20 лет и 20 дней прошло со дня смерти моей жены, Наташи. А на меня вчера накатило пленительное чувство активной любви к ней. Отчего? Просто оттого, что в дзен-ленте мне предложено было прочесть что-то о Юнне Мориц; я прочёл и в который уже раз возмутился, что та выродилась в стихоплёта на политически актуальные темы; и вспомнил, что она, наверно, в молодости не была такой, раз на неё в письме сослалась аж моя Наташа, мой кумир по части эстетического вкуса. Я тогда письмами ухаживал за Наташей. А она колебалась: посвящать меня, как оказалось, в то, что она ещё любит бросившего её любимого, или не посвящать. Я чувствовал неладное и требовал искренности. Она же, отбиваясь, сослалась на Юнну Мориц, ошибшись, как я только что раскопал, что то не “Поэма о Еве” (такой нет), а “Я хуже, чем ты говоришь”.

Меня поражает, ЧТО может любовь… Я вчера полдня убил, разыскивая, что мне Наташа тогда, 52 года назад, предлагала прочесть, а я так и не прочёл – ни тогда, ни когда бы то ни было. И вот наутро не в силах заниматься чем-то, кроме этих поисков, а всё же нашёл по смыслу это стихотворение. – Ну как, ну как мне это удалось?!. Как диво, что мне удалось с расстояния 1000 км Наташу взять в жёны.

Интересно, есть в этом стихотворении след подсознательного идеала, на наличие которого я давно уже молюсь?

Лирическое “я” предлагает мне сдаться силе чувства, зажигаемого во мне ею. Это повторение кредо Ахматовой: если сильно хочется, то можно. Лишь слабо чувствующим – хула: "А та, что сейчас танцует, / Непременно будет в аду”.

Наташе льстит, что я в неё влюбился и явно очень. И она не прочь заразиться (это ж заразительно). Надо только не дать мне потухнуть – мы так далеко друг от друга живём, а царствует работизм, мешает… А я, похоже, могу – ей представляется – переключить её любовь с того на себя. И это её саму вгоняет в разнос. И она себе тоже потенциально разрешает всё, как лирическое “я” Ахматовой. В этом смысле лирическое “я” Мориц жесточе. Оно – как моя игривая жалоба Наташе, что она сердцеедка себе на уме (с чего началась наша переписка). “Я” Мориц "разлюбила”, но наслаждается силой своей зажигательности. Хм. Плохо Наташа помнила стихотворение, раз предлагала мне его прочитать. Оно могло, наоборот, отвадить от такой опасной женщины, как сердцеедка.

А может, она именно для разжигания шла на обострение возможности разрыва? "Там так написано о женщине, что мы признались во всём, покаялись, но довольно лукаво, потому что вся хула, которая возводится там на жен наш род, нисколько не умаляют женщин. Мы возмутились бы и не поверили, если б сказано было, что этого в нас нет”.

Чувствовала, что она ТАК хороша, что можно и рискнуть? Но она потом признавалась, что не чувствовала никогда свою прелесть. М. Какая молодец! Уверен, что не врала. Она не знала, чем именно она меня взяла за душу, но видела, что взяла. Ну не осиной же талией (я так вслух, чтоб слышала, про неё сказал товарищу: “Смотри, какая рюмочка!”, - когда мы поспешили по моему предложению догнать стайку хорошеньких девушек, идущих впереди).

Боже! Как я её люблю!..

Но. В чём странность стихотворения, если она там есть?

Сталкиваются хула и влюблённость и рождают вседозволенность. Но не плотско-духовную, а какую-то иномирную (ведь она разлюбила): "свет… над тобой”.

(Это странность: обычно выражают – образами, у тут – катарсически.)

"… голубой свет” – это как в античности красота, достигнутая скульптором, но которой не встречается в реальной жизни. Иномирие такое.

Куда – из-за жути от Этого мира (каждый может же, вот за долги, попасть в рабство) бежит подсознательно автор.

А что в 50-х годах страшило Юнну Мориц? Её изгнали из Литературного института в 1957-м за выкрик: “Революция сдохла, и труп ее смердит!”.

Да. Если она поняла, что коммунизма не будет, это способно погнать вон из Этого мира вообще в иномирие. Метафизическое.

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/ZLJY0s5-YjK-gEl6