Зачем он втюхал цифру 8*** в картину, написанную к 30-летию Победы?

Кудреватый, не объясняя, зачем именно 8, исходя из формалистский тенденции, натянул , что у Мыльникова была повадка нанизывать изобразительные детали на "линии, формирующие скрытую геометрическую структуру изображения”.

А я думаю, что раз случившееся-таки нанизывание (см. тут) больше не повторилось. Здесь же линия выпячена, а не представляет собою "скрытую”.

Выпячен и чёрный цвет. И это – в пику всё увеличивавшейся с 1965 года торжественности празднования Дня Победы. Это явное огрызание как-то не соответствует и с 60-х годов проявившемуся подсознательному идеалу пробуддизма как результату разочарования художника в советской власти, ставшей, собственно, не советской, а мещанской (его “Сёстры” и “Лето” – см. тут). Особенно мещанство и негатив к нему выражен в “Лете” верёвкой с сушащимся бельём на… пляже, во время массового отдыха. Этот быт висит там на первом плане! – Вот, причина разочарования художника, думал я. И спросил себя: а что в этом плане может символизировать восьмёрка?

Оказывается:

"В 1533 году в труде “Оккультная философия” Корнелиус Агриппа назвал число 8 – числом материального успеха, финансового благополучия, процветания и изобилия, наградив тем самым число 8 почетным званием самой денежной цифры” (https://www.livemaster.ru/topic/96370-a-chto-vy-znaete-o-tsifre-8).

То есть и в “Изобилии” (см. тут) не зря была скрытая линия в виде положенной на бок восьмёрки, знака бесконечности… дурной, поскольку никак советская власть не могла справиться с задачей роста производительности труда в сельском хозяйстве (с чего и началось у Мыльникова разочарование вообще во всём-всём на белом свете).

В 1975 году в картине к юбилею перед ним открылась смертельная болезнь лжесоциализма – вещизм, который убьёт страну, что чуть было не сделала нацистская Германия. И он закричал почти по-экспрессионистски, забыв об успокаивающем малочувствии своего пробуддизима.

Осознал ли он это? – Наверно, да, раз так публицистически выпятил восьмёрку. За что надо именования художественным это произведение лишить. Ибо публицистика, даже и скрытая, это не искусство. Она уж слишком от ума.

Когда задумывал эту статью (а было это утречком, в тенёчке, на детской площадке, совершенно пустой, хоть выходной день – непонятны мне здешние люди, да и не диво: не общаемся), я хотел рассказать, как я стал человеком не от мира сего, так сказать. Это внешне не заметно, потому что нечем мне похвастать про свой мир. Про него кратко выразилась моя жена покойная. Я случайно наткнулся на её письмо подруге, и, грешен, я его прочёл. Она писала про меня (мы тогда недавно ещё поженились). Она написала: он живёт мыслью. Я к тому времени уже кончил самообразование и начал писать. В стол. Показывая только при случае знакомым. И не всем. Я писал толкования произведений искусства. А это творчество.

После института я попал в ужасное место. Мне казалось, что там вполне мог работать выпускник начальной школы. Мне, глядя на чертёж детали, надо было вычислить, какой длины кусок круглого проката какого диаметра надо отрезать, чтоб из него выковать полуфабрикат, из которого с наименьшим снятием стружки можно было выточить данную деталь. – Я сбежал оттуда в НИИ. Стал конструктором радиоизмерительных приборов. Пока электроника была слаба, бывало нужно сконструировать и механизмы с движением (я аж чуть изобретение раз не сделал: опоздал на 20 лет, как оказалось при рассмотрении в институте патентной экспертизы). Но из-за засилья стандартизации в той отрасли мало было творчества механику. И я стал писать толкования. А это – творчество, ерунда у меня получалась или нет. Наверно, какой-то перец в этом был. В том письме жена приглашала подругу приехать и обещала, что посещение местного художественного музея в моём сопровождении оставит у неё впечатление на всю жизнь.

Так я стал не таким, как большинство. Жизнь моя коренным образом изменилась, хоть внешне это было не заметно. Например, я шёл с женой на базар, чтоб нести тяжести, но там я занимался обдумыванием очередной проблемы толкования. Параллельная жизнь в любую секунду, пока, скажем, не перехожу дорогу (надо ж не попасть под машину). На тротуаре я уже заодно и в параллельном мире. Кроме работы и сна – я там. Жену устраивало: я не гулял налево. Первенца я непрерывно учил. Но после пяти лет ему это надоело, и больше я на него времени почти не тратил. В общем, не от мира сего.

