Реалист Бальзак, наверно, умом не понимал окружающее общество, раз любил аристократию, а гнобил ее беспощадно. "Его великое произведение, - писал Энгельс, - нескончаемая элегия по поводу непоправимого разложения высшего общества; все его симпатии на стороне класса, осужденного на вымирание. Но при всем этом его сатира никогда не была более острой, его ирония более горькой, чем тогда, когда он заставлял действовать именно тех мужчин и женщин, которым он больше всего симпатизировал, - дворян". Мне это напоминает "Рукавичку" Костюнина (http://www.pereplet.ru/text/kostjunin12sen06.html). Автор написал о возрождении нравственности в России в связи с крахом социализма и выходом религии на первую роль в идеологии.

Ну в самом деле, казалось бы. В кои веки впечатлил бы "я"-повествователя евангельский эпизод? – Только в новой России. В советские времена Евангелие и не читал-то почти никто.

Кстати, в чем заключается подстава по логике "я"-повествователя? В чем аналогия с Христом и Иудой? – Советское общество, как и Христос, заранее знало, кто вор: "Юрка был из большой семьи, кроме него ещё три брата и две сестры. Сестрёнки младшие. Отец у него крепко пил, и Юрка частенько, по-соседски, спасался у нас". Советское общество, как и Христос, подставило Юрку пороку: "только "после сего куска и вошел в Иуду сатана"", только после восьми лет изгойства в школе и деревне, после внушения Юрке, что он вор-по-сознательному-выбору, он им стал. (Потому что на самом-то деле он был вором-по-несознательному-выбору. Не зря на вопрос, КАК оказалась у него под майкой бесполезная, но красивая рукавичка, звучит ответ на карельском, без перевода, но сделано так, что мы понимаем: "не знаю как". Не зря так долго Юрка не кончал с собой. Он поддался общественной силе, внешне не возражал, что он вор-по-сознательному-выбору. Но про себя то он знал, что по несознательному… И этого "я"-повествователь не знает. Знает ли автор – поговорим после.)

Итак, через какое-то время ПОСЛЕ навешивания ярлыка Юрка поверил, что он вор-по-сознательному-выбору. Когда пришло время воровать, чтоб выжить, чтоб сознательно и обосновано идти на воровство, Юрка УЖЕ был с сатаной внутри. Ибо советское общество его-де подставило. И "я"-повествователь, в прошлом, в том числе.

И не было бы счастья, да несчастье помогло (в подтексте разбираемого текста). Вместе с хозяйственным и правовым хаосом вернулась, как реакция, может, религиозность. И мораль, следовательно (в подтексте, опять же, разбираемого текста). Самосуд стал чем-то вроде становления гражданского общества и активности добра. Такая активизация морали произвела впечатление на Юрку. Это уже не по Евангелию. По Евангелию, - введенному не повествователем, автором – в эпиграф, - клин (предательство Иуды) клином (торжеством зла) выбило (раскаяло Иуду). А по "я"-повествователю – наоборот (торжеством добра раскаяло Юрку). (Понимает ли это наоброт автор – поговорим, опять же, после.)

Ну а тут в самый раз сказать, что и кончил автор (как и начал – эпиграфом), явив себя: дав (не знаю, имеет ли это специальное название) в конце послеграф, так сказать. Тоже из Евангелия. В общем, казалось бы, рассказ - о возрождении нравственности и религии в постсоветской России.

(Сам же Костюрин – автор статьи, в которой очень трезво буквально вывел национальную идею России: "укрепление обороноспособности" (http://www.pereplet.ru/text/kostjunin25jun05.html).)

Так я хочу сказать, что это очень плодотворно для художника чего-то недопонимать, самовыражаясь в художественном произведении.

А выражена в рассказе "Рукавичка" национальная идея России, которая владеет ею беспрерывно тысячи лет. И сейчас тоже. Это примат (лат. primatus) общего над частным.

Уж как живо написано унижение личности в СССР – обыск первоклашек, самораздевание прямо в классе, на виду у всех!..

Кошмар!

Как бичевание Бальзаком аристократов. "Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит".

Бальзак хотел одно, а получилось другое: он открыл закон капитализма – стремление к максимальной прибыли. Не социологически открыл, а художественно.

Если б я внимательно читал Бальзака (то, что читал), я б имел право сказать, что, по "закону Выготского", процитировать общий художественный смысл его романов (вышеупомянутый закон капитализма) нельзя. Но я надеюсь, что так оно и есть на самом деле - нельзя.

Нельзя процитировать и художественный смысл "Рукавички".

А выражен он, в частности, превалирующей в рассказе сухостью изложения, голостью, как писал Толстой о "Повестях Белкина", прозы:

Можно, конечно, и суше: я редко вспоминал школу. Но это потому, что Костюнин недопонимает себя. Его повествователь сообщает об очень взволновавшем его самоубийстве. А стиль избран очерковый. Перед нами реализм, вдохновляемый тайно зреющим в душе социологическим открытием. Нравоописательный очерк имеет своим пафосом разбор моральных пружин. Разбор. В чем дело, что с родиной непрерывно беда.

А давит модный ответ: коммуняки виноваты и верой спасемся.

Вот и получаются непрерывные отступления от очерковости. То евангельские тексты вставлены, то сама фабула прохристианская, то эмоции повествователя-во-время-повествования прорываются:

То эти эмоции структурируют аж произведение:

Не хотел заглушать боль, а заглушил – Евангелием. Ибо это не вполне авторское – послеграф. Оно такими же тремя звездочками отделено от вышележащего текста, как и "советская" часть от "постсоветской".

В общем, сплошь нарушение очерковости, а – очерк.

И оттого, что все время нужно продираться через нарушения, прорисовывается в душе закон. И чувство, что это художественно.

Я так и не подошел к обещанному разбору, отличается ли от религиозного "я"-повествователя автор, пусть даже тоже религиозный.

Думаю, отличается. Все-таки это мода – религиозное, мол, возрождение в России (всего 2% истинно верующих о чем-то ж говорят и чувствуют себя истинно верующими). С другой стороны, "исследовательский" пафос не новость для Костюнина:

Вопросы, вопросы… Типичный настрой реалиста-очеркиста. – Ничего заранее не известно. Пафос – художественно-исследовательский.

Я надеюсь, что читатели не станут отвлекаться на правоту/неправоту в авторском (или моем) отношении к евангельским строкам. Вещь-то – художественная, а не прикладная религиозная. Важен художественный смысл очерка, а не его религиозная "политкорректность".

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/9.html#9