С. Воложин
Лимонов. Смерть рабочего
Иллюстративный смысл
Иллюстрация ницшеанства. |
Скучно
Мой соученик-одноклассник (что-то зажились мы с ним на этом свете) сказал мне на днях по телефону, что будь он бог, он бы назначил всем жить, скажем, до 75-ти лет, а потом – умереть. Это он – глядя на мающегося скукой своего отца, где-то далеко за сто лет прожившего. Я ему возразил: “Нет, ну что ты. Вот мне предложи две жизни прожить, я б согласился. Я ж чуть не каждый день по статье пишу. Люди в фейсбуке мне за них лайки ставят, сердечки, перепечатывают…”.
И вдруг я подумал, что две жизни – это слишком.
Подумал, прочитав рассказ Лимонова “Смерть рабочего” (1988).
Эту вещь я стал читать с подачи Татьяны Москвиной:
"Лимонов – один из лучших писателей России. Может, и лучший…
Закройте ваш вечно распахнутый для возражения рот и прочтите рассказ “Смерть рабочего”… Это совершенная проза… пронизанная тем, что мы называем человечностью, когда хотим похвалить эту тварь, человека…” (“Отверженный” в кн. “Культурный разговор”. М., 2016. С. 73-74).
Как в воду глядела – возражаю: полную чушь изрекла. По крайней мере – про этот рассказ.
Лимоновым выдана нуда бесполезности человеческой жизни. Причём жизни, осознанно сделанной автором полностью бесполезной. – Почему осознанно? – По такой цитате:
"Одно дело, когда умер Юло Соостэр… Он оставил после себя детей, картины… А слесарь, ему, должно быть, очень страшно идти в ледяной мир из этого ледяного мира, где он был посторонним и чужим, только соседом. Ни детей, ни картин…”.
То есть ценностью для повествователя является хоть какая-то победа над временем. Дети обеспечат память об отце аж у внуков, а может, и дальше. А картины, если хорошо впечатлят души зрителей, могут и совсем долго волновать людей. То есть Надвременность есть пафос Лимонова.
Одно это сразу говорит, что он ницшеанец. То есть ему отвратителен Этот мир, и не может быть и речи о "похвалить эту тварь, человека”. Тем более, если человек такой, каким сделан рабочий Толя.
Что на Отрицание Толи работает? И то, что он заводской рабочий. То есть – никакого творчества, способного победить время. И то, что у него детей нет. Он молчун исключительный. Из-за этого его бросила жена. Не выдержала молчания. И то, что нет того злодея, который бы его испортил. Даже голодуха войны не обязана была ему обеспечить рак желудка. В санаторий его, вон, отправлял завод – подлечить что-то там с желудком (власть-то – рабочих). Просто ТАК плоха Эта жизнь. Для выражения такой мысли подобраны такие особенности этого Толи.
Точно известно, что чем выражать. Ницшеанству уже было 100 лет в 1988 году. И если Лимонова угораздило во всём-всё-всём разочароваться, то, пожалуйста, ницшеанствуй!
Тогда надо нуду возбуждать в читателе. – Пожалуйста: в сюжете ничего не происходит, кроме медленного умирания Толи от рака. Чтоб что-то всё же писать, сделана для Толи одна почти противоестественность. Его тянет в соседу, Эдику. (Тот изрядный кобель. Живёт – мгновением. А не, как Толя, "Баб боялся”.) Эдик эту тягу принимает (тем более что Толя его, изрядно бедного, поначалу подкармливал). И вот это общение и даёт материал для нагнетания нуды.
Соответствен заданию и сухой, протокольный язык повествования. Яркость – чрезвычайно редка.
"— Врешь ты все, — лицо Смерти изобразило что-то вроде улыбки. Череп заулыбался. — Кобелить отправляешься…”.
Даже ритм – монотонный – выражает нуду.
"Сорокачетырехлетний слесарь Толик сидел на кухне старого дома на Погодинской улице мощным медведем, голый по пояс, и лениво ел яичницу прямо из чугунной сковородки”.
Первое предложение. 24 слова. "…дается избыточная для читателя информация о персонаж[е] с большим количеством деталей и уточнений” (Шалыгина. Время в художественных системах А.П. Чехова… http://shaligina.narod.ru/disser_1.htm).
"Кухня, окрашенная в цвет цикорийного кофе, пахла как много лет не убиравшаяся клетка с дикими животными”.
Третье предложение. 16 слов.
"Между тем три семьи, населявшие квартиру, меняясь каждая раз в неделю, убирали кухню, прихожую и службы”.
Четвёртое предложение. 16 слов.
Нам это всё надо?
Разве – чтоб терпеть.
И во всём этом видно знание, как выражать ницшеанство. Для меня, давно знающего эти приёмы (по разборам Чехова), Лимонов ничего не открывает. Скучно. Я не мыслю, чтоб экстремист по натуре, Лимонов, которого с юности тянуло сочинять стихи, не понял Чехова (а многие в СССР не поняли, ибо неэкстремисты и способны других понимать только по себе), - Чехова, который тоже ведь экстремист по подсознательному идеалу.
То есть по крайнеё мере этот рассказ – иллюстрация знаемого – ницшеанства, а не написан он ради ЧЕГО-ТО, чему слов не подобрать.
Если б я был с аналитической мощью Шалыгиной и не знал о существовании Чехова, я б открыл для себя ницшеанца-Лимонова. А так… Я в нём ницшеанца просто узнал. Бледное повторение Чехова. Скучно.
И что с такой осведомлённостью много о чём в искусстве мне делать во второй жизни, если б она мне была дана? Особенно, вспомнив, что по-моему ж типы идеалов повторяются в веках. По кругу. Одно и то же. Один и тот же набор. Как что до крайности плохо в мире – так ницшеанство голову поднимает. Как надежда засияет – повторятся тип идеала, как в Высоком Возрождении – Гармония.
Скучно.
Разве что долбить и долбить то, что вот уже десятки лет мне известно, а пробить я никого не могу. Но, мол. Вдруг капля по капле и камень точит… И я б во второй жизни заметил, наконец, что я не зря долбил одно и то же.
7 апреля 2019 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
https://zen.yandex.ru/media/ruzhizn/skuchno-5de3a86395aa9f00b1a4c65f
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |