Горькая – это про меня.

Я что люблю? Если я наткнулся на что-то, словами невыразимое, если я места себе не нахожу от невыраженности. А если я сразу догадываюсь, куда автор клонит, мне скучно. Я не могу это считать художественностью. Считаю это прикладным искусством, второсортным. А там же могут усиливаться очень авторитетные переживания. Патриотизм, например. И мне очень горько, если я такое произведение за отсутствие художественности поругал, а на меня ограниченные люди злятся, что я не патриот.

Одно название рассказа Дёгтева “Последний парад” (2002), наводит на ассоциацию о песне о “Варяге”. И сразу подозреваешь, что вещь – патриотическая. То есть – произведение прикладного искусства.

Но Дёгтев решил подойти к воспеванию от обратного – оплакать. Так это никого не обманывает. Меня, по крайней мере.

Вот начало:

Ну всё плохо: "черных, ледяных, продуваемых”, “заснеженных”, “погибала”…

На 11 слов 5 с негативной аурой.

Как в плохом фильме по антипатии главного героя к героине сразу понимаешь, что кончится тем, что он в неё влюбится.

Надо ли пересказывать, чего только плохого ни привлёк автор на эту несчастную роту? В роту с номеров 6, отбираются самые плохие кадры. Им "вечно то патронов не хватало, то мишеней”. Для усиления им направят "законченных разгильдяев”. По шаблону – "(даже двух татар прихватит)” – помашут на прощанье кадилом. В командиры, причём "в последние часы”, им дадут человека с "богемно-ветхозаветным именем” Марк. Командир не знает своих солдат. И договорняк наверху – воюют для видимости за какие-то, понимай, деньги. И, хоть это – как я потом проверил – описывается подвиг знаменитой 6-й роты из Пскова – десантников, они поданы Дёгтевым "с цыплячьими шеями”. И, хоть это элитные войска, десантники, они поданы набранными из самых несчастных семей, а не по здоровью.

Один прошлёп допустил автор: главного героя нешуточно любит его девушка:

"…когда узнает, зарыдает, вырвет из своих пышных каштановых кудрей клоки, расцарапает опухшее, в слезах, лицо, поплачет, погорюет, поубивается, а потом, весенним сиреневым теплым вечером, отопрет кому-нибудь заветную свою калитку в саду. И лишь иногда, когда уже выйдет замуж за парня, который будет похож на тебя, станет накатывать на нее беспричинная вроде, неясная для мужа тоска и печаль, -- это когда ей будешь сниться ты, несчастный Егорка, щуплый воин с тонкой шеей”.

Мне это резануло: как такой замухрышка так любим.

Герой даже как бы умер.

Но это всё обосновано теоретически. Хоть Дёгтев Бахтина не читал, но Бахтин просто чётко описывает давным-давно устоявшееся:

"Жалость, умиление, негодование и проч. – все эти этические ценностные реакции, ставящие героя вне рамок произведения…[имеется в виду выход в жизнь, то есть нарушение условности, присущей искусству]; мы начинаем реагировать на героя как на живого человека… Несчастия героя уже не судьба, а их просто создают, причиняют ему злые люди, герой пассивен, он только претерпевает жизнь, он даже не погибает, а его губят. Для тенденциозных произведений сентиментальный герой наиболее подходит – для пробуждения внеэстетического социального сочувствия или социальной вражды” (Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1983. С. 167).

Писать по известному рецепту – плохо.

Есть даже учёный, который это словесно объявил:

"В данном параграфе [диссертации] актуализируется вопрос, почему и как задуманный героический торжественный пафос рассказа снижается (зависимо/независимо от воли автора) на протяжении всего рассказа. Делается вывод, что первичный идейный замысел — воздать дань уважения погибшим русским солдатам, “воспеть [им] песню” вслед за создателями исторического “Варяга” остается не(до)выполненным, недописанным, не проговоренным до высоты реквиема (так определен жанр произведения писателем)” (Чаплыгина. http://diss.seluk.ru/av-filologiya/676290-1-tvorchestvo-degteva-problema-geroya-avtorskaya-filosofiya-zhanrovoe-svoeobrazie.php).

Но Дегтярёв не так прост. Он просто не хотел петь дифирамб героям.

Я подчеркнул в цитате из Бахтина одно слово: “судьба”.

Это в эстетическом мировоззрении Бахтина признак самого художественного – классического (в отличие от романтического, сентиментального и реалистического) построения характера.

Мне грустно, что я хитрость Дёгтева сразу разгадал. Он именно с точки зрения судьбы рассмотрел своих героев… притворившись, что строит их характер по-сентименталистски. Это не от подсознательного идеала хитрость, а от ума. Была б не от ума, я б не угадал.

Хоть я не могу сразу сказать, в каком месте я угадал.

Может, в эпическом начале первого предложения: "В тех… горах”. Издали как бы, из какого-то поднебесья смотрит автор.

Во втором предложении это тоже чувствуется в словах, которые я подчеркну:

Точка зрения ещё и надвременная.

Вот так-таки славят героев.

Такая судьба военной нации (не агрессивной, а именно военной). – Плоская страна, на которую со всех сторон нападали век за веком. И которой надо было дойти до естественных границ (гор, морей и рек). И которую должен был отстаивать труженик, не профессиональный дружинник, начиная с Нового времени.

Описываемая война, Вторая чеченская, была против агрессоров больше, арабских наёмников, чем против чеченцев, против устройства всемирного Халифата до Поволжья и Зауралья включительно. Что из рассказа, впрочем, не видно. Потому что расширение России на восток и юг, было преимущественно мирным. Даже а Предкавказье, ибо так называемые мирные горцы не зря так назывались. Грузия же сама попросилось в Российскую империю, а Эриванское ханство вошло в результате войны, которую начала Персия. Какая-то справедливость России как-то чувствуется в рассказе.

Не вяжется с агрессивностью "умирать”.

Зато судьба быть героями сквозь сентиментальное прикрытие явно просматривается.

Можно даже сказать, что Дёгтев справился с задачей не воспеть шаблонно. Что и Чаплыгина признаёт:

Она больший дипломат, чем я – её в непатриотизме не укорят. А я признаюсь, что про патриотизм* рассказа угадал достаточно рано. Меня не сбил, не знаю, зачем, ложный эпиграф, присущий нации агрессивной, каким-нибудь средневековым норманнам или татаро-монголам:

Так вот мне горько. Когда-то я любил неаполитанские песни, потом я, оказалось, знаю мелодии массы песен из фестивалей в Сан Ремо. А теперь мой ум отмечает: это второсортное прикладное искусство, приложенное к задаче усилить любовное переживание. Я люблю протяжные русские народные песни. А теперь я должен подозревать, что это потому, что я в русских влюблён. А уж как я любил песню о “Варяге”…

Тьфу!

Меньше знаешь – крепче спишь.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/gorkaia-sudbina-patriotizma-5f75cdc228bb441afd22be4d

*- А что, если это не про патриотизм? А про гораздо более глубокое явление – про неистребимость имперскости в народе? Тогда это реализм – чуяние раньше всех, признавших, что это и хорошо – перестать нести бремя империи, ибо устали от неё. Тогда ж произведение рождается, как вдохновлённое подсознательным идеалом империи! И тогда Дёгтев настоящий художник. А я просто ошибся. Я не учёл, что для того именно и сделано, чтоб главный герой всё-таки остался жить, даже и будучи как бы похороненным в середине текста. Тогда виноват. Каюсь.