Пролетел я с оценкой (обнаруженного одним ни в чём не заинтересованным корреспондентом) безразличия большинства присутствующих на евромайдане к евроинтеграции Украины в начале декабря в 2013 году. Я оценил безразличие как мещанство большинства присутствующих. Невольный намёк получился на проплаченность присутствия и на оранжевость революции. Оранжевые ж революции это движения меньшинства, считающего себя духовной элитой, а не народа, то есть большинства, элитой себя не считающего. И оранжевые революции выражают интересы меньшинства. В России в 1991 году, например, на стороне – так они себя называли – революционеров были, например, рокеры, отличающиеся “катанием на мощных мотоциклах и тяжелыми кожаными одеяниями” (Большой толковый социологический словарь). Это – дорогое удовольствие. И идеал таких людей – вседозволенность предельного опыта в обществе потребления. ГКЧП мыслился как возврат к советской власти, которая хоть и лживо боролась со вседозволенностью, но всё-таки боролась. И рокерам этого было не нужно. А народу – нужно, как это стало явным через 20 лет. Менталитет народа не меняется веками. То же, собственно, с украинцами. Они любят лузгать семечки, как и другие славяне. И мечтая о рае Европейского Союза, хотят скорее без виз туда ездить в своё удовольствие, а не потому, что работы не станет от наводнения страны западноевропейскими товарами. Но то – народ думает про безработицу, а не активисты с политическим темпераментом.

Последние же идут на майдан стоять как на обычное дело, пожалуй.

Революция и… обычность.

А я пролетел с мещанством активистов. И вернули меня к истине Гойя с Лотманом.

Лотман одним своим соображением побудил, было, меня усомниться в художественности (противоречивости) офортов Гойи. Вот оно, соображение:

“Обеднение жизни (тупость, идиотизм, физическое безобразие) тоже может быть предметом искусства, но оно требует компенсации в виде подчеркнутого отрицательного отношения автора. Это мы видим в карикатуре или, например, в гравюрах Гойи”.

“…два противопоставленных объекта меняются доминирующими признаками… Эти перевернутые сюжеты, как правило, использовались в сатирических текстах”.

Как правило...

Но!

Для меня-то сатира – малохудожественный род искусства. Он имеет дело со знаемым. Автор, критикующий нечто, ЗАРАНЕЕ знает норму! То есть в таком произведении не будет загадки, тайны для восприемника, ибо не было её и для автора. Автор не подсознание своё выражал, мечась в противоречиях текста, а сознание (равномощная противоречивость ему не нужна.) Идиотизм (отрицательное), будучи отвергнут (отрицательным к себе отношением автора), даёт нормальность. Отрицание отрицания есть утверждение. Тут чистая логика.

Было б жаль отдавать Лотману Гойю для характеристики, мол, в гравюрах он сатирик.

Ну кого он высмеивает вот здесь?

http://coleccion.obrasocialncg.com/autores_260_goya.html

Или пусть даже здесь не сатира, а восхваляющая изопублицистика – всё равно жаль признавать и то, и то.

Судя по названию, он высмеивает женщину (как вариант, по крайней мере).

А ну, анализируем, как предлагает Лотман: безобра`зное, перевёрнутый образ, нежная маленькая женщина на войне – иронией (ей взобраться на гору трупов здоровенных мужчин пришлось, чтоб дотянуться фитилём до запального отверстия; ну а как она до того целилась-двигала эту громаду-пушку? или она по-женски, без понятия, не целясь, наобум Лазаря стрельнет) – Гойя превознёс героиню (уж на что, на что, а на порыв женщина способна, пусть и бесполезный).

Или что-то не то в этом анализе?

Движемся иначе.

Трогательная нежная женщина на… героической войне (все до смерти на своих местах были) – это нормальная для народа война: до смерти тяжёлая работа.

Трогательная хрупкость, нежность женщины – это сама по себе ценность. Героизм мужчин на войне, не солдат (они не в форме), не отступать до смерти – это тоже ценность, совсем другая. У мужчин испокон веков принято на войне вести себя геройски. То есть Гойя столкнул друг с другом ценностные противоречия. То, что и определяет художественность, принадлежность к высочайшему искусству.