И вот, если Мыльников тоже был не от мира сего, то у него был шанс стать людям не понятным. Потому что произведения неприкладного искусства художественный смысл имеют обязательно скрытый, и он может до большинства не дойти. Достаточно, чтоб то, что вдохновляет художника, не было популярным. Например, не мещанским. А мещанским является всё обычное, в том числе и переживание войны как несчастья. Ужас же Мыльникова, что на войне-то был массовый творческий подход к выполнению чуть не каждого боевого приказа (умение сохранить жизнь уже требовало творчества, тонкого расчёта, через сколько секунд будет следующий выстрел по тебе и т.д. и т.д.), а после войны-то все как бы заснули (о чём глотку рвал Высоцкий в каждой квартире). Вот и Мыльников присоединился. А мог ли его понять заснувший? Жизнь без творчества это норма для большинства.

Мещанин без развитого вкуса черный цвет “Прощания” через 30 лет после окончания войны сермяжно истолкует как воспоминание об ужасе неизвестности, встретятся ль мать и сын или нет. И то же – касательно всех корявостей в картине. – Банально? – Для большинства это не недостаток.

Так думал я начать статью. А пришёл домой, и как-то написалось иначе, и про подход издалёка забыл.

Но мне напомнили – банальностью: что нет никакого скрытого смысла у чуть не плаката. Война – горе утрат. И всё. А если искусствовед Кудреватый и видит в картине восьмёрку и мутит что-то про нанизывание фигур на линии, то чихать на его размышлизмы, они от лукавого (искусствоведение – муть). Нет никакой восьмёрки!*

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/razgadka-iavnoi-zagadki-u-hudojnika-mylnikova-6291e41a00cde16d53a4cf2b?&

"Картина заставляет ощутить, какой ценой досталась Победа. Невозможно забыть лицо матери, провожающей сына в бой. Их будоражащие силуэты, их фигуры, их чувства — как отзвук происходящего в миллионах семей, когда родные уходили в огонь войны, навстречу врагу. Каждая деталь здесь емка, реальна, символична, как и все происходящее. Сопоставление дальних обобщенных планов с этими деталями подчеркивает значимость общего, ситуации и отдельного, с главенством облика старой женщины как воплощенной духовности, нравственности. Глубина ее образа соотнесена с глубиной ее чувства в наполненном войною**, жестоком мире. Облик матери дан на такой драматической ноте, что она будто олицетворяет боль и подвиг всех матерей. М. А. Дудин, защитник полуострова Ханко — "Красного Гангута", писал: "Перед этой картиной можно плакать о величии подвига, воссиявшего над бездонной пропастью материнского горя. Эта картина — песня мужеству и благородству, вздох удивления, слеза восторга и скорбь памяти одновременно".” (https://rusmuseumvrm.ru/data/collections/painting/19_20/milnikov_aa_proschanie_1975_zh_10399/).

- А можно ещё и добавить: как можно игнорировать размер холста 2,5х2,5 метра. Это ж монументальное полотно. Вещь – от латинского monumentum, от moneo — напоминаю. То, что напрямую связано и с общим социальным климатом и атмосферой, преобладающей в общественной жизни. А было время брежневского рая, торжество стабильности. Не грех было напомнить, от ЧЕГО оттолкнулись, достигнув такой стабильности. Заразить на минуту отчаянием плохого начала всё-таки победной войны, освещающей всю последующую жизнь страны, трудную.

**- Это натяжка искусствоведа. Это не вот только начавшаяся война сделала таким страшным её лицо, а надрыв работы на земле при царе и после него, голод в 1921 и в 1932 годах, репрессии. Не война владеет чувствами матери и сына (младшенького, наверно), ибо оба они чуть не единственные, стоящие вертикально. На этой картине ещё вертикальны только столб и фабричная труба, помеченные мною синими вертикалями.

***- Цифра 8 – это боевые потери в миллионах. Цифра нарисована над военными.

- Пронзительная мысль! Но мог ли так думать Мыльников в 1975 году?

Советский демограф профессор Борис Цезаревич Урланис в своей книге “История военных потерь: Войны и народонаселение Европы. Людские потери вооруженных сил европейских стран в войнах XVII–XX вв.” (1960, 1994), а точнее, в её французской версии указал цифру в 10 миллионов человек” (https://topwar.ru/179090-poteri-rossii-sssr-v-vojne-s-fashizmom-jazyk-cifr.html).

Если предположить, что Мыльников был в курсе этих чисел, то мысль о восьмёрке не верна. Но понятно, почему она возникла – от следующего исследования 1993 года: