С такого названия (но без вопросительного знака) я начал писать заметку о художнике Криволапе, решив попробовать с ним разобраться, когда впервые наткнулся на такую репродукцию его “Коня”.

Я не знаю, получится ль у меня что-то внятное написать об этом художнике, но писать я начал, зная себя. У меня бывало, что удавалось до чего-то додуматься просто потому, что начал писать. – Как же, - спросите, - пусть и начинать писать о произведении, если о нём решительно нечего сказать? – А я начинаю с описания чего-то про себя.

Я могу сказать определённо, что Криволап явно отпустил вожжи. Не вседозволенность ли он воспевает? Не ницшеанец ли он?

Сам я так неравнодушен к ницшеанству – из-за его сногсшибательной метафизичности – что могу понадеяться на своё чутьё к нему. Могу сказать, мне повезло, что я именно с этой репродукции у Криволапа начал. Было б хуже, если б с этой.

Первая своим таинственным свечением отдалённо напоминает “Украинскую ночь” (1876) Куинджи. А именно с неё и началось у Куинджи его ницшеанство (см. тут), его порыв к исключительности.

У меня есть установка, что типы идеалов повторяются в веках. Поэтому для меня совсем не проблема увидеть ницшеанство и за тысячи лет до появления на свет самого Ницше. Просто Ницше резче всех словесно очертил такой тип идеала. Поэтому мне, почитав у Чаадаева о безнравственности Гомера, ничего не стоит Чаадаеву поверить и Гомера определить в ницшеанцы. В самом деле, ритм же вырывает человека из обыденности. А это уже отсвечивает возвышением над Добром и Злом. А мысль о приобщении слушателей песен Гомера к жизни аж богов, которым нет (или почти нет) ограничений, тоже ницшеанству не перечит. Важно лишь, чтоб человек ощущал зыбкость жизни как таковой, экзистенциальность своего временного пребывания на Этом свете, который совсем даже безразличен к твоему существованию. И такое настроение может накатить в любое время. И вероятнее всего – в плохие времена. Так что достаточно вспомнить, что Криволап живёт в современной Украине с её каким-то ненахождением себе цели, чтоб, зная, как там тяжело жить (в 2009-м по-своему – тоже), чтоб согласиться с большой вероятностью впадания Криволапа в это экстремистское мироотношение. 1946-го он года рождения. Было в чём разочароваться и дойти до крайности.

Даже сама прогрессистская урбанизация могла Криволапа удручить: "Дивлячись, як відходить ця гоголівська Україна (бо нові будинки міняють настрій самої природи)…" (http://1576.ua/video/5722), - и заставить его убежать из действительности во вневременье.

Причём бегство это не субъективное, как у романтиков – в свою прекрасную душу от этого плохого-преплохого внешнего мира. Нет. Он бежит во что-то сверхприродное. Как это неизвестно что, светящееся под копытами коня в ночи…

А тут?

Там вдали что? Что-то или помарка? Похоже, что нарисовано Ничто. А не Гурзуф. Название – насмешка над наивным зрителем. Художник не то выражает, что рисует и что мы видим нарисованным. Есть текст, а есть подтекст. И не только в литературе, но и в живописи. И нарисованные кони не коней означают.

Не ради узнаваемости человеческих фигур на причале или восхода месяца на том берегу написана картина. А ради того, неизвестно чего, что нарушает логику “повествования” – ради двух вдруг багровых отсветов в воде у нижнего края. Ради немотивированной большей яркости отражённого месяца по сравнению с ним натуральным. Ради багровых необоснованных полосок багрового над и под дальним берегом. – Это* – образы иномирия, недостижимого в принципе, зато способного быть помысленным, пусть и абсурдным.

Такой идеал, противопоставляющий себя христианскому тому свету с тех пор, как Ницше о нём рассказал, может быть мещанами, большинством человечества, сочтён как аморальность.

Но я б предложил руководствоваться иным.

Неприкладное искусство – не жизнь, а испытание сокровенного. Ницшеанское испытание – очень жестокое. Кто-то может и сломаться. Но человечество не сломается. Оно выдержит и тот ужас, который сейчас творится на Украине.

Прав украинский политолог: "Я хочу парадоксальную вещь сказать… Вы верно замечаете, что действия украинцев в последней ситуации оно не выглядит как соответствущим обще- как бы принятому представлению об украинском национальном характере: практичных, прагматичных. Ну потому что не такой на самом деле оказывается. Оказывается, что украинцы это… ну не сильно отличаются от русских, мягко скажу. Они не сильно отличаются, потому что это свойство русского, как раз, национального характера. Выдумать себе идею, и потом, значит, через всякие кошмары до этой идеи добираться. Так, собственно говоря, вот эта мечта, во всяком случае, для молодого поколения, вот эта идея европейская она была так, как, например, у русских коммунизм” (40:05 http://trueinform.ru/modules.php?name=Video&file=article&sid=151761).

В жизни идеократия большой кровью пахнет. Но, повторяю, неприкладное искусство – не жизнь. Как написал некий Суриков, смещать соотношение (Зла к Добру) в художественных моделях в пользу зла (5/8 к 1/8) в надежде на активизацию каких-то внутренних резервов сопротивления злу есть итоговое благо.

Может, хваля украинцев за их экстремизм в искусстве, мы в жизни вернём даже в ажиотации отвернувшихся от нас братьев? Мы и сами такие… Мы – одной крови, одного большого менталитета.

Впервые опубликовано по адресу

http://webkamerton.ru/2017/02/beznadyozhno/

*- Но ведь чушь – сводить художественный смысл целого полотна к одному-другому как-то зарисованному его кусочку. Слова автора вопиют против навешивания ему идеологии. “Меня лично задевает то, что живопись, которая была наибольшей ценностью искусства, самым благородным мастерством искусства, сегодня используется для лакейского обслуживания… идей” (http://artukraine.com.ua/a/manifest-hudozhnika--anatoliy-krivolap-aktualnoe-iskusstvo-vyrozhdaetsya/).

- Я просто без объявления одной своей догмы поступил. Она в том, что художественный смысл как-то чувствуется в любом кусочке произведения.