То же, собственно, и с вариантами понимания названия в зависимости от интонаций произнесения (которых нет!): насмешка / восхищение.

Ну а разве это подсознательное переживание – нормальность? – Да, пожалуй. Пока Гойя это не открыл. То есть это – реализм!?

А ну, смотрим “Капричос”.

http://gravura.ts6.ru/book_history_engraving/western_european_engraving_19th_Francisco_Goya.html

Тоже перевёрнутый образ всадника. Шпоры на ослах. И вверху они. На людях. Но главное – как ни в чём не бывало всё. Ослы дружатся друг с другом. Люди…

Нижний – тот совершенно равнодушен. Всё нормально. Верхнему, да, невмоготу что-то. Но оба смотрят вниз. Привычно*. Ну власть. Ну она от Бога. Так устроено. Что ж. Ну бурчит один.

В чём вид “подчеркнутого отрицательного отношения автора”? – Неужели в заглавии? Или всё же в изображённой ненамеренности поменять норму?

Безобразная норма + ненамеренность её поменять = ?

“Лишь тогда, когда “низы” не хотят старого и когда “верхи” не могут по-старому, лишь тогда революция может победить” (Ленин).

В случае с невосставшей Испанией и Гойей ситуация какая-то оранжевая: низы (человек, лицо которого ниже) привыкли, некие верхи (человек, лицо которого выше) будоражат. И – пшик. То есть опять реализм! Бесплодность оранжевых революций (как на Украине в 2004-м, как в Кыргызстане в 2005-м, как в Белоруссии в 2011-м, как безнародные дворянские революции в Европе после падения Наполеона). То же – с недоговорённостью в названии. Там “Заткнись, слабак!” или “Скинь осла!”? Что если и то, и то. И итог – совершенно неожидан и нецитируем: “Договорись с товарищем!” И – мудр, как это всегда с реализмом. Аж до некой чуть не безнравственности доходящее спокойствие: вот так оно есть, а я, автор, не при чём; разве что открыл то, что вы не видели.

Потому и такая отстранённость от содержания чувствуется в уравновешенности форм. В свету одна часть ствола, в тени – другая. Тёмная верхняя часть женской фигуры – светлая нижняя. Пирамидальность композиции в правой части офорта – пирамидальная гора слева. Статуарность господствует и в другом офорте. Встретились, упёрлись друг в друга. Друзья…

Эти статуарность, уравновешенность не только в изображениях, но и в недоговорённости названий, могущих быть частями прямо противоположного, доказывают, что перед нами не произведение, характерное эпохе Просвещения (хронологически на которую приходится творчество Гойи). У Просвещения тут была б “в лоб” страсть: “Так! Так! И только так!” Как у оранжевых теперь.

Нет, реализм (социальное открытие художественным, т.е. противоречивым, образом) у него – это редкие, наверно, прорывы. Он был всё же сыном эпохи Просвещения и воспевал заранее, до акта творчества знаемую норму.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/190.html#190

*- Если это лицо выражает привычное, то дальше нечего читать.

- А почему б и не привычное? Рыночные связи крестьян в межкрестьянских отношениях были только в Северной Испании. Аграрный прогресс до Испании не доходил. То есть революционных настроений, как во Франции, в остальной Испании не было. Недовольные уезжали в Америку. Процветал и другой протест – в форме разбоя. Но это не разбойников изобразил Гойя. Многие необеспеченные шли в монахи. Значит, оставались на месте люди поспокойнее. В Испании капитал избегал замледелия. Значит, выкачивать налоги деньгами было нельзя. А только деньгами можно было круто, как во Франции, налоги увеличивать и людей обозлять. По вине церкви испанское общество даже к концу XVIII в. поражало путешественников-иностранцев своей отсталостью. Крестьянство было почти сплошь неграмотно и крайне суеверно. Именно таким и быть привычными к невзгодам. Возмущение всем этим возникло только у самых передовых людей. Но их было поразительное меньшинство – члены патриотических обществ. Впрочем, критический “французский дух” проявляется и у них робко. Чего же ждать от народа. Никакой революционности.