Боже, как же мне жалко, когда рушатся догмы…

Те, что я сам для себя создал, вроде бы, нечего жалеть. Ибо кто я такой, чтоб их придерживаться публично? – Ан нет. Они меня много раз выручали, и я это вырученное публиковал. И мне их жаль.

Сейчас я хочу повертеть в мозгу догму об идеалах-тупиках.

Если правда, что идеалы со временем, под действием истории духа, плавно превращаются друг в друга наподобие цветового круга от красного до фиолетового, повторяясь в веках (и более коротких периодах) в одной и той же круговой последовательности…

То правда ль, что есть идеалы-экстремы? Идеалы-вылеты вон… В тупики, как ультрафиолетовый и инфракрасный…

Долго я думал, что правда.

Аналогом полюсов цветового круга: фиолетового и красного, - в ценностном плане для меня были коллективизм и индивидуализм. Коллективист с мягким характером при изменении духа времени в сторону индивидуализма может приспособиться и станет гуманистом. А коллективист с твёрдым характером не сможет и сорвётся, мол, в ингуманизм. В ультрафиолет. В плюс бесконечность. Ну а в полюсе индивидуализма – наоборот. Мягкий по характеру индивидуалист приспособится и станет исповедовать гармонию низкого и высокого. А твёрдый не поддастся и сорвётся в суперэгоизм. В инфракрасное. В минус бесконечность. – И если обратного хода времени нет, то и не вырваться из экстрем никогда, до смерти художника.

Особенно это видно, если круг растянуть (во времени, идущем слева направо) в синусоиду.

И вот полезла необходимость в исключениях.

Для Блока понадобился обратный ход времени, чтоб объяснить, как он, улетевший в ультрафиолетовый символизм, под действием приближающейся, а потом и победившей Октябрьской революции (коллективизма) стал из своих заоблачных далей (где идеал благого для всех сверхбудущего должен был сбыться), - стал возвращаться к этой революции с её надеждой на победу благого идеала чуть не завтра.

Так же для Вознесенского, разочарованно-очарованного, пришлось вспомнить, что плюс и минус бесконечности сходятся, и поместить его туда.

А что делать с Ларионовым? Он же из своего инфра (лучизма) вернулся в воспевание обычности серенькими морскими пейзажами, в красный полюс мещанства. Или что можно Блоку на высоких частотах электромагнитных колебаний, то можно и Ларионову на низких?

Ну хорошо. А как с Матюшиным быть? Что такое его так называемый фиолетовый импрессионизм?

И что значит его отличие от импрессионизма?

"Стремление к цельности зрительного образа отличает школу Матюшина от импрессионистов с их “фрагментарным”, “беглым” восприятием” (http://www.raruss.ru/avant-garde/2541-matiushin.html).

А ещё: как цельный Матюшин позволил себе в 1913-м написать какофонию для оперы “Победа над солнцем”?!.

Или, отвергая отступление революции (1905 года) как силы (какофонией), он (живописью) нащупывает несиловую революцию?

Что это может быть?

Честил отступившую революцию он вместе с Малевичем… А тот сознательно стал анархистом. А анархизм давно скатывался в силовой путь к коммунизму.

Что если Матюшин агрессивно поругать отступившую революцию вместе с Малевичем согласился, но почувствовал, что ему с силовиками не уютно?

Ему роднее не разрушение, а созидание. Впереди брезжило его "Расширенное смотрение” (http://rusavangard.ru/online/biographies/matyushin-mikhail-vasilevich/).

Увидеть то, что никто не видит – вот интерес! А все перестали видеть мирную анархию. (Вы уж, читатель, простите мне итоговое сведение истории духа к социальному. В этом я – марксист. Не во всём же Марксу быть не правым, как нынешняя либеральная мода требует.) Социальное, которое никто, кроме одного художника, ещё не видит, в случае скорого будущего усиления пока невидимого называть принято реализмом. (Реализм иначе можно назвать мудростью {а натуроподобное рисования под реализм подделывающееся – глупо и есть околоискусство}.) Но что если скорого будущего усиления социального явления как раз не предвидится? А видится только не скорое, очень не скорое...

Тогда и получается Матюшин! Похожий на теософа. Но не теософ.

В своей статье “Опыт художника новой меры” Матюшин отмечает, что к проблематике четвертого измерения был привит оккультизм, от которого он тут же отклонился, что дает повод относиться с некоторою осторожностью к связи, установленной критикой между Петром Успенским [теософом] и Матюшиным” (http://www.d-harms.ru/library/daniil-harms-i-konec-russkogo-avangarda14.html).

