Люблю издеваться над собой. В смысле – загонять себя в тупик, а потом выкарабкиваться из него. Трудно, аж жуть. А приятно. Этакий мазохизм.

В этот раз поиздеваюсь-ка я над своей догмой, что произведения прикладного искусства призваны усиливать знаемые переживания. То есть там отсутствует происхождение от подсознательного идеала. А, значит, нет художественности.

Такой вот экстремизм.

Этот экстремизм в эстетике даёт такую трудность. Среди идеалов может же быть экстремистский. Он обязательно редко кем исповедуется.

(Если считать, что масса не находится в каком-то массовом ажиотаже. Как, например, немцы, загнанные после проигранной первой мировой войны санкциями, контрибуциями до такого плохого состояния, что потребовалась экстремистская идеология для спасения страны и народа из этого плохого состояния. И немцы массово впали в нацизм. Они-де настолько лучше всех, насколько им хуже всех.)

Итак, редко кем исповедуемый идеал, даже будучи выражен почти “в лоб” (образно), массой не угадывается. И, если всё же он дойдёт до кого из массы и касательно некого произведения, тому кажется, что ему открылось сокровенное, что он имеет дело с подсознательным автора. Раз он, один из массы, до того такого идеала не знавал.

Таким идеалом на стыке XIX и XX веков стало ницшеанство.

Я возьму быка за рога и выдам вам, читатель, как его понимаю я (и как его, боюсь, мало кто понимает). – Я его понимаю как жажду принципиально недостижимого иномирия, в пику христианскому тому свету обладающему несколько противоположными тому свету качествами, качествами, какие можно только помыслить: Апричинность, Вневременье, Алогизм. В общем, экс-тре-мизм.

И всё не от чрезвычайной всеобщей беды, какая была в Германии после Первой мировой войны, а от чрезвычайной скуки обывательской жизни, скучной далеко-далеко не всем.

Парадоксальность – главная и общая черта стиля искусства, ставшего выражать такое ницшеанство, пусть даже до сознания в таком резком виде, как я его очертил, оно, ницшеанство, и не доходило у нашего редкого индивидуума.

Чуете? Уже я стал протаскивать… Что? – Наверно, подсознательную образность, выражающую ницшеанство.

А подсознательный образ может же попасть и в произведение прикладного искусства. То в первую очередь (неприкладное – во вторую) работает образами. И среди образов осознаваемых может же попасть и подсознательный.

К чему отнести тот образ, которым выражается "свобода воли человека, отталкивающая любые формы общественного диктата” (http://alexnn.trinitas.pro/files/2011/12/Stil-modern-ar-nuvo-4.pdf): к образу осознаваемому или к образу не осознаваемому просто (ибо он – подсознательный)?

А главное – о ужас! – если вещь явно прикладного характера? Чашка, например?

Обычными чашками тогда были такие.

Что мы видим на необычной чашке? - Птицу с задранным вверх хвостом (ручка) и с вытянутыми вперёд и сомкнутыми крыльями (ёмкость). А на крыльях застряли листики и сломки.

Что наскучило? - Машинность. Переводные картинки. Прежняя чашка сделана на гончарном круге. Она вся гладкая. - Бежать от машинности. Куда? В ручную работу. Уникальную. Разовую. От плоских рисунков к объёмным.

Общественный диктат был в применении машинных изделий.

Ближайшая логика бегства в иномирие: настоящее → прошлое → прошлое социальное → прошлое дочеловеческое (животные, растения минералы); общее → индивидуальное. И всё равно до лишь мыслимого иномирия это так далеко, что кажется, что даже и образности тут нет (та ж близкодействующая), а… какой-то алогичный далёкий скачёк вон. – Чем не проявление подсознательного, неизвестно откуда явившегося.

А вот мебель. Было → стало:

И всё (глубочайшая идейность) – в презренном мною прикладном искусстве.

Не знаю, как в Западной Европе, а в России ж потерпел крах общественный диктат народничества, духовности, идейности, идеализма, высокого. И – потянуло вниз. В том числе и в презренное мною прикладное искусство. – Может, так я вывернусь?

То есть глубина духовного явления обеспечивает ширину охвата областей культуры.

Когда началось движение шестидесятничества (за исправление переродившегося социализма), оно распространилось на такой вид прикладного искусства, как песня – так называемая авторская песня стала движима идеалом анархии как самодеятельности (ибо настоящий социализм – это ежедневное перераспределения управления от государства к сапмоуправлению и, по Прудону, федерации федераций).

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/501.html#501