Я настолько впечатлён несколькими гравюрами Фейгина (см. тут), что мне, наверно, захотелось как-то оправдать его явный рисунок, к неприкладному искусству не принадлежащий.

Потому “наверно”, что надо ж чем-то объяснить, отчего, взглянув на этот рисунок, я полез искать, а что там написали когда-то про подвиг Павлика Морозова.

Я нашёл. Текст Губарева - https://www.litmir.me/br/?b=179146&p=1. Вверху там написано: 1963.

В первых строчках понятно, что написано в 1962-м: "…вот уже тридцать лет он, как живой, стоит перед моими глазами.

В сентябре 1932 года я приехал в глухую таёжную деревню Герасимовку на севере Урала, чтобы принять участие в расследовании убийства…”. То есть к 30-й годовщине написал. Фейгин, видно, тоже к 30-летию рисовал.

Позже, читая разоблачение подвига (а подвиг состоял в передаче подложной бумаги от отца Павлика, председателя сельсовета, а именно – бланка удостоверения о якобы принадлежности уезжающего отсюда бедняка, тогда как на самом деле, по словам Павлика, уезжал сосланный сюда кулак), я узнал, что слова: "является жителем села Герасимовки”, - Губарев сам сочинил для первой редакции книги и переделал, как процитировано, через 15 лет. То есть в 1948 году. И Фейгин рисовал свою картинку по изданию явно 1948 года.

И наверно же моя симпатия к Фейгину, певцу социалистического идеала (не лжесоциалистического, бытовавшего в 1962 году), - симпатия к явному левому шестидесятнику (то есть борцу за спасение социализма от лжесоциализма), заставила меня уцепиться за тот факт, что Фейгин книгу Губарева извратил.

И та же пристрастность, не даёт мне думать, что Фейгин перед рисованием пользовался обвинительным заключением следствия или приговором суда. – В первом написано: "Морозов Павел, являясь пионером на протяжении текущего года, вел преданную, активную борьбу с классовым врагом, кулачеством и их подкулачниками, выступал на общественных собраниях, разоблачал кулацкие проделки и об этом неоднократно заявлял...”. Во втором – чуть иначе: "активное выступление пионера Морозова за выполнение проводимых кампаний... вызвало к Павлу дикую злобу со стороны родни...” (http://online-knigi.com/page/60222?page=3). Написано то и другое в книге Дружникова “Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова” 1987 года (написанной в 1984-м). И там есть слова: "Нам удалось получить "Следственное дело в"-374 об убийстве братьев Морозовых, подготовленное Секретно-политическим отделом ОГПУ по Уралу"”. – Это было, понимай, после рассекречивания. Чего не было в 1962 году. И Фейгин не мог читать того, что читал Дружников. То есть Фейгин пользовался книгой Губарева. А в ней нет того, чтоб Павлик "выступал на общественных собраниях”, что, тем не менее, Фейгин нарисовал.

Что есть у Губарева? Что присвоенные отцом, раз тот председатель совета, конфеты Павлик не стал есть. Что отхлестал отец его за то, что вступил в пионеры. Даже увильнул Павлик от ответа на вопрос подружки Моти (а никого около нет): "— Ты слышал, Паш? Что это твой отец Кулуканова [кулака] середняком считает?”

Никаких выступлений на собраниях у Губарева. А сразу после доноса Дымову (присланному из района партийцу смотреть за хлебосдачей государству) на отца: "— Эти… бумажки… отец продаёт врагам… Сосланным кулакам с Кубани…”, - идёт что? – "Идя по улице, он чувствовал, что его провожают взглядами, перешёптываются.

В селе все всё знают. Больше некому было Трофима выдать, кроме сына. А не открытое выступление Павлика было.

Журналист Смирнов, в отличие от Губарева, написал, что Павлик не целую справку принёс, а разорванную. Журналист Саломеин написал, что Павлик просто по пересчитываемым отцом деньгам понял, что те – от классовых врагов. Поэтесса Хоринская в стихах написала, что он подслушал деятельность отца. (Это всё я у Дружникова вычитал.) – В общем, ниоткуда Фейгин не мог взять выступления Павлика перед собранием, кроме как из своей фантазии.

Вместо собрания у всех источников было что угодно:

По версии писателя Мусатова, мальчик сообщил директору школы, а тот уполномоченному по хлебозаготовкам (журнал "Вожатый", 1962). Возможен также уполномоченный Тавдинского райкома партии Дымов, который немедленно сообщил куда следует, и уполномоченный без фамилии, который "молод, плечист, в белой рубашке с расстегнутым воротом, в скрипучих сапогах" (Губарев, журнал "Пионер", 1940). Один и тот же следователь ОГПУ носит в разных изданиях фамилии Железнов, Самсонов, Зимин, Жаркий и др. Можно прочитать, что Павел сообщил в следственные органы (журнал "Пионер", 1933…,” (Дружников. http://online-knigi.com/page/60222?page=7). И т.д. и т.п.

И я понял, что я могу попробовать Фейгина похвалить. За, может, и подсознательное выступление против массового доносительства, свирепствовавшего при предательстве социализма ради лжесоциализма посредством сперва сталинщины, а потом – другими предателями коммунизма.

Левые шестидесятники носили в подсознании идеал… анархии, прудонизма, мирного перехода от капитализма к коммунизму. Анархия-то, да, наступить должна после какого-то времени ежедневного увеличения самодеятельности за счёт государства, то есть только при коммунизме. Но как идеал она должна присутствовать до наступления коммунизма. И с момента наступления атомного паритета можно было уже считать всё силовое при движении к коммунизму анахронизмом во внутренней политике.

А на деле продолжалось двуличие: на собраниях говорили одно, а на кухнях – другое. Даже и прокапиталистическое. Чего душа Фейгина, левого шестидесятника, стерпеть не могла. И – он выдумал вожделённую власть свободного собрания. Которая по инициативе сына пришпиливала отца.

Только на стене, на плакате, красноармеец пришпиливает штыком буржуя. Это – прошедшее время гражданской войны. А сейчас, имея в виду хрущёвскую оттепель (и атомный паритет) картина другая. Солдат с ружьём к ноге отодвинут на самый край картинки. Он не даст удрать обличаемому сыном отцу (тот сидит за столом, понурившись). А если тот не станет удирать, а вина будет доказана, и собрание с этим согласится, солдат доставит отца к месту предварительного заключения. Ничего тайного. Всё на виду. Самоуправление! Настоящий социализм!

Мне могут возразить, что Фейгин нарисовал суд над Трофимом, отцом. Но разве его б, обвиняемого, посадили за стол президиума, пусть и не в ряд с президиумом, а напротив (что мы видим на картинке)? Нарисовано время не после следствия, а перед ним. По-моему.

Другое дело, что, пишет Дружников, масса авторов присочиняла Павлику другие доносы. Но всё же – доносы, а не выступления на собрании.

"В речи на суде, опубликованной в газете "Тавдинский рабочий" 30 ноября 1932 года, обвинитель журналист Смирнов так сформулировал список жертв Морозова: "Павлик не щадит никого... Попался отец - Павлик выдал его. Попался дед - Павлик выдал его. Укрыл кулак Шатраков оружие - Павлик разоблачил его. Спекулировал Силин - Павлик вывел его на светлую воду” (http://online-knigi.com/page/60222?page=12).

Правда, есть и про выступления:

""На собранье, - рассказывали Соломеину очевидцы, - долго агитировали председатель сельсовета и особенно уполномоченный райкома. Молчали герасимовцы. Ни за, ни против". В прессе к этому присочиняется следующее: вдруг встает Павлик Морозов и начинает указывать на крестьян, у которых остался хлеб. "Уполномоченный что-то быстро записывал в карманную книжку и одобрительно улыбался", - пишет в книге журналист Смирнов. В газете "Пионерская правда" он же добавляет подробности: "А рука Павлика продолжает гулять по головам мужиков: "У тебя есть хлеб. У тебя", - как приговор, чеканит слова Павлик. Из стороны в сторону он протягивает свою маленькую, еще детскую, но твердую и мужественную руку и разоблачает всех, кто является врагом советской власти". Чувство меры явно изменяет верноподданному автору: речь-то идет все-таки о ребенке!” (http://online-knigi.com/page/60222?page=11).

Так, вольно мне думать, Фейгин тоже не поверил.

Ещё Дружников раскопал в 1984 году, что Павлик не был пионером. А ещё, что убийство было осуществлено огэпэушником Карташовым (Дружниковым не названным по фамилии, т.к. не доказано), а не дедом и двоюродным братом Павлика, так как для ускорения коллективизации нужно было громкое политическое дело (потому оно и было засекречено). Но, опять же, Фейгин-то на 22 года раньше картинку нарисовал.

У него ещё была инерция той пассионарности, которую открыл идеализм, так сказать, Октябрьской Революции (или лучше называть иначе, как Лысков называет – Великая русская революция 1905-1922).

Слишком материально-технически не готова была в 1917 году Россия к всеобщему разумно-равному благосостоянию {нужна ж роботизация и цифровизация, почти совсем освобождающая от труда}). Вера Засулич, это чуя, Октябрьскую Революцию не приняла, но в 1906 году, тем не менее, понимала, что у настоящего социализма есть свой идеализм:

И это пишется за минимум 20 лет до капиталистической эры Потребления, начавшей наступать после Первой мировой войны и продолжившей – после Второй.

Вот противоположный капиталистическому материализму социалистический идеализм и держался в СССР, истаивая, несколько десятилетий после 1917 года, и последнюю массовую вспышку его – в хрущёвскую оттепель – и застал Фейгин и принял в ней участие.

А теперь Швейцария сделала попытку освободить людей от потребительского рабства. На референдуме спросили, хотят ли люди получать гарантированный, но небольшой доход. Всё ещё погружённые в эру Потребления, швейцарцы ответили: “Нет”. Но если человечество испугается смерти от перепроизводства, то не исключено, что при повторном референдуме швейцарцы скажут: “Да”, хоть их и не угрожает затопить растаявший от потепления климата лёд Арктики и Антарктики.

Надо ли ждать появления в Швейцарии второго Фейгина?

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6282.html