Как весело кричат на свадьбе: “Горько!” Счастье, то-бишь, даёшь.

Kis·lev – так подписал художник свою… И не знаю, как назвать. Это литография с несколькими мазками краски по ней. И сделана она из двух частей. Мода такая.

Изображён Иерусалим. Святой город для иудеев. И висит это произведение в доме верующих в иудаизм. Только как-то так, что они согласны иметь дело с живописью, с чем, я слышал, иудаизм не позволяет вроде иметь дело. Семья купила “картину” в Иерусалиме же лично у автора. Тот, видно, тоже не ощущал своё произведение как явную антирелигиозную (антииудейскую) вещь (если не предполагал, что не поймут подколки). И поэтому стиль примитива, который он применил тут, не следует понимать как жёсткий негативизм по отношению к религии вообще и к иудаизму в частности.

Даже несколько наоборот, смею подумать я, религиозно необразованный, но читавший Владимира Соловьёва.

Веруя в единство Бога, еврей никогда не полагал религиозной задачи человека в том, чтобы слиться с Божеством, исчезнуть в Его всеединстве. Да он и не признавал в Боге такого отрицательного и отвлеченного всеединства или безразличия <…> религия должна быть не уничтожением человека в универсальном божестве, а личным взаимодействием между божеским и человеческим Я. [Потому у них в Храме торговали. Земное, мол, небесному не мешает и наоборот.] Именно потому, что еврейский народ был способен к такому пониманию Бога и религии, он и мог стать избранным народом Божиим” <…> Праотец Авраам <…> искал личного и нравственного Бога, в которого человеку не унизительно верить, и этот Бог явился и призвал его и дал обетования его роду <…>

Это соединение глубочайшей веры в Бога с высочайшим напряжением человеческой энергии сохранилось и в позднейшем иудействе. Как резко, например, оно выражается в заключительной пасхальной молитве о пришествии Мессии: "Боже всемогущий, ныне близко и скоро храм Твой создай, в дни наши как можно ближе, ныне создай, ныне создай, ныне близко храм Твой создай! Милосердый Боже, великий Боже, кроткий Боже, всевышний Боже, благий Боже, безмерный Боже, Боже израилев, в близкое время храм Твой создай, скоро, скоро, в дни наши, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне скоро храм Твой создай! Могущественный Боже, живый Боже, крепкий Боже, славный Боже, милостивый Боже, вечный Боже, страшный Боже, превосходный Боже, царствующий Боже, богатый Боже, великолепный Боже, верный Боже, ныне немедля храм Твой восставь, скоро, скоро, в дни наши, немедля скоро, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне создай, ныне скоро храм Твой создай!" (с латинского перевода Буксторфа). (http://krotov.info/library/18_s/solovyov/evreistv.html).

То есть идеал пользы, быстро достижимого будущего, этот характерный для мещанства идеал, не имеет большого отличия от идеала иудаизма.

А как с точки зрения, внешней этим идеалам? – Такая лёгкая достижимость несколько ущербна.

У Кислева, кажется, именно эта внешняя точка зрения: он не всюду примитивист на своей “картине”.

Вот нижняя левая часть. Спускающиеся вниз ступеньки.

Эта постимпрессионистская обводка контуров предметов – ещё не примитивизм. Как и чистый цвет*.

*- У художников называют чистым цветом краску из тюбика, не смешанную, узнаваемую. А у этого художника на зеленых ступеньках много разных оттенков желтого/

- Виноват. Не вгляделся. Но голубая-то стена – точно чистый цвет.

А перспективное сужение ступенек – вполне ж реалистично. И не знаменательно ли, что именно там и сделал художник те несколько мазков (жёлтым) на несколько мёртвой же всё-таки литографии. Там, мол, его, художника, суть: он-де не примитивист.

То есть, если примитивизм – не органичен для автора, то выражаемая с помощью примитивизма достижительность так же ущербна, как и сам примитивизм. Примитивизм себя ж примитивным не ощущает.

И направлено это неощущение ляпа именно на рукотворное – на строения. Ибо когда он применён в отношении природы (вырисованность буквально каждого листочка дерева на переднем плане), то лёгкой насмешки над зрителем (покупателем “картины”) почти не ощущаешь. Дерево-то всё же очень близко стоящим изображено. Чуть ли не так же и сам Левитан писал.

Ко вдали стоящим кипарисам – с реалистической (заданной ступеньками) точки зрения – тоже почти не придерёшься. Они и в жизни настолько густы, что сплошным массивом листва их выглядит.

