Говорухин, наконец, создал нечто художественное – “Конец прекрасной эпохи” (2015).

Раздумывая, как писать дальше, я вспомнил своего давнего знакомого… Он что-то зашёл ко мне домой и как-то получилось, что увидел книгу (я любил покупать книги). Название её было “Искусство нравственное и безнравственное”. Москва. 1969 год. Как раз тогда и был этот конец прекрасной эпохи – шестидесятничества. Книгу ту сдали в печать (как на ней написано) в сентябре. А полёт человека на Луну (о чём и в фильме кусочек есть) был в июле того же года. Помню, я очень, но тихо, горевал, что американцы нас обскакали (обратно поведению персонажей фильма). И оттого смутно помню, чем мы – на работе – приобщались к этому событию. Наверно, какой-то транзисторный приёмник слушали, раз по фильму наше радио об этом молчало. Наверно, была только-только куплена та книга и лежала на виду.

Да. Так о чём я?.. Знакомый мне и говорит, вертя книгу в руках: “Я удивляюсь, как ты сумел не испортиться?”

Я был стихийный шестидесятник. Левый, а не правый, как почти все герои фильма (кроме капитана милиции, которого играет Гармаш). Правыми можно называть и должностных оппонентов и тем и тем шестидесятникам – всяких партийцев и комсомолок, более или менее обжиравшихся в фильме и в жизни.

А Говорухин, ненавидящий этих партийцев и комсомольцев, хорошо устроившихся при реставрации капитализма, этих предателей коммунизма, снявший “Вертикаль” в 1967-м с Высоцким, левым шестидесятником, фильм скрыто оппозиционный, но вряд ли художественный, потому что – от головы он… Я представляю, с какой ненавистью он снимал теперь ту якобы прекрасную эпоху, когда расцвели и правые шестидесятники (с Галичем вместо Высоцкого – для чёткости напишу)… М! Как он их – и Довлатова в том числе (по рассказам которого фильм снят) – ненавидит! – Настолько, насколько этого не видно в фильме (кроме, опять же, эпизода с капитаном милиции).

Господи! Я был почти такой же, как эти мещане-журналисты, пошлый с женщинами. Даже гораздо хуже, чем эти. (Ну разве что не как эти эстонки две – ультрарациональные в сексе. Это уж совсем… Кстати, а как их изысканно-натуралистично снял Говорухин! Вот уж где высший градус ненависти…) Но я был и как-то – как? идейно-политически, что ли? – настолько чище этих приспособленцев милейших, насколько грязнее их я был с женщинами. Но я терпел почти всегда с женщинами фиаско не только потому, что был невзрачен, а, думается, ещё и потому, что я был чужой в этой мещанской клоаке. Как я ни притворялся своим – меня чуяли. И отшивали. (Я еле-еле досмотрел фильм до конца, так, вроде бы, сочувственно снял эту мещанствующую интеллигенцию гнилую Говорухин.)

(Я тихонько представляю, как некоторым противно это политизирование читать… но ничего не могу с собой поделать.)

Хм. Вспомнилась недавняя телепередача с Говорухиным, притворяющимся, что он обожает Довлатова… Я нашёл те слова:

"Помню в 89 году в Америке меня приятельница хотела познакомить с Довлатовым, - рассказывает Говорухин. - Говорит: "Вот он за столиком сидит, давай познакомлю вас!" А я тогда еще не читал его книги. И отмахнулся, мол, не надо. Через год после этой встречи Довлатов умер... А я, прочитав его книги, понял, каким же я дураком был. Надо было подойти, познакомиться” (http://www.kp.ru/daily/26391/3268869/).

И я, наверно, не прав, кипя ненавистью к прославлению мещанства Довлатовым. А Говорухин – прав: "Мне он очень нравится как писатель. Замечательный... Чеховский...” (http://rg.ru/2015/07/02/govoruhin.html).

Странно. Я Довлатова читать не смог от тенденциозности его, а Чехова – поди раскуси… Или мне что-то плохое попало Довлатова?..

А ну, “Чемодан”, который Говорухин для экранизации отверг. – Так. Подтрунивание над неудобствами жизни в СССР тех, кто хочет жить побогаче без особого вкалывания. Автора подтрунивание возвышает? – По-моему нет. Хоть и чувствуется скрытый апофеоз мелкого. Вот автор “Доктора Живаго”… Я, помню, удивлялся: в конце читал, словно ходил по облакам. Там был какой-то великий Мещанский идеал. А тут – мелкий. Или это именно меня не вдохновляет мелкий, и – мне только чтение не нравится? Жванецкий выезжал на том, что смешил… А от Довлатова лишь иногда хохотнёшь. Но поскольку я теперь смехачей, можно сказать, ненавижу, то… Милый человек – Довлатов, но скучно мне читать его рассказы. Хоть я и признаю, что мелкость выражена даже стилем. Предложения – короткие, “антисоветские”, ритмические, как стихи. Вот начало “Чемодана” (записанное, как стихи):

Далее следует речь представителя этой несграбной советской власти – ну так там менее это заметно (но всё равно сколько-то есть – стиля ради):

Ответ – антисоветчика, следовательно, более ритмически организован:

Первый рассказ – про фарцовщиков. Второй – про бегство в область

Ну зачем это было Говорухину, когда у него сердце горит на приспособленцев, на империю Лжи (СССР), на предателей коммунизма и Справедливости!?. Потому он и говорит, что у него не экранизация “Компромисса” Довлатова, а скорее нечто собственное, на личный опыт опирающееся. Так “Компромисс первый” ему ещё годился: там редактор бракует журналисту очерёдность перечисления стран (сперва должны-де быть страны народной демократии…), потом бракует очерёдность перечисления стран народной демократии (Венгрия – за путч в 58-м – не должна быть первой). А “Компромисс второй” Говорухину уже не нужен. Там больше про жульничание на ипподроме, чем про причёсанное юбилейное (50 лет) сообщение об ипподроме. А вот “Компромисс пятый” про поиски достойного новорождённого (отец эфиоп и еврей – не годились) – годился. Вот только милиционера (которого в кино играет Гармаш) – нету. Естественно. Станет Довлатов вводить персонажа-милиционера, возвращающего данную ему по его просьбе почитать запрещённую книгу “Грани”, с таким диалогом под водку в закрытом кабинете:

Не выдержал Говорухин, сорвался в публицистику.

Может, и надо было. И Чехов срывался – в образы иномирия. Довлатов, вон, сплошь образы милой мелкости давал. Так говорухинское через наоборот: ненависть в показе этого мило-мелкого, - пожалуй есть художественность, а не юмор-сатира, очевидные. От очевидного меня б не корёжило так (я б просто брезговал тенденциозностью). А так – испытывалось сокровенное: я ж сам, бывало, шёл на компромисс. Просто я был технарь. Это было далеко от того, что называется "идеологическая работа” (Чемодан).

Но стихоподобный стиль Довлатова (да и всех писателей третьей волны) я не сам заметил, а с подачи литературоведов. Следовательно, можно предположить, что у Довлатова тут работало подсознание. Следовательно, его произведения всё же искусство.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/367.html#367