Шанс, о котором я думаю, стыдный, положа руку на сердце. Я увидел шанс подогнать доказательства… Но, может, вы меня простите, читатель. Может, сочтёте что ситуация в глубине своей оправдывала способ подгонки.

Начну я издалека, с цитирования того, что мне шепнуло не проходить мимо…

…увиденная [Кудриным] на “недавно открытой выставке графики” (поскольку писателем указан 1927 год, мы можем предположить, что речь идет о выставке “Русская ксилография за 10 лет”, состоявшейся в Государственном Русском музее в Ленинграде) гравюра Шамурина - иллюстрация к “Белым ночам” Достоевского, запечатлевшая “Настеньку у канала” - поразила воображение бывшего художника Кудрина: “Чужое искусство!.. Больше того - враждебное. Судороги уходящего мира, тоска, безнадежность, предчувствие неизбежного конца, распад. Но какая сила в этой чужой вещи! Какая сила! С каким трагическим пафосом художник умирающего общественного строя умеет выразить его обреченность, и как наши художники бессильны еще пока передать с такой же силой наш подъем на вершины жизни... Почему? В чем причина?..”. Где пролегает граница между “нашим” и “не нашим” искусством? - Это, пожалуй, и есть основной мотив повести, проблема, волнующая художника…

…В таком контексте не случайным является обращение Б. Лавренева [автора произведения, где главный герой – Кудрин] к творчеству Ф. Достоевского, произведениями которого зачитывалась творческая интеллигенция начала века (то есть, “старой эпохи”). В 1923 году издательство “Аквилон” выпустило отдельной книжкой “Белые ночи” с иллюстрациями М. Добужинского (во избежание прямых аналогий, отметим, выполненными в технике цинкографии), ставшими непревзойденной классикой русской книжной графики, названными современниками “графической поэмой Петербурга”” (Салиенко. http://articult.rsuh.ru/articult-34-2-2019/articult-34-2-2019-salienko.php).

Почему я вскинулся, прочтя этот кусок? – Потому что у меня есть общий ответ, почему художественные произведения живут века и тысячелетия. Ответ такой. – Они обеспечивают общение по сокровенному поводу между подсознательным идеалом автора и подсознанием восприемника. – Всё очень просто, если признать целесообразным для науки об искусстве существование подсознательного идеала автора и подсознательного восприятия у восприемника. – У восприемников случается настолько тонкое переживание, которое незабываемо. Они о нём рассказывают особо, не так, как о впечатлении от произведений прикладного искусства (которые о переживаниях, в общем, знаемых). Вот и идёт особая слава о произведениях неприкладного искусства (я их и только их называю художественными; остальные – вместе с художественными – имеют эстетическую ценность).

То есть надо заподозрить из таких общих соображений, что гравюра Добужинского “Настенька у канала”

вдохновлена была подсознательным идеалом автора. Именно подсознательным!

Чтоб доказать эту подсознательность для Добужинского, который ницшеанец (см. тут), надо показать исключительность этой гравюры.

Если посмотрите по ссылке, вы увидите, что всем иллюстрациям его к “Белым ночам”. кроме одной (и это как раз не “Настенька у канала”), мне пришлось отказать в удаче – в них нет, мол, той странности, по которой я узнаю наличие подсознательного идеала, нет исключительности, в частности необходимой, чтоб выражать подсознательный идеал ницшеанства – принципиально недостижимое метафизическое иномирие, противоположное тому свету христианства. (В той единственной, в которой такая странность была – было ослепительность… белой ночи.) Во всех других, там рассмотренных, не было такой неожиданной для ночи ослепительности.

Удача, что я там не рассмотрел “Настеньки на канале”.

Вот теперь у меня и начинается обещанная вначале подгонка.

Тут ослепительность не белой ночи, а отражения в воде освещённых закатным солнцем стен домов. Окна как таковые в водном отражении перестали существовать, и отражение засияло. Что в неотражённых стенах не так уж чувствуется.

А в Петербурге в июне – уж и не знаю, почему – солнце на закате не красное и тусклое, а поразительно яркое. Видел лично и удивлялся.

Я не житель Петербурга. Для меня такая яркость – исключительность. Я больше нигде такого не видал.

Может, это и субъективность. Но что-то в ней есть и от объективности.

И тогда у меня доказанным оказывается след подсознательного источника вдохновения у Добужинского. И тем объясняется особый характер впечатления от этой гравюры на всех людей, и на персонажа Кедрина в том числе.

Будете смеяться, но, предчувствуя, наверно, всё, что у меня напишется в этой статье, я начал с того, что: 1) перечитал это место с Настенькой у Достоевского, 2) обратил внимание, когда там происходила эта сцена ("уже пробило десять часов”), 3) полез в интернет и увидел, что солнце в июне теперь в Петербурге закатывается в 22:06 – 22:25. Ослепительности закатывающегося солнца соответствуют такие слова у Достоевского об этом времени: "Я шел и пел, потому что, когда я счастлив, я непременно мурлыкаю что-нибудь про себя, как и всякий счастливый человек, у которого нет ни друзей, ни добрых знакомых и которому в радостную минуту не с кем разделить свою радость”.

Конечно, чехарда была в послецарское время с летним, декретным и т.д. временем. Но ослепительность питерских вечеров остаётся неизменной.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/shans-5f3c166f01fdd842b3fe93b2