Это я о романе Филиппенко “Бывший сын” (2014).

Ну, и зачем тогда о нём писать, если скучно написано?

Некоторое недоумение возбуждает. Такое.

Он, Филиппенко, либерал. Ему должно нравиться предпринимательство как таковое. (Вот мне оно не нравится как таковое. Возможно, потому, что я его попробовал на постсоветском пространстве, где оно с необходимостью связано с аморальностью довольно заметного масштаба. Я помог знакомым, напечатал им документы, подаваемые для получения загранпаспорта. У меня была печатная машинка. Они мне и предложили так зарабатывать. Я выстоял огромную очередь в паспортный отдел, получил все полагающиеся бланки. И… Первые противоправные шаги были совершенно мизерными: на работе в ЦКБ мне на государственной бумаге бесплатно сделали много копий этих бланков. Но потом бланки стали часто изменяться, и мне надо было заводить знакомство или я не знаю, что – чтоб мне звонили из паспортного отдела, сообщали об изменении формы и передавали б мне образец. Как я расплачусь? Лицензию на такую деятельность не имело смысл оформлять, так как мало кто ко мне обращался, хоть я объявления расклеил по всему городу. Я чуял, что без изрядных моральных издержек мне не обойтись. И мне предпринимательство представилось делом грязным.)

Так не понятно, зачем Филипенко, ну, например, отчима Циска, врача, склонного к предпринимательству, рисует перед читателем крепко аморальным типом. – К моменту чтения, когда я решил откликнуться на эту книгу, этот отчим выжил бабушку Циска из её трёхкомнатной квартиры в однокомнатную. Теперь вот прикидывает, как после смерти бабушки ему у Циска отжать и эту однушку.

В книге рисуется поляризованное общество в постсоветской Беларуси. Внимательно рассматривается либерально-националистическая его часть. И кто ни попадает в описание – все с душевной червоточиной. Настя, девушка Циска, когда он впал в кому, сразу переметнулась от него к другому ухажёру. И говорит в больнице этому в коме пребывающему Циску, что она к нему вернётся, когда Циск выздоровеет. – И всё это – будто так – норма.

Почему, кстати, я думаю, что Настя тяготеет к либеральному лагерю? – За вещизм:

Визит Насти – это первое из серии, как автору тянуть время. А тянуть надо, потому что Циск в коме пролежал 10 лет, и надо было что-то Филиппенко писать… Как к Циску приходят, говорят…

Фантазии у Филипенко мало – вот я и стал по-крупному пропускать чтение. А на 118 странице решил, вот, поделиться, что как-то автор странно играет против либералов и националистов. Одна из черт – в голосах персонажей (слышных иногда и в голосе автора) часто мелькает матерщина. А когда она исходит от противоположного лагеря, она всё-таки “не звучит”:

"Подойдя к одному из милиционеров, девушка попыталась объяснить, что ей нужно пройти к переходу [а там давка случилась и 50 погибших], что у неё там свидание с парнем и что…

А вот, когда она разговаривала с Циском в коме, она так и сыпала матом. И не потому, что думала, что он не слышит. Она ж ему говорила, думая, что он слышит.

Филипенко, наверно, плевать на психологизм. Ему главное – воспользоваться случаем и вставить характеризующие признаки. Негативные.

(Как назвать лагерь, противоположный либералам и националистам? Назову авторитарским.)

Теперь, после возвращения Циска в сознание, антиавторитарное начинает превалировать, как до трагедии в переходе (до 30-й страницы). И мне трудно: я не знаю, где Филиппенко сатирически перегибает, а где вторит белорусской действительности (я ж её совсем не знаю). Например, что после 18:00 выключают интернет (если это вообще технически возможно)… (Так. Интернет “сказал”, что такое было во время выборов в Беларуси, а не как повседневность.) Книгу “Мои советы Богу”, - по интернету, - написал не Лукашенко, а Туркменбашы. – Вообще, читать все эти политические выпады – никакого интереса… – Неужели опять придётся пропускать?

Казённый язык какой-то, казённые чувства…

Когда-то отчим вздумал обобрать бабушку, заставил её продать её трёхкомнатную квартиру, бабушка только отстояла, чтоб вновь купленная однушка была в том же дворе, чтоб Циск, когда очнётся, вернулся хоть в тот же двор. И вот теперь мать отдаёт ему ключ от той квартиры и предлагает остаться на ужин, а Циск (чует какую-то фальшь?) отказывается. И благодарит за всё, что она для него сделала (а она ничего не делала, всё делала бабушка). И мать плачет. ("Мы ничего особенного не делали. На нашем месте любой бы вёл себя точно так же”. Так не делали или делали?)

Всё невнятно.

Невнятно и авторское подкалывание.

Либеральной оппозиции должно быть меньшинство в Беларуси. Так? Значит, ей противостоит большинство. И вот Циск видит изменение за 10 лет: стало вокруг полно шикарных машин. И авторский тон – ирония над этим вещизмом. Над большинством, что ли? Как раньше он подкалывал за то же оппозицию?

Или я чего-то не понимаю?

Или за Лукашенко теперь в романе меньшинство? А все эти богатеи – либералы? Потому их дети играют в разгон демонстрации силовиками, как мы, послевоенные, в наших и фашистов?...

Так. У Циска появилась соответствующая его старым либерально-националистическим наклонностям мечта: заиметь шикарный автомобиль.

Филипенко что: продолжает подкалывать антиавторитаристов?

К кому отнести проституток, обслуживающих секс-туры из заграницы? – Деньги ей, рассматриваемой, нужны на ремонт квартиры. "…её парень не против. Мама тоже не против…”. Наверно, мало платят, раз так расчётливо всё.

Что: автор в отчаянии за страну? Либералы б страну сделали богатой? (В России они точно не патриоты, а компрадоры, и просто обдуть опять народ хотят, о нём скорбя, пока не у власти. В Беларуси другие? Или Филиппенко искренний романтик от либерализма? И потому так язвит насчёт грехов либералов.)

Так. Вводится реальное лицо – Михалок, рок-деятель, перенёс клиническую смерть от наркотика. В ужасе, мол, от действительности. Какой? Недокапитализма?

Это – романтично-либеральные страдания персонажа Стаса, когдатошнего одноклассника Циска. А может, и автора тоже?

Точно! Оттого он придирается к представителям либерального лагеря за их неидеальность.

То есть передо мной произведение типа гражданского романтизма XIX века, у которого шансов, что оно движимо подсознательным идеалом автора – почти никаких. Всё клокочет открытой ненавистью против деспотизма. Писал, наверно (перед 2014-м) Филипенко, и вдохновлялся украинской революцией Гидности. Верил, как и на Майдане большинство, что вместе с Януковичем снесут всю власть олигархов.

Вообще-то дальше не имеет смысла читать: произведение не художественное (подсознательным идеалом не пахнет, всё – от сознания). Разве что что-то изменится (ещё треть читать). И тогда я ошибусь в диагнозе. И – надо дочитать…

.

Я думал кончить отчёт об этом романе, дочитав его до конца. Но у меня зародилось новое недоумение насчёт Филиппенко: а не может ли быть, что он здорово глупый? Нет, я понимаю, что изумившее меня отдано в уста Стаса. И тот вполне может быть сделан автором глупым. Но. Идеостиль гражданского романтизма не отделяет автора от персонажа. И вот этот Стас считает, что бросающаяся в глаза неулыбчивость минчан происходит оттого, что они невыездные на Запад.

Или это автор продолжает чистоплюйски дрючить своих?

До идиотизма доводит этого Стаса?

Это как понимать, если не к болтовне отнести? Что Стас так всё ненавидит, что готов произнести любой поклёп на лукашенковскую действительность…

А маразм крепчает. Циск и Стас зашли в ресторан. Туда пришла группа студентов и стала рассказывать абсурды, в которых просвечивает абсурдность лукашенковского правления. Одна история натянутее другой. Потуги на сатиру. – Неужели автора злит умственное вырождение либералов? – Я теряюсь…

Может, Филипенко вообще либералов ненавидит. За то, что не восстают? И вот из него, из Филипенко, брызжет уксус какой-то нечитабельный…

Опа. Циск, придя домой, произносит внутренний монолог на тему предыдущего абзаца.

Ну ясно. Стасу можно быть глупым, а Циску вкладываются мысли автора.

Впрочем, нет. При дальнейшем чтении стали демонстрироваться мысли Циска. Они настолько плоские (антилукашенковские, причём суть режима Лукашенко не ясна, ясно только, что тот надоедливо долго правит), что вряд ли могут быть мыслями писателя Филипенко. (У меня даже мелькнуло подозрение, что автор рассчитывает на таких читателей, у которых мозгов не хватит, если в книге будет изложена суть политики Лукашенко. Тогда, правда, предположение, что Филиппенко нормальный гневный писатель в стиле гражданского романтизма не оправдывается, ибо появляется другое предположение: что это из ряда вон по плохости выходящая вещь Филиппенко. Ибо никаким гневом автора нельзя объяснить введение от имени персонажа такой скукотищи.)

Или думать, что Филипенко разрешил какому-то болвану воспользоваться его именем и публиковать под этим именем роман? – Смотрите (это коротко и можно процитировать):

Что значит "остался во дворе”? Жить, что ли?

Я беспрерывно теряюсь…

.

О! А может, это такая неявная книга абсурда?

Вот политическое убийство руководителя штаба одного из кандидатов в президенты.

"Всё запущено до такой степени, что смерть журналиста выгодна абсолютно всем [как такое может быть?]. Властям, оппозиции, континенту”.

Под континентом понимается Запад. А Россия просто никогда не упоминается. В мире этого романа России нету, словно океан на её месте. То есть думать, что кандидат в президенты пророссийский (и потому "абсолютно всем”) – нельзя. То есть – абсурд тихой сапой подпущен…

И сам эпизод 10-тилетней комы не есть ли повод сказать, что в Беларуси происходит такой абсурд, что ничего не изменяется, кроме длящегося всеабсурда…

То есть всё-таки идеостиль гражданского романтизма…

И что спустя страницу написано уже наоборот:

"…утрата не становилась менее весомой”, -

лишь подтверждает всеабсурд.

Хм. Художественное открытие? Именно художественное. Ибо вмешивается подсознательность идеала трагико-героической Справедивости. Не будучи в трансе Филипенко не смог бы писать противоположное на соседних станицах… Пусть это всё даже и голос персонажа (Франциска) в словах от автора…

Вон, есть и похлеще пример абсурда:

Стояли морозы, валил снег. Власти запретили продажу палаток и тёплых вещей [будто у людей, живущих в континентальном климате Беларуси нет тёплых вещей]. Представители оппозиции призвали своих сторонников собраться у Дворца Республики, чтобы вместе узнать результаты выборов”.

Забыто, что в предыдущем абзаце знание результата уже в прошлом, а не в будущем.

Или это простая халтура писательская и отсутствие перечитывания написанного, а также отсутствие работы корректоров?

.

В 2014 году писал Филиппенко. А предыдущие выборы президента Беларуси были в 2010 году. Что протестовать пошли не одни ягнята, как написано у Филиппенко, см. моё тут. Но описание счастья от массовости акции протеста в романе искреннее. Даже я, мысленный сторонник ГКЧП, был покорён телевизионной картинкой грандиозных похорон трёх жертв тогдашних и стал как бы не собой. Масса – затягивает.

Оценить же, хорошо ли описан последовавший после разгона демонстрации тотальный страх у удравшего домой Циска, я не могу – я никогда не испытывал такого страха.

.

Дальше там просто сумбур и раздрай.

Я убил время зря*.

*- В ту же степь.

Взялся проверять – фейк (см. https://burevestn1k.livejournal.com/75052.html).

Затем изнасилование в 1945 году Татьяны Александровны помощником следователя (сам следователь не смог), поданное как обычная практика. Я спросил поисковик: “когда прекратились пытки в НКВД”. По запросу получил https://harmfulgrumpy.livejournal.com/1434297.html с шифротелеграммой от Сталина секретарям обкомов и т.п., разрешающего пытки. Потом я нашёл книгу Мартиросяна “Сталин и репрессии 1920-х – 1930-х гг.” https://www.4italka.ru/nauka_obrazovanie/istoriya/144232/fulltext.htm И там прочёл в числе прочих и железное доказательство, что эта шифротелеграмма фальшивка: "Во-вторых, в тексте содержатся “литературные” ляпы, которых Сталин никогда не допускал. Ну, что значит, например, “социалистический пролетариат [о рабочих буржуазных стран]"?!” Фальшивка была сделана в перестроечное время по указанию Яковлева, имевшего, как пишет Мартиросян, доступ ко всем бланками и печатным машинками времени 30-х годов, с целью опорочить укорот "следственному произволу” ежовщины (https://istmat.info/node/33206 Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия". 17 ноября 1938 г.).

И вообще (я уже на 152-й странице) чуть не каждая страница переполнена антисоветским ядом, что невозможно так просто опровергнуть, как показано выше.