Одной из множества дворовых кошек я кидаю кусочки колбасы из окна. Выработал у неё условный рефлекс: как я появляюсь в окне, она бежит под него, готовая кушать. Вне окна я для неё не существую, как и все другие не опасные, обычно взрослые, люди.

Недавно был отдалённо похожий случай с человеком. Он считал Нестерова реалистом. В том смысле, что тот изображал натуроподобно. А я указал в двух картинах (“Осенний пейзаж”, 1906 и “Святое озеро”, 1890), что там отражённое в воде не соответствует отражаемому. Чудо, но второй раз в жизни мне встретился человек, признавший свою неправоту. Насмешка в том, что, убедившись, что не может анализировать просто потому, что не умеет видеть, он стал моим злейшим гонителем.

Неумение видеть происходит из-за холизма (часть для целого) в эпоху ещё не преодолённого редукционизма (сведение сложного к простому), которая наступила с расцветом науки в Новом времени.

Художники как выражаются, создавая экстраординарное? Образно и катартически. Чем-то выражая что-то (иносказание или можно сказать – второсказание) – это образно. А катартически – так сказать, третьесказанием (например, нецитируемое выражение мудрого невпадания в крайности хвалой красоты, Стрекозы, и хозяйственности, Муравья). И художники лишь как вспомогательное применяют прямое сказание. Например, изображают "святость, будто разлитую особой субстанцией в духовном воздухе, и – концентрирующуюся в определённых людях, остающихся в истории носителями её” (Александр Балтин. https://klauzura.ru/2022/05/religiozno-patriarhalnyj-uklad-mastera-k-160-letiyu-mihaila-nesterova/). Это как одно только превознесение Стрекозы за красоту – вспомогательность одного из противочувствий, лишь вдвоём рождающих нецитируемый катарсис.

Святость для Нестерова была поводом изобразить мёртвый вид одушевлённого существа в противоречии с оживляжем предметов неодушевлённых, что (противоречие это) являлось характерным признаком стиля модерн, которому и был привержен Нестеров.

Тот стиль возник от ужаса стандартизации, который нёс с собой капитализм эпохи индустриализации и выражал в последней глубине ницшеанское бегство из скуки и всяческой плохости Этого мира в принципиально недостижимое метафизическое иномирие.

Но Нестерова в этот крайний негативизм вогнали личные несчастья. Которые он ещё и мистически предчувствовал. И горе таки случилось. Жена родами умерла. У него было ТАКОЕ счастье с нею, красавицей, что последующее и не могло стать ничем, как наипоследнейшим разочарованием вообще во всём, всём и всём.

Он-то пишет – про накануне – хорошо:

"Всю ночь молился. Рано на рассвете был у Иверской. Быть может, впервые понял все, молился так, как потом уже не молился никогда. И Бог не оставил меня, не отнял у меня веры в Его величие, не ожесточил души моей, а просветил ее Своим Светом…” (https://www.litmir.me/br/?b=204502&p=26).

Так это про накануне. А что потом? Тем паче, что подсознательный идеал сознанию не дан. – Бог оставил его в том неосознаваемом идеале, категорически не принимающем настолько плохого Этого мира.

Это было в 1886 году.

Так и хочется думать, что стиль модерн с этим своим маркером: "Неживое живет активно, живое — мертвеет и застывает” (http://www.trinitas.ru/rus/doc/0001/005a/1241-alx.pdf), - Нестеров породил в своей душе сам, хоть тот тогда уже несколько лет как возник (“Богатыри” Васнецова уже были начаты в Париже и другие былинные вещи – тоже).

Вы видите мёртвое в этом лице? А живое – в цветах и платье? – Я вижу. Вопреки красному губ и одной (!) щеки. Слишком много серого, холодного на этом лице, и как-то очень уж мерцает платье. Не говоря уж о трагическом взгляде. А может, из-за красного портрет этот был художником уничтожен. Чтоб в следующей работе “Невеста Христова” (1887) уже ничего красного в лице не осталось.

"Нестеров в своих станковых работах [рубежа веков]… придерживается… может быть и бессознательно, живописных приемов модерна” (https://www.litmir.me/br/?b=204502&p=2).

Тут главное слово – "бессознательно” (относительно идеала, относительно художественности). Потому что без подсознательного бывает прикладное искусство (замысленное сознанием). Так я думаю в своём экстремизме искусствоведческом, потом только признавая, что подсознательное участвует и в создании эстетического качества (органической целостности: в каждой капле есть вкус моря).

Чем, как не подсознательным, можно объяснить, что описание, - написанное пусть и много-много лет спустя, - путешествия в Италию заканчивается после моря восторгов от тамошней живописи такими словами:

"Надо было рассчитать свои силы с тем, чтобы по возвращении домой можно было приступить к новой картине, которая все более и более выяснялась в моем воображении. Впереди было “Видение отроку Варфоломею”…” (https://www.litmir.me/br/?b=204502&p=34).

Фонтан внешней жизни никак не влияет на глубину внутренней. Для ницшеанства такая независимость особенно характерна. Тот как бы внеисторичен.