Так если фиолетовый импрессионизм Матюшина был как-то всё же близок к просто импрессионизму, этому воспеванию абы какой жизни (среди ужаса победительного империализма), и обычный импрессионизм в описанной мною выше системе радужных аналогий был красный полюс, то матюшинский фиолетовый двинулся от близости к тому полюсу (оранжевости) – уж и не знаю, что выбрать: влево или вправо, - к зелёному на приведённой выше синусоиде. К некой гармонии. А “гармонизатор” одно из понятий выпущенного Матюшиным в 1932 году “Справочника по цвету”.

В тоталитарном СССР на словах очень хвалили гражданскую активность (гнобя её практически), а она сродни анархии (без центральной власти), сродни самодеятельности малых коллективов в федерации федераций (словосочетание Прудона). – Вот этому – загнанному в маргинальное состояние – социальному явлению и соответствует живопись Матюшина после исканий по всем современным ему “измам”, которые, будучи индивидуалистскими, в последней глубине выражали ницшеанское иномирие. И потому не могли его удовлетворить.

Измученное искусство. И мучающее. Именно искусство, а не туфта. Потому что автор совершенно не имеет в сознании того идеала, который живёт в подсознании и оттуда всем-всем распоряжается. (Все разговоры художников о технике или частностях изображения – не имеют отношения к идеалам. Художники не любят витать в эмпиреях.)

Я б такие произведения, как у позднего Матюшина, назвал бунтарскими. И упомянутую музыкальную какофонию Матюшина – тоже. Их большинство современников не понимает, не принимает. А теперешнее “авангард” хорошо только для проколлективистских настроений (Матюшина включающих за обслуживание им идеала малых коллективов). В ХХ веке основное движение истории было порыв к коммунизму (коллективизму), пусть и не состоялся прорыв. Так с какой стати авангардными называть многочисленные “измы” выражающие суперэгоизм, ницшеанство? Особенно, если согласиться, что будущее человечества – коммунизм (без его “каждому по разумным потребностям” человечество просто погибнет, а его первоначальное без этого “разумным” было ошибкой Маркса, что не отказывает квалификации коммунизма как главного направления движения истории ХХ века).

И бунтарское, и авангардное может быть искусством и неприкладным, движимым подсознательным идеалом, и прикладным (с осознанием идеала), и околоискусством.

А выражающее суперэгоизм я б назвал модернизмом. В своём начале (в конце XIX века) оно именовалось модерном и не было бунтарским, ибо почти сразу было принято в обществе, в первую очередь в высшем обществе, как метка исключительности.

Чёткость разграничений получилась бы хорошей. Даже при том, что главное внимание обращалось бы не на формальные черты, а на идеалы, очевидностью не обладающие.

Принимайте!

В любом случае я в заглавие ставлю вопросительный знак и понадеюсь на будущее.

Прошло два года. Обнаружив, что статья не опубликована, я счёл возможным её не исправлять (ошибки – учат), а просто дополнить вновь открывшимся обстоятельством. Оно в том, что для каждого произведения футуриста можно найти угрызение совести, которое связано с тем вариантом прогресса, который воспевается в произведении. Именно из-за этого угрызения совести футурист, как бы закусив губу до боли (это искажения натуроподобия), бросается вперёд – хвалить то, что он счёл прогрессом. В знаменитом “Бобэоби” Хлебникова таким прогрессом была мысль, что, раз в теории относительности Эйнштейна время участвует безотносительно к направлению времени, то можно как-то воскресить русских моряков, погибших в Цусимском сражении. Угрызением совести было то обстоятельство, что Хлебников был тогда чуть не единственным человеком в России, знакомым с теорией относительности, и – как, мол, тогда донести до людей свою мечту? В не менее знаменитом “Дыр бул щыл” Кручёных прогрессом была идея анархии как способа управления при будущем коммунизме. Изъяном этой идеи была склонность анархии к самоизвращению в насилие. У Маяковского, осуществлявшего большевистскую агитацию до ареста, угрызением совести было влияние на него охранки, убедившей и сорганизовавшей его переход в искусство, при оставшемся идеале коммунизма: он предал, получилось, этот идеал.

А Матюшин в тогдашнем шквале теософии прогрессом считал возможность действительного расширения восприятия*. Художники, например, и в самом деле, в отличие от обычных людей, могут как бы смотреть одновременно на лицо портретируемого и на фон вокруг его головы. Угрызением совести была неизвестная Матюшину доля выдумки, прилипающей к теории.

Вот закусыванием губы до боли и была утрированная фиолетовость его картин.

Впервые опубликовано по адресу

https://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6957.html

*- Оно, оказывается (см. тут), есть использование реально существующих иллюзий зрения, которые можно использовать для создания впечатления, что картина ВСЯ выполнена насыщенными цветами, образом коммунизма. Достаточно науки (знать) и не нужен силовой путь в коммунизм, ни анархистский, ни сталинский.