться перед нами?
До тех пор, пока будет чего бояться и от чего бежать.
То есть — возможно, бесконечно.
Я не верю в исход".
Вторая часть (внимание, не подчасть), отделенная тремя звездочками от первой, опять начинается попыткой объективации:
"Хм-м... Может, это продолжение "...спящего"[название, стоящее перед всем рассказом], а может, что-то отличное, самостоятельное, собственное[с тремя звездочками вместо названия].Если честно, для меня "Сядь возле спящего" — то, что живёт во мне уже несколько месяцев. Если точнее, то сколько? Два как минимум. Почему именно так? Спящий — это я. Условимся говорить так. Возле меня некто устроился, когда я спала. Я доверчива, беззащитна..."
В общем, можно понять, что ту демоническую метафизику, что в первой подчасти первой части, да и последующую, ей внушил кто-то из тех, кого мещанка называет словами "вообще-то люди не честные и не благородные". Она против той манипуляции, что проделали с нею. Но, строго говоря, она не смеет настаивать. Потому что спала ж. Или что-то вроде (если сон это образ какого-то похожего состояния в бодрствующем состоянии, когда людьми манипулируют незаметно).
То есть героиня осознает, что ввергнута в какую-то относительно истины ложь, которая во лжи, что сама во лжи и так далее. Относительно именно истины, потому что отрицательной эмоцией веет ото всего рассказа. Следовательно, идеал художника — истина. Вопреки темной полосе нынешнего искусства. И еще в идеале — коллективизм, следовательно. Что подтверждается иронией относительно солипсизма.
(Солипсизм — философское воззрение, признающее единственной реальностью собственное "Я" индивида).
Смотрите. Во-первых, эта фамилия — Самцин. Не только от слова "самец", аура которого пересекается с аурой слова "эгоизм" на негативном секторе обоих аур, но и от слова "сам". В смысле с большой буквы, "шишка", "главный". Во-вторых, эта двойная смысловая издевка над солипсизмом:
"Но, впрочем, не стоит считать смерть окончанием истории. Вы помните Корнея Петровича Самцина? Ну что вы! Он ещё считал, что никогда не может умереть как другие люди, потому что он — это он, Корней Петрович Самцин, и если он и умрёт, как бы это ни звучало ужасно, с его смертью наступит конец всему земному миру, и всем временам, ибо весь мир и есть внутри него, Корнея, а кроме этого нет ничего, и всё, что он видит вокруг себя, из него же и исходит. Да, он был неправ. Он умер, а вы о нём даже никогда не слышали. И, конечно, никуда не исчезли, и мир не рухнул, и время не коллапсировало.
Естественно. Ведь мир на самом деле находится внутри меня, из меня исходит, а я ещё жива".
Так что Лида Ночь плюет против ветра истории, истории искусства и страны. А может и — мира, учитывая идущую западнистскую глобализацию. И мещанкой она оказывается какой-то просоветской, что ли.
И, если уж максимизировать, то тирады ее героини против многоступенчатой лжи (а значит, во имя истины), могут ассоциироваться с многократным в прошлом предательством нас, целого народа советского и постсоветского, по отношению к самим себе, своим союзникам и тому миру, что ждал от нас... А мы все поддавались внушению... Как героиня рассказа... (Или лучше не говорить?)
Что я не вычитываю несуществующий смысл, говорит и другой, просто политизированный, рассказ "Тридцать шестой".
Это 1936-й год. Сталинские репрессии. Восстание героини (чего, вроде, аж не бывало в действительности, если подозреваемый находился на территории СССР) во имя ее идеала советского мещанина.
Я боюсь, что это неприятно читать кому-то... Обрываю. Извините уж.
15 февраля 2005 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.interlit2001.com/kr-volozhin-3.htm
| На главную страницу сайта | Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |