С. Воложин
Гольбейн. Портреты и др
Художественный и иной смыслы
|
Персонажи и не тут (взгляды – в бесконечность, и обесцвечено всё), и – несгибаемы внутри. В то же время ТАМ, хоть и лучше, чем тут, но это ТАК далеко, что то благо только на тутошний аскетизм цвета (как достоинство) и работает. |
Муки сомнений
Я отличаюсь от обычных зрителей произведений изобразительного искусства. Я следую мнению великого методиста преподавания литературы Гуковского. Он считал, что школа обязана из учеников делать мини-литературоведов. Вот и мне хочется, чтоб мои читатели хотели от меня набраться желания стать мини-искусствоведами. Сам я для этого должен быть искусствоведом несколько большего масштаба. А искусствоведение – это наука. Там есть свои законы. Я поднабрался – с миру по нитке – нескольких законов и даже для себя согласовал их друг с другом. И теперь – всё. Лишился покоя при толковании произведения. Толкование должно уложиться в систему законов. Или я должен ту систему так изменить, если толкование не укладывается, чтоб уложилось.
Я на днях уложил в маньеризм “Послов” Гольбейна (см. тут). А это – идеостиль экстремистский, считающий действительность мерзкой, и уповающий на лучшее аж сверхбудущее, настолько плохо всё сейчас. Портреты же у Гольбейна, некоторые по крайней мере, отличаются какой-то благостностью портретируемых.
Гольбейн. Автопортрет. 1542.
Гольбейн. Портрет неизвестного. 1535-1540 гг.
Гольбейн. Портрет епископа Джона Фишера. 1535.
Неужели Гольбейн дошёл, как маньерист Шекспир в "Буре" (1610), до состояния отрешённости как крайней степени маньеризма, впал в детское какое-то самоутешение?
Пусть он для такого самоутешения написал и портрет автора "Утопии" (1516).
Гольбейн. Портрет Томаса Мора. 1527.
Но есть же и полно портретов отвратительных людей.
Гольбейн. Портрет Генриха VIII. Между 1538 - 1547 годами.
Гольбейн. Портрет Томаса Кромвеля. 1534.
Или и с отвратительными всё в порядке: они ж отвратительные; рисуй их, какие они есть – и сердце удовлетворено. "И дерзко бросить им в глаза железный стих, / Облитый горечью и злостью!..”.
Я не зря Лермонтова вспомнил. Он – маньерист своего времени. Идеостили повторяются в веках (это ещё один из законов искусствоведения).
Нет. Всё равно сомнение грызёт. Что-то эти оскорбляемые не оскорблялись. А могли ж стереть в порошок. Или они были довольно нечутки, чем и пользовался человековед Гольбейн?
Вот Генрих…
"…король — энергичный мужчина, но, в то же время, хвастун и бахвал… Взгляд, направленный несколько вниз, смотрит не на непосредственное окружение, но и не вдаль. Взгляд не твердый, а несколько расплывчатый. Это часто можно наблюдать у сдержанных, недоверчивых и хитрых людей. Глаза расположены, как это и должно быть при развитом жировом слое, поверхностно. Глазницы… раскрыты нешироко. Причина заключается, по-видимому, в развитом жировом слое. Чтобы поднять вверх верхнее веко со столь развитым жировым слоем, требуется гораздо большее напряжение мышцы, поднимающей верхнее веко, чем при худом верхнем веке. И, действительно, работы только мышцы, поднимающей верхнее веко, оказывается недостаточно для короля. В действие вступает вспомогательная для леватора мышца, frontalis. Это можно видеть по латеральным половинам бровей, которые вытянуты в высоту. Это одинаково отчетливо видно не на всех картинах…. на картине в Риме, на копии в Виндзоре и на рисунке мелом, хранящемся в Мюнхене, можно это хорошо разглядеть. Тот, кто знает характер короля из исторических сочинений, может, вероятно, предположить, что в нешироко открытых глазницах выражается его презрение и недоверие к окружающим. Так же можно истолковать и его взгляд… Медиальные половины бровей стянуты вниз мышцей, сморщивающей брови; однако сокращение этой мышцы невелико, поскольку существенного смещения внутренних окончаний бровей за среднюю линию не происходит и морщины, которые образуются в результате деятельности мышцы, сморщивающей брови, не формируются, даже в виде намека. В целом его глаза говорят о том, что этот сильный, полный мужчина внимателен, хитер и умен.
Его форма рта говорит нам намного больше. Для взрослого мужчины она необычно мала. Решающую роль тут играет, конечно, наследственность, потому что у сына короля, принца Уэльского рот также необычно мал. Однако можно было бы ожидать, что ротовая щель постепенно вытянется в длину, как мы это наблюдаем у большинства людей, когда мышцы у уголков рта, zygomaticus, buccinator и triangularis часто и интенсивно сокращаются. Но у короля совершенно определенно этого не происходит. Отсюда можно сделать вывод, что взрывы страсти не играли существенной роли в его душевной жизни. Orbicularis, круговая мышца рта, которая вступает в действие при испытующих, самодовольных и угрожающих чертах характера, развита сильнее, чем мышцы у углов рта. Губы несколько выдвинуты вперед. Это особенно хорошо видно на рисунке мелом Гольбейна в Графическом собрании в Мюнхене.
В жизни, возможно, губы у короля были выпячены вперед еще в большей степени, и, возможно, Гольбейн несколько сгладил эту черту. Но, в любом случае, с изображенных на картинах выдвинутых вперед и стягиваемых кольцевой мышцей губ на нас смотрит критически испытующий дух, ухмыляющееся самодовольство, не лишенное угрожающего выражения. Я полагаю, что короля не так-то легко было вывести из себя; он должен был быть человеком, который, как правило, умеет хорошо владеть собой. О способности к самообладанию говорит также прекрасно сохранившаяся форма лука Амура на верхней губе. Нельзя, однако, исключать и того, что иногда Генрих все-таки впадал в гнев; при этом он угрожающе еще больше выпячивал губы вперед. Он мог и посмеяться, но не включая zygomaticus, который вытягивает уголки рта наружу и вверх. Об этом можно судить по тому, что участие zygomaticus’a в формировании носогубной складки едва намечено. Но грохочущий издевательский смех с преобладанием “хо-хо” возможен и при только выдвинутых вперед губах, без того, чтобы уголки рта вытягивались наружу. Этот вид смеха мне часто приходилось встречать у мужчин, говорящих басом. При таком типе смеха совершенно невозможно представить у человека проявление сердечности и теплой радости. Такой тип смеха я наблюдал особенно у хороших исполнителей Фальстафа, и похожий тип смеха мог быть, я думаю, у короля. Всегда возможен такой тип смеха у толстого, мощного мужчины, говорящего басом” (http://fanread.ru/book/10917743/?page=34).
"Недоверие, хитрость, самодовольство и указание на брутальность, о которых, по нашему мнению, говорит это лицо, подтверждаются историческими исследованиями. Но в полном объеме ужасный характер короля на картине не выражен. Жестокость и грубость Генриха VIII превосходили всякую меру. История шести его браков хорошо известна. Он убивал своих канцлеров и советников, которые верно служили ему, а затем забирал те роскошные подарки, которые им сам перед этим делал. Это была существенная часть его финансовой политики — убивать богатых людей или закрывать монастыри и аббатства и присваивать себе их собственность. И, несмотря на это, король не считал себя преступником. Он считал себя благочестивым, потому что ежедневно ходил к мессе; он относил известное высказывание “что Бог ни делает, все к лучшему” к себе самому. Иногда он мог даже заплакать от умиления. Если описанные качества короля не нашли выражения на картине, то это объясняется той высокой степенью его самообладания, которая была ему свойственна” (http://fanread.ru/book/10917743/?page=35).
Доказывает это отвращение Гольбейна к королю, у которого он был придворным живописцем? – Чёрт знает.
Сомнения не утихают.
Не годится и биографическое. Что художник был другом Эразма Роттердамского, "подвергающего насмешкам все явления жизни и не предлагающего ничего, кроме тотального отрицания существующего миропорядка” (http://www.portal-slovo.ru/art/45941.php). Это лишь поддерживает мысль о маньеризме Гольбейна.
Хочется, чтоб кто-то о его маньеризме написал, исходя из “текста” его произведения.
Вот, вроде, то:
Гольбейн. Титульный лист “Геркулес и Орфей”.1523.
"Титул “Геркулес и Орфей” представляет сложное художественное повествование, строящееся на сочетании архитектурной темы, “живых” мифологических героев и второстепенных декоративных персонажей. Последний мотив трактован как изящная виньетка или рельеф воображаемой архитектуры. Данный прием предвосхищает сложную полифонию образов эпохи маньеризма” (Там же).
Усложнённость была альтернативой уравновешенности. Так если второе было достижением Возрождения, то ясно, что в оппозиции к нему оказывалась сложность. Это изображалась презренная суета сует. Продолжением у Гольбейна этой тенденции стали эскизы ювелирных изделий для Генриха VIII.
Гольбейн. Эскизы подвесок
Гольбейн. Пляска смерти. Эскиз ножен швейцарского кинжала. Предположительно 1540.
Повышенное стремление к убийствам у своих современников, можно думать, Гольбейн презирал. Потому и изобразил тщетность жизни.
Но вообще, надо думать, ему приходилось быть осторожным со своим негативизмом ко всему окружающему. Из-за этого у него "образы, как правило, были лишены драматизма” (http://xreferat.com/48/253-1-iskusstvo-shveiycarii-epohi-vozrozhdeniya.html).
Переосторожничал.
И тогда неумолимая логика вышеупомянутых законов искусствоведения моими, извиняюсь, устами должна развенчать великую славу Ганса Гольбейна. Он не жил ради самовыражения в искусстве.
Для такого человека правомерно сверяться с его биографией. И правда:
"…к концу жизни художник запутался в долгах — виной тому, быть может, стало его пристрастие к дорогому вину и маленьким радостям свободной жизни, о чем также сохранились свидетельства. Из его завещания следует, что в Лондоне у него родились два внебрачных ребенка” (http://www.5arts.info/holbein_the_younger_1497-1543/).
А ведь маньеризм родился как крайний протест против безнравственности католицизма.
Цельностью натуры художник явно не обладал.
Но как всё зыбко с этой наукой, искусствоведением…
Начать с биографии.
"…Ни один серьезный документ не позволяет подтвердить или же опровергнуть эти биографические данные [что Гольбейн транжира и бабник]" (Кристева. http://e-libra.ru/read/338500-chernoe-solntce-depressiya-i-melanholiya.html).
Если читаешь “Похвалу глупости” Эразма Роттердамского, то этот автор совсем не создаёт впечатления тотального отрицателя. Наоборот, он явно обгонял своё время. А у того впереди было барокко, формула идеала которого – соединение несоединимого, характерного для мудрой эпохи, наступившей после религиозных войн, т.е. через 100 лет. И дружба Гольбейна с Эразмом никак не доказывает маньеризма живописца. К тому же их дружба что-то легко разорвалась:
"В приложении к письму Бонифацию Амербаху от 22 марта 1533 года Эразм, упоминая и Гольбейна, жалуется на тех, кто злоупотребляет его покровительством, извлекает выгоду из расположения своих господ и обманывает людей, которым он их рекомендовал” (Кристева. Там же).
Но главное, эта Кристева из своего верного наблюдения над "самой скупостью своих [художника] средств” предложила логичное объяснение этому. Смысл её открытия – я буду его пересказывать по-своему, и она со мною, может, не согласилась бы – что Гольбейн был внешне непричастный ни к чему, а на самом деле потаённый, страстный маньерист, у которого внешняя эта непричастность, "меланхолический момент <…> мобилизует его эстетическую активность [на минимализм, как одну из разновидностей маньеристских искажений], которая одерживает верх над этой меланхолической тенденцией, сохраняя при этом ее след” (Там же).
Правда, дух захватывает от сложности?
Но зато как здорово объясняет бледнопись трёх первых репродукций. Персонажи и не тут (взгляды – в бесконечность, и обесцвечено всё), и – несгибаемы внутри. В то же время ТАМ, хоть и лучше, чем тут, но это ТАК далеко, что то благо только на тутошний аскетизм цвета (как достоинство) и работает.
Насколько страшна действительность, настолько есть готовность её превозмочь.
Вполне в духе религии спасения: смерть чревата спасением. Через наоборот!
Потому он не постеснялся такого страшного Христа в гробу нарисовать (см. тут). Такого поспешно заброшенного в гроб. Без чего-то под голову. Никому не нужного. Чем страшнее сейчас, тем лучше в сверхбудущем!
Не то, что успокоенное (то ли скорым, то ли историческим) будущим барокко, как тут.
Филипп де Шампень. Мёртвый Христос. До 1654.
Красавец какой!..
Как здорово выразилась Кристева:
"…в этом минимализме [Христа Гольбейна "в серых, зеленых и каштановых тонах”] сохраняется могущественная выразительная серьезность, которую несложно ощутить, сравнив его с величавой и надменной, неразделяемой и немного искусственной печалью янсенистского “Мертвого Христа” Филиппа де Шампеня в Лувре” (Там же).
Чувствуете, читатель! Мои муки сомнений поутихли…
У Гольбейна явно просматривается масса произведений бледнописи, в которых за этим минимализмом чуется что-то от подсознания. То есть художественность. (Если согласиться считать художественностью – подсознательное.)
25 сентября 2016 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.pereplet.ru/volozhin/413.html#413
| На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |