Я не понимаю, почему Гюстав Доре, иллюстрируя “Потерянный рай” Мильтона, не одел Адама и Еву, как то сделал Сын Божий перед отлётом на небо к Отцу по Мильтону?

Теперь попробуем понять непонятное.

Мильтон свой “Потерянный рай” написал через 19 лет после Вестфальского мира, положившего конец войнам Реформации с Контрреформацией и переполовинившего Западную Европу. И вдохновлялся Мильтон барочным идеалом соединения несоединимого. Поэтому он нарушил Священное Писание и наказание проштрафившимся Адаму и Еве отдал не Богу-Отцу, а Его Сыну, осуществившему это вожделённое соединение несоединимого. И человек наказан смертью – по велению экстремиста Бога-Отца, и эта смерть отсрочена Сыном Божьим для жизни вне рая (всё-таки охранявшегося как-то от Сатаны) с лишь последующей смертью, а пока – живите, мол, в грехе и старайтесь, сколько можете, избегать греха.

Это была некая гармония.

И она, видно, не устраивала Доре через 200 лет. Может, сказывалось его мелкобуржуазное происхождение. А мелкая буржуазия весь XIX век подымала революции, так как победители в предыдущих революциях (из крупной буржуазии) мелкую обходили при делёжке приза победы. Поэтому, хоть положение мелкой буржуазии непрерывно улучшалось, и революционность Западной Европы падала, но капитализм тогда был достаточно плох для очень многих, чтоб и Доре был чем-то недоволен.

Недовольных в искусстве тогда называли романтиками. Так они были оптимисты и пессимисты. Оптимисты хотели мир улучшить, а пессимисты считали, что это безнадёжно.

Доре, видно, был оптимист. По крайней мере – до франко-прусской войны и Парижской Коммуны. Видно – по отходу от мильтоновского одевания Спасителем Адама и Евы в кожи. Ведь это было со стороны людей актом какого-то всё же приятия нового мира (вне рая), данного Богом. Бунтарство этого не позволяло. Вот Доре от Мильтона и отступил. Его Адаму и Еве предстояло самим изобрести одежду. И вообще много чего предстояло.

Как вы думаете, что есть источник света в мире гравюры Доре? Сын Божий?

Нет. Он, - да, светлый, - достаточно определённо отграничен от окружающего пространства. Если б свет исходил от Него, этого отграничения не было бы. Как бывает размыт диск солнца в тумане или в очень влажной атмосфере, переполненной парами, как это бывает на юге, или кристалликами льда, как это бывает на севере.

Может, светится “инверсионный” след от полёта Спасителя?

Такое могло б быть, если б след постепенно истаивал бы по интенсивности, чем он дальше от Спасителя. Мы же видим иное: перед нами солнце в утреннем тумане, очень сильном. И оно находится на середине куска неба между макушками древесных кущ и Спасителем. Клоки тумана светятся, пусть слабее, и по бокам трассы полёта Спасителя.

Я это к чему? – К тому, что перед Адамом и Евой утро их новой, героической жизни.

Мы, - совершенно в романтическом духе, - неотделяемые от единого главного героя, человечества, видим это прямо волшебное (из-за тумана) утро. Всё – светится! Это восторг, а не отчаяние, какое можно было б ожидать от изгнанных из рая. Это – счастье Свободы.

А Свобода – это отблеск лозунга Великой Французской революции, который жил в сердцах многих и многих через десятилетия после этой революции в качестве мечты о свободе предпринимательства. (И продлилось это в оптимистическом качестве вплоть до перехода капитализма в империализм. Оставались в 1866 году считанные годы.)

Не потому ли Гюстав Доре стал ТАК популярен во всём мире?

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/292.html#292