С. Воложин

Неужели моему читателю, привыкшему, что я не признаю художественным выражение “в лоб” пафоса, двигавшего пером поэта, неужели бдительному моему читателю удастся меня поймать. Неужели мне прийдется,- приняв, что Цветаева таки художник, а не публицист,- согласиться, что раз она в стихотворении “Байрону” “в лоб” говорит о демонизме всерьез, то не “в лоб” - как раз и будет разговор о нем не всерьез.

Нет. Я поупрямлюсь.

И актуальность такого же противостояния и для Цветаевой можно усмотреть в ее оценке его как вековечного. А вековечность поэтесса как раз вводит вполне художественно: противоречием обращения к Байрону, как к живому (во всех, кроме последнего, четверостишиях), и обращения к нему, как к мертвому, как к “горсти пыли, оставшейся от губ и глаз”, в последнем стихе. Столкновение этих противоречий и дает вечность. Высшую инстанцию, в которой пребывает демонизм.

Почитав о Цветаевой, можно даже покрепче пример ее демонизма обнаружить.

Противоречие.

В чем художественный смысл этого противоречия? – По-моему, в демонизме. Но - очень сложном.

Ведь что такое лесбийская любовь для такой Барни или Парнок? – Это нечто утонченное, изысканное. (Свой идеал люди всегда склонны именовать замечательными словами. Как бы низок, например, он ни был.)

Парнок:

Так если принять, что обычные лесбиянки – естественно себя ведут, как животные (хоть у животных, может, и нет таких извращений), то они, эти обычные лесбиянки – с точки зрения сверхчеловеков, суперменов, супервуменш-лесбиянок – тоже посредственности, серость и т.п. А вот необычные…

Помните детскую игру, где вся слава достается тому, кто дольше всех просидит в закрытом сундуке? Жестокая и далеко не мещанская игра.

И что ж это такое – землетрясение, сотрясающаяся земля, бесконечно большое усилие, повелевание, не дышать – как не демонизм?

Во вроде-бы-мещанстве, в выходе замуж, чтоб иметь ребенка, заявляется совсем не иудеохристианское богоугодное дело: плодитесь, размножайтесь. А некое недотягивание до гордыни демонического идеала.

Вот это и есть тот пафос, “в лоб” выраженный в цветаевском эссе 30-х годов (произведении не художественном, а полуфилософском), который не “в лоб” выражался еще в 1915-м, выражался столкновением “Ошибки” и “Подруги” в разновременных названиях одного и того же цикла стихотворений, выражался столкновением благословения и посылания подальше вот-вот бросящей “я” любовницы.

Скажете, слишком сложно, а главное, притянуто?

Так я вам социологическую подпорку приведу. И – аналогию. С Ахматовой.

Вот таким ницшеанством вдохновляемая Ахматова пишет:

И вводит различие между лирическим “я” и “той”. Как разницу видит Цветаева между собой-лесбиянкой и лесбиянками Барни, Парнок.

Так что…

Я надеюсь, что поколебал ваш скепсис.

Попутно обрисовались другие расхождения Фриды Гинтс с истиной.

Согласитесь, что Диана Бургин пронзительнее видит Цветаеву: быть счастливой – пошло, и не вдохновляет Марину Цветаеву (что, кстати, вполне в духе демонизма).

Ничего себе очевидная и доступная!.. Вы только что видели. Я уж не говорю, что о ее лесбиянстве долго вообще умалчивали.

А по-моему, тайна элементарна: наличие идеала – демонического. Есть идеал – хочется его выразить. И – полетел творец. Нет идеала – мямлит, а не поет, бредет, а не летит.

Неправда! Искренни – все настоящие. А демонизм, даже доведенный до парадокса, является типичным для поэзии русского серебряного века. Даже кончавших с собой в нем было, чего доброго, больше, чем в любом другом веке.

Ну, вряд ли ницшеанство в ХХ веке – это оригинально даже для России.

Как раз наоборот. Послегрозовой. Пошлостью прогресса после революции 1905 года. Потом бунт ухода в себя так по инерции и пошел по десятилетиям.

Опять все – ну, почти все – напутано.

А Цветаева – только для себя и только для сей минуты. И только внутри себя. А на других ей наплевать. И утверждать себя среди них вовсе и не нужно. Даже насмешка над ними нужна ей для себя, а не – чтоб их позлить.

Но идеал-то художника из художественного произведения процитировать нельзя. Героиня-дипломат – получился идеал Цветаевой у Фриды Гинтс. А это ж неправда.

Но… Бывает у людей какая-то странная способность: говорить-говорить-говорить ерунду, а в общем создавать верное впечатление о предмете говорения. В итоге Фрида Гинтс правильно,- если я заработал своими тремя микроразборами право судить,- понимает Цветаеву. И можно только благодарить автора эссе за частные ошибки, спровоцировавшие меня заподозрить их именно в ошибочности, взяться проверить и тем познакомиться с поэтессой.

Граждане! Впервые я получил возможность и конструктивно и с филологом обсудить свою работу. И не могу пройти мимо этого. И – вот - публикую. Пусть читатель нас судит. Ведь для меня важна не моя правота, а объективная истина. Вдруг филолог в чем-то права (это женщина). Знайте.

А поскольку мне кажется, что я ее победил, то пусть она останется неназванной.

Переписка велась электронно. Ее текст я выделяю курсивом.

Уважаемая госпожа!

Я вам могу сказать, что заставляет меня писать. – Желание проверить, что принцип художественности Выготского работает, вот, на очередном художественном произведении.

А вот если б вы объяснили мне, в чем вы видите неадекватность и пошлость о Парнок…

Я признаю, если скажете, что я темный (я действительно считаю себя посланцем темноты в страну культуры). И я пойму, что вы, может, в принципе не мыслите с таким обсуждать такое.

Но вы еще, мне кажется, и в принципе против того, чтоб об искусстве писали неспециалисты.

Я б и не писал, ибо нет у меня филологического образования. Но что делать, если филологи, 99,9% их, игнорируют открытие художественного смысла конкретного произведения. Вот вам и второе обоснование, почему я написал и эту статью, и вообще все, что ни написал.

Спасение утопающих оказалось делом рук самих утопающих.

Так что вам,- а вы, я понимаю, специалист, пусть и не по Цветаевой,- грех меня упрекать даже в чем бы то ни было.

Мне хочется думать, что вы не ханжа и не потому на меня напали, что я половые извращения обсуждаемых поэтесс не обошел стороной.

Мне не хочется думать, что вы человек слабодушный и не довольны мной за то, что я демонизм стараюсь понять.

Поэтому у меня есть маленькая надежда, что вы вступите со мной в конструктивный разговор.

Я вам могу пообещать, что если вы мне докажете мою неправоту, я сниму статью с сайта.

Да и я ж согласен.

Я, может, поступил, как привязчивая злая собака, покусав ее за ошибки. Я признаюсь, что сделал это для интересности для читателей. Скучно, когда тишь да гладь. Вот, чтоб их соблазнить, я и… Но я же и признал, что “В итоге Фрида Гинтс правильно,- если я заработал своими тремя микроразборами право судить,- понимает Цветаеву”.

Черт! Мне не хочется соглашаться. Расхожее не равно недоказуемому, расхожее не равно априори, недоказуемое не равно априори. Вы это и сами знаете.

Так. Сел в лужу со своими угадками. Но опять попробую возражать, не читая дальше (а то боюсь запутаться).

Соглашаясь с вашим последним предложением, хочу в чем-то и возразить. У человека действительно бывает гораздо больше проявлений, чем у животных.

Слово “извращения” в статье у меня применено один раз и применено для отличия человека от животных. Животные настолько рационально устроены, что – я точно не знаю, не зоолог – почти не делают в половом отношении того, что не необходимо для размножения. Почти. Обезьяньи самцы известно, чем занимаются… Да и, может, это оттого, что им скучно в клетке зоопарка. Про самок что-то не слышал, да и не видел.

И все-таки вряд ли можно утверждать, что для человека нет различий между нормой и отклонением от нее.

Понятие “норма” - социальное, социологическое и даже идеологическое. С этой стороны лесбиянство меня и интересовало.

Знаете, я хочу и покаяться, и защититься.

Покаяние мое такое. Я не знаю Парнок. Но моим предметом была Цветаева. Я рискнул, чтоб не слишком отвлекаться, относительно Парнок в общем положиться на Диану Бургин. Кое-что из ее слов не взял в кавычки. “Нечто утонченное” - из того разряда.

И мы с этим гипотетическим читателем дальше ваше письмо еще не читали…

(Да. Вы можете мне попенять, что я отступил тут – и в статье, и в данном письме - от себя и удовлетворился восприятием Парнок “в лоб”. Тут я поднимаю руки вверх. До чрезвычайности тяжело держать себя в ежовых рукавицах Выготского. Виноват. Спасовал. Но неужели не “в лоб” тут как раз и прячется “источник мучения”? – Ой, вряд ли.

А почему б вам тут не согласиться с Дианой Бургин и Цветаевой, что подчиняться тому, что дано природой – естественно и легко, а не мучительно? Это действовать по линии наименьшего сопротивления. А?

И почему не согласиться со мной, что естественность – тоже может быть в ранге идеала? Идеалы ж разные бывают: легко и трудно достижимые. Естественное – легко достижимо.

Неужели вы сможете мне доказать, что в процитированном мною стихотворении выражена борьба?

Я не хочу с вами спорить в биографическом плане.

Но не согласитесь ли вы со мной, что искусство это не жизнь. А биография – лишь ПОДСОБНЫЙ материал для исследователя художественного смысла конкретного произведения искусства.

“В лоб” (увы, опять “в лоб”) понимаемые, эти слова тоже явно относятся к достижимому идеалу, а не к труднодостижимому.

(Вы обратили внимание на синусоиду перед статьей и на поименованные точки на той синусоиде? Они наглядно иллюстрируют разницу идеала достижимого – Барни и Парнок - и труднодостижимого – Цветаевой.)

(Я по-прежнему не читаю то, что написано у вас дальше.)

По Выготскому дразнение, грубо говоря, это и есть психология эстетического. Так здесь оно, пожалуйста, ЕСТЬ. Мне вспомнился кусок из какого-то фильма с Фернанделем. Он обнимает красотку. Она ждет поцелуя, закрыв глаза. А он водит губами на сантиметр от ее лица и не целует. Так она аж завизжала от возбуждения. Что-то типа: “О! Как это ты делаешь!”

Мужчины женщин обычно удручают своей целенаправленностью и торопливостью. Так если лесбиянки выгодно отличаются от мужчин в этом отношении, то эти стихи как раз и передают этот плюс. Тут плюс, а не минус, как вы утверждаете.

Там еще такие строчки есть:

Я, мужчина, имеющий двоих детей, понимаю эту тягость как в общем положительную. Потерплю. Зато наследник будет.

Если сходу, то тут лирическое “я” наткнулось в лице партнерши на некую противоположность упомянутого героя Фернанделя.

Что ж, даже у достижимого идеала есть свои трудности достигания. Не та партнерша попалась.

Вот это стихотворение мне что-то не удается интерпретировать. Вы уж простите раз.

Это еще не значит, что у нее не тоска по легко достижимому идеалу, отличному от цветаевского.

Это стихотворение тоже не могу растолковать. Но и растолкованных хватает.

Конечно.

Пожалуй, да. Если Бургин не имеет достаточно доказательств. И я виноват, что ей доверился. Но, по большому счету, разве моя доверчивость так уж наказуема? Я-то хлопочу об истолковании произведения, а не биографии. Ведь из текста стихотворения, вырванного из цикла, не ясно, что речь о лесбийской любви. А если я применил слова “соблазнила и бросила”, то читателю много-много становится ясно. Я о нем хлопочу. Тонкости, как там было с бросанием прототипов, ведь не важны. Важно, что происходит с персонажами произведения.

Так тем паче я достоин снисхождения.

Нет. Вы не можете не признать, что у меня центр тяжести не в биографии.

Не угадываю, о чем это вы будете писать дальше… Стихотворение-то, да, об искусстве. Но разве я не вправе толковать его расширительно – как еще и о том жизненном, что вдохновляет это искусство – достижимой телесной радости жизни?

А античность, писал Чаадаев, имела грязный идеал красоты… Что-то в этом роде. Не имею возможности цитировать.

Душа-то, может, и вне пола. Но я ж и не свожу к полу, а тоже хлопочу о кое-чем духовном – об идеалах и их отличии друг от друга.

Есть грех. Психологическая основа художественности (дразнение, катарсис) это нечто из области естествознания. Оно вне истории искусства, внегуманитарное.

Вас не устроит, если скажу, потому что это однопорядковые величины?

Те, кто считается с внешним, не солипсисты, тоже имеют душу. Но не такую. А солипсисты не считаются ни с кем, ни с чем вокруг. Чем не демонизм?

Ну да. А есть и другие люди. Они счастливы, СЧАСТЛИВЫ чувствовать себя частицей огромного. Родины, например.

Вот я, будучи конструктором, испытывал наслаждение от уничтожения своего личностного выбора под влиянием умения все обосновать требованиями к конструкции, к производству этой конструкции и т.д. – миллион требований. А я все учел. И ничего не допустил как отсебятину.

А "Хочу у зеркала..." - это, боюсь, не демонизм, а усталость. И бесконечное усилие - повседневность. Усилие быть собой, нести свою душу. Да, правда, я, чем дальше перечитываю Ваш текст, тем более уверяюсь: это подмена терминологии. Т.е. там, где у Вас - демонизм, так у МЦ - всего лишь реальность каждого дня. Не критическая ситуация, не выверты декадентского сознания, а только правда повседневности. Печаль ведь действительно только шоколадом и лечится.

Это если внутреннее перевешивает внешнее. А как Цветаева романтик (романтик же эгоист, если одним словом и в моральном плане), то да, шоколадом.

Спасибо, что не пренебрегли посланцем темных.