Замечательно, что и много-много лет спустя этот идеал всё ещё не дан созданию Нестерова.

А уж нашему сознанию и подавно (больно необычен для нас, обычных).

Не удивительно, что противоречия зачастую в упор не замечаются как противоречия. Вот кто замечает мёртвость?

Чуть ближе к истине:

"Для своей картины “Видение отроку Варфоломею” (1889—1890) Нестеров долго искал прообраз отрока, пока не встретил бледную девочку, с большими изумленными глазами и худенькой фигуркой” (https://www.trailart.ru/nesterov-mihail-vasilevich-svjataja-rus.html).

Бледность ближе к мёртвости, чем умиротворяющая спокойность. А что лица монаха там вообще нет и весь он в чёрном, о том вообще молчание. А также о том, что, хоть васильки цветут "с июня-июля до осени” (https://zen.yandex.ru/media/marina_volkova/vasilek-krasivyi-holodostoikii-cvetet-vse-leto-5e217c0fc31e4900addee258), и, следовательно, осенью не цветут, в картине же – цветут, несмотря на то, что уже середина осени. И молчок, что осень-то тут – роскошно золотая, что есть оживляж неодушевлённого.

А некий артистизм (привычка использовать противоречие) всё же не чужд Александру Балтину, и он так биографически приводит к теме святости:

Игнорируя не только то, что тема святости у Нестерова – для отталкивания всюду взята, но и то, что вся его предыдущая отроческая и юношеская жизнь была в проказах. Не будь она так бурна, Нестеров, может, не в ницшеанство б ударился (оно всё же активно), а во что-то около нирваны (в пассивное).

Но не всюду Нестеров применял катартическое выражение иномирия. В “Портрете И.П. Павлова” (1935) он сделал образное его выражение.

Тут надо на секунду отвлечься.

Ницшеанство, даже в философской его ипостаси, бездеятельной, аморально с точки зрения обывателей. Отвергать Порядок, сам принцип причинности Этого мира, раз он чем-то тебя лично не устраивает (за то, например, что в нём есть смерть, или, скажем, нет взаимной любви – ну где она для Нестерова, если его Маша была у него отнята через год!?) – это как-то аморально, согласитесь. И где-то похоже на ницшеанство – по железной трезвости – наука, если она касается людей. И той нет дела до морали, а только – до истины.

Плевать было Павлову на принятое мнение, что душа это высокое и не может исследоваться физиологически.

"…этот верный друг лаборатории обнаружил истинное и глубокое негодование, впервые услыхав о наших планах исследовать душевную деятельность собак в той же лаборатории и теми же средствами, которыми мы пользовались до сих пор для решения различных физиологических вопросов. Никакие наши убеждения не действовали на него, он сулил и желал нам всяческих неудач. И, как можно было понять, все это потому, что в его глазах то высокое и своеобразное, что он полагал в духовном мире человека и высших животных, не только не могло быть плодотворно исследовано, а прямо как бы оскорблялось грубостью действий в наших физиологических лабораториях” (https://bio.wikireading.ru/12231).

Вот в соответствии со своим подсознательным идеалом ницшеанства (сверхчеловеческого) и сформировалась у Нестерова установка Павлова возвысить над всеми обычными людьми, моральными.

Он применил так называемую перспективу из трёх точек.

"Чаще всего этим видом пользуются архитекторы, изображают небоскребы, высокие здания и тому подобное. Точка схода, которая находится выше линии горизонта, называется зенит, а та, что ниже – надир” (https://sketchbook.store/perspective/).

Нестеров отнёсся к Павлову, как к небоскрёбу, изображённому с точки зрения вообще несусветной.

Вы видите на картине, что точка схода параллельных прямых (жёлтым цветом они обозначены) в обычной природе, в пейзаже за окном, лежит на горизонте. А для Павлова с его столом и стулом точка схода параллельных (оранжевым обозначены) где-то выше горизонта. (Надо не обращать внимания, что оранжевые линии, собственно, именно в одной точке не сходится; не надо быть педантом; Нестеров рисовал по наитию, и не мерил.) И вы чувствуете, что точка зрения на Павлова такова, что плечи его ближе к нам, чем руки и седалище. Что ещё со времён Врубеля обеспечивает "монументализм” (http://artstudies.sias.ru/upload/Isk_2018_2_8-37_merejnikov.pdf). В данном случае – образ сверхчеловека.

А Александр Балтин лишь с помощью словесного артистизма включает этот портрет, противоположный святости, под эгиду всё того же Нестерова:

Биограф Нестерова, Дурылин, ближе подошёл к выраженной художником внеморальной сути науки в лице Павлова:

"…борьбы за новую истину, трудно дающуюся людям” (https://coollib.net/b/57011-sergey-nikolaevich-duryilin-nesterov-v-zhizni-i-tvorchestve/read).

.

Но когда, когда же, наконец, будет общепризнано, что Нестеров не художник святости?!?

Впервые опубликовано по адресу

https://klauzura.ru/2022/06/nichego-nikomu-nelzya-dokazat/