Вот только обведено каждое – как и всё тут – очень тонкой кисточкой, обмакнутой в белила.

Но это и не замечаешь, если не всматриваешься.

А работает эта обводка на главное, что сразу ощущаешь в произведении, на переживание скоро достижимого, даже достигнутого счастья. Вот же оно, вот – эта ослепительность летнего солнца, отдающаяся и в этих тонких обводках, и в яркости всего-всего. Сияют же стены домов, их крыши, купола, небо, сами тени – крепостной стены, например, - сияют.

Сами сезанновские чёрные контуры обводки предметов, и те снабжены внутри - ради сияния, наверно - тончайшей белой линией. А темно-зелёные листья в тени - белыми точками.

Ну а то, что так без стеснения корявы дома, косы башни?..

Так не без того, чтоб детским счастьем это отдавало. Есть же свой плюс в примитивизме!

"Блаженны верующие в достижимость своего насквозь материалистичного идеала безбожники! Способные этим лишь и удовлетвориться…" - как бы говорит нам художник, не лишённый реализма. Лукаво подозревая, что и верующие в иудаизм этим моментом больше дорожат, чем духовным. Как факт (для него): покупают же его “картины” религиозные евреи Иерусалима.

Слабым подтверждением того, что Кислев не религиозный фундаменталист, служит то, что, слышно, он родом из СССР, атеистического государства, насквозь пронизанного мещанством по сути и высокой идейностью по форме, не выдержавшей испытание временем. Не в пример, правда, фундаментальному иудаизму, выдержавшему всё. Но всё же последний живописи чурается, а вот Кислев - нет. Поэтому можно думать, что к фундаментальному иудаизму он относится так же, как к лживой высокой советской идейности. И склонен быть артистом, то есть притворяться. Не без усмешки, хорошо скрытой, чтоб не сказалась на успешности (тем более в Иерусалиме, где, можно слышать, фундаменталисты задают жару людям, к иудаизму не так, как они, неровно дышащим). Сама форма существования рассмотренного его произведения тоже несколько двусмысленна и работает на усмешку – литография, предмет ширпотреба, но… с несколькими подлинными мазками кистью в присутствии покупателя. Как бы подлинник…

Надо признать, что основания для несколько юмористической трактовки произведения Кислева у меня довольно шаткие – один угол полукартины, реалистический, и слабо выраженный примитивизм в изображении созданий природных, да метод создания вещи.

Можно ли что-то подобное увидеть на других его произведениях? – Можно. В той же семье есть и другая его литография.

.

Тут выражено настроение не безудержного и бездумного счастья, как в первой, а едва ли не строгого торжества. – Столица иудейская!.. Её высотное преобладание над районами города со следами других религий: христианской церковью, мусульманской мечетью…

Влияет панорамность, большее количество неба, большая отдалённость города от точки зрения зрителя, большая масштабность гор на заднем плане.

Тут вполне реалистичны облака и… передний план: гранатовое и инжирное деревья.

Казалось бы, какая реалистичность в этих деревьях? Плоды, вон, как выпячены.

Случилось так, что дом хозяев “картин” стоит над прилегающим к дому, “ступенью” горы ниже, садом. И из окон точно так же видны несорванные гранаты на самой макушке дерева. Будто художник именно отсюда их и живописал.

Правда, опять вполне по-примитивистски выписан каждый листок.

Но мы уже помним, что такой примитивизм не очень проявляет себя.

А примитивизм строений - чуть ли не такой же.

На этот дом вид на композиции - сверху, но нарисован он так, будто на него смотрят снизу: его плоской крыши снизу не видно. Таких нарушений несколько (при рядом стоящих домах, видных сверху).

Сикось-накось стоят дома.

Тут, для случая государственности, вспоминаются слова Жаботинского, что евреи тогда могут стать полноценным народом, когда среди них появятся, также как и у других народов, свои бандиты и проститутки. Не до жиру - быть бы живу… Не до аристократии. Сначала - полноценный народ. - И вот полноценный народ образовался. Из тех, кто веками, не имея свой государственности, не имел и аристократии. И в этом даже есть некая гордость. В ХХ веке, на волне выхода на историческую арену низов, художникам было совсем не стыдно обратиться к примитивизму. Одного Шагала тут достаточно вспомнить.

Вот так вторая сторона амбивалентности примитивизма и проявляется во второй “картине” Кислева. Совсем мала тут доля улыбки художника. И всё-таки она есть.

То есть проверка удалась.

Впервые опубликовано по адресу

http://7iskusstv.com/2011/Nomer5/Volozhin1.php