Есть такое произведение… Впрочем, его нет. Давно. Это “Битва при Ангиари” (1503-1506) Леонардо до Винчи. Великий художник для него изобрёл такие краски, что вещь пропала. “Существует мнение, что под фреской, написанной Джордано Вазари, сохранилась “Битва при Ангиари” Леонардо” (Геташвили. Леонардо. М., 2011. С. 85).

…Которое настолько потрясло современников, что слава о нём несётся через века. И… подисказилась.

Эта вещь по знакомству была ему заказана от имени властей Флоренции для росписи одного из залов Синьории, а Леонардо плюнул ею в глаза заказчикам и всем жителям Флоренции (народ и власть были едины в патриотизме и хотели видеть прославление флорентийской мощи). Битва при Ангиари была горожанам хороша тем, что там погиб только один флорентийский воин. А для Леонардо она (более чем полувековой давности) была плоха тем, что была междоусобной (воевали Милан с флорентийско-венецианским объединением). Леонардо был за объединение всей Италии, пусть даже и силой, пусть и под властью тирана (например, Чезаре Борджиа), лишь бы этот тиран был сильнее всех, что дало б возможность Италию объединить, этих склочников, использующих тоже силу, но для разъединения.

Леонардо, получается, был за… тиранию. И заказ ему выхлопотал знаменитый страшный Макиавелли, не к ночи будь помянут. Он тоже был за единую Италию, объединённую силой. Больше нечем, чем силой. А что поделаешь с феодальной раздробленностью? (Здесь, правда, налицо были не феодалы, а, зачастую, купеческо-ремесленнические города-государства. Республики. Но.)

Та же, собственно, тенденция, что и в Московии почти тех же времён.

Некоторым образом та же, что и в результате реакции на недавнюю катастрофическую демократию в России 90-х.

Фреску Леонардо сделал такой, что вместо гордости силой и патриотизма у зрителей открыто для них творимого произведения “кровь стыла от завораживающего ужаса” (Там же. С. 80).

От возмущения их останавливало удивление. “Поражали необычайные ракурсы и шокирующие, до иллюзии переданные, тела” (Там же). Даже лошадь одного из всадников кусается. Геташвили даже пишет, что ни до, ни после сражения не изображались так нецивилизованно. Но… цивилизованное всё же общество Флоренции отдало, выходит, дань техническим изобретениям художника. Мастерству. Ракурсам…

Рубенс. Копия с картона Леонардо. 1605.

Из-за такой сверхценности открытия ракурсов несколько неважно, что произведение Леонардо утрачено. Есть копии. Рубенса, например. Ракурсы-то копиист уж определённо точно передал. И то же относится к лошадям. То же, собственно, и к выражениям лиц и морд животных - ярости. Тут новое открытие – психологизм.

Последний добавлен эскизами к фреске, которые сохранились.

При таком вале одних технических, так сказать, открытий зрителям тоже можно было перенести некий шок, который запомнился в веках хотя бы среди специалистов.

А флорентинцев, перенёсших моральную пощёчину, можно даже и понять. Это вам не то, что называется теперь современным искусством и выступает в теперешней России против авторитаризма Путина, и сравнивается (см. тут) с Леонардо по части технической изобретательности. Например, группа "Война", сумевшая очень быстро нарисовать контуром огромный фаллос (выливанием краски из канистры на асфальт) и сумевшей придумать выбрать местом разливания разводной мост, а время - непосредственно перед разводом моста, ночью, когда никого на улицах нет, и никто не помешает хулиганить. Умение и смекалка таки имеют место быть тут. Но в количестве всего лишь чуть большем, чем писание бранных слов на заборе. То же и с так называемым панк-молебном в Храме Христа Спасителя. Выбрать такое место - это таки надо суметь. Но совсем мало чего нужно уметь при вхождении в курс правил поведения в храме и придумывании, как правила эти нарушить, чтоб оскорбить. Исполнение же придуманного и вовсе не несло в себе какого бы то ни было умения. Так что даже и сравнение по технике современного, так называемого, искусства с Леонардо - тоже не корректно. Даже сравнение с несуществующим в материальном виде произведением.

А теперь подумаем, что двигало художником, взявшимся, скажем так, метать бисер перед свиньями?

Ну он самовыражался, ясно. Но что двигало именно таким самовыражением? Он же, наверно, предвидел, что ничего ему за оскорбление не будет. За такое оскорбление… Но только ли расчёт? Нет ли в самом психологизме, в этой презренной ярости, изображённой так тщательно и умело, яростной же надежды достичь невозможного – изменить своих современников сограждан… Да какое там!?. Почему сограждан? Он же нарочно лишил одеяния изображённых специфической временно`й характеристики. То есть он на века вперёд “кричал”. Для обитателей любых мест. Обитателей низменных, обязательно низменных, раз сделал изображаемых так подобными скотам. А всё же обращался. То есть верил в силу воздействия своего гениального умения изображать.

Сознавал ли он всё это?

Есть нагло врущие, что касательно именно этого произведения он написал слова: “pazzia bestialissima” - “самое зверское сумасшествие”. Но он их написал в сочинении о войне. Да и не стоит читать слова художника, написанные буквами, когда вникаешь в его живопись.

Итак, сознавал ли он движущую силу своего живописного крика? Или не вполне? И потому-то так мощно выразилась его страстность, породнившая его со своим страстным народом, который, узнав родство подсознанием своим, не стал на него обижаться, ибо до него – пусть темно – дошло как-то, что перед ними Учитель. Страсть – прекрасна. А её усмирение изображением, да ещё и мастерским, – тем более прекрасна. – Тут-то – и гармония: высокое доверчиво обращается к низкому… Значит, сочетается высокое с низким… Уже. Тут и теперь. Он только что служил главным инженером в войске Чезаре Борджиа, взявшегося мечом объединять Италию… У Чезаре пока не всё получается… Но.

Исторический оптимизм на подъёме – вот что питало идеал гармонии.

Рубенс тоже исповедовал идеал гармонии. Пусть его исторический оптимизм был более осторожный (20 лет уж как голландцы объявили о своей независимости от Испании, а бельгийцы всё нет) и рассчитывавший на более длительные сроки (не мытьём, так катаньем отложится Бельгия от Испании, не войной, так торговлей и богатством), пусть это был исторический оптимизм потерпевшего поражение и притворившегося смирившимся. Поэтому Рубенса интересовал воинствующий исторический оптимизм Леонардо. Вот он и стал делать копию с его картона.

Но, не имея самого картона, уже не определить, чем именно вещь Рубенса отличалась от картона Леонардо.

Главное, однако, в том, что нельзя “в лоб” понимать тут Леонардо, как пацифиста. А тем более – над схваткой.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/139.html#139