С. Воложин.
Чехов. Вишнёвый сад.
Художественный смысл.
Ницшеанство. |
Против Дмитрия Быкова 14.
Не от хорошей жизни я всё обращаюсь и обращаюсь к Быкову, пишущему на литературные темы. Вот вчера… Заставил себя и посмотрел до конца фильм “Новая жизнь” (2020). Не сериал. Не стрелялка. – Режиссёр, Мария Ефремова, и не подумала, что создает произведение не только не прикладного искусства (о, в общем, знаемом), а просто иллюстрацию психологического тезиса, что вообще и искусством-то нельзя назвать. Как, правда, и так называемые в 19 веке физиологии – очерки нравов, считались и до сих пор считаются произведениями искусства в стиле реализма (издеваясь, по-моему, над реализмом, который я считаю примером отражения художником того в социуме, что уже появилось, но ещё никто, кроме него, не чует).
А перед этим фильмом я смотрел по телеканалу “Культура” фильм-спектакль Розова “Перед ужином” (1980). Это было-таки искусство. Чудо: напряжение какое-то реяло просто всё время. С первой же минуты (с 53-й секунды). Умиротоворяющая несерьёзная шутливая мелодия, под которую идут титры, сменятся криками и суетливой беготней, приехала домой из Москвы семья. Две семьи родных сестёр живут в одной квартире. И остававшиеся сильно соскучились по две недели отсутствовавшей другой семье. Видно, что они крепко любят друг друга, раз такая радость. Исключение какое-то… Радостная коммуналка. И дальше исключительность нарастает и нарастает. И воспаряет до огромной нравственной высоты. (Каковой не наблюдалось в реальности в 1980-м году. Афганская война, возвращение солдат в цинковых гробах, Олимпийские игры в Москве, как раз, когда там и были персонажи, что никак на них не сказалось. К этому году когда-то Хрущёв обещал построение коммунизма, о чём теперь никто даже и не вспоминает, такое это безумие смешное было. Но по Розову – вершится ежедневное радикальное размежевание людей на простых и отличных. Что воспринимается как заданность и натяжка.) Вещь явно прикладного искусства. Приложенная к усилению переживания хода времени явно к лучшему: люди совершенствуются на глазах. – Всё-таки это не прошлогодняя, не вызывающая совершенно никакого сочувствия, иллюстрация мысли, что возраст (где-то до 40) – это нечто в голове, а не в теле.
Я от тоски, что давно не разбирался с фильмом, смотрел. Какая-то пустыня с фильмами в России чувствуется. Не с чем разбираться. Или это оттого, что теперь стало требоваться платить, чтоб смотреть что-то стоящее? (А я себе, с перестройки начиная, запретил платить за культурные мероприятия. Интернет не в счёт, ибо он не только носитель культуры.)
Придя в ужас от этой драмы, так она названа (“Новая жизнь”), мне пришлось опять открыть Быкова. – Открылось на главе “Антон Чехов. “Вишнёвый сад”, 1904”.
А тут чёрт знает, смогу ли я Быкова поймать на каком-нибудь ляпе. Ведь Быков – антисоветчик. А в СССР Чехова понимали неверно – как критического реалиста, и он потому был в большом почёте. Тогда как он – ницшеанец. То, что в СССР настолько хорошо замалчивали, что я о ницшеанстве узнал только в перестройку. Быков обязательно ополчится на советское толкование Чехова. И я не знаю, смогу ли его тут в чём-то уличить.
Хотя…
Я вспоминаю, как я постигал это ницшеанство.
Сперва до меня не доходила та его часть, которая представляла подсознательный идеал – бегство в метафизическое иномирие от колоссальной скуки Этого мира с его всем-всем, вплоть до причинности. Сперва я постиг внешнее ницшеанства – вседозволенность и презрение к мещанству и смерти.
Лишь потом до меня дошло, что это внешнее есть осознаваемое проявление, так сказать, высшего мещанства, со вседозволенностью и вполне земной достижительностью всяких благ, что высшее мещанство с низшим роднит.
Лишь урывками до меня сперва доходило, что презрение Чехова к этим (я слово такое выдумал) недоницшеанцам происходит от неосознаваемой Чеховым метафизичности иномирия. Так до меня дошло, почему “Вишнёвый сад” комедия: Чехов-ницшеанец насмехается над персонажами-недоницшеаенцами, приземлёнными.
Это достаточно сложно, чтоб Быков, этот защитник плохого вкуса и упрощенства, сложность не понял. Тут появляется надежда, что я его подловлю.
А ну? Читаем.
"Во-первых, это театр символистский, потому что пьесы Чехова, и особенно “Вишнёвый сад”, обладают огромной мерой условности” (Время потрясений. 1900-1950. М., 208. С. 56).
Тут чушь какая-то побочная. Условно всё искусство. Лишь спустя полвека после “Вишнёвого сада”, в погоне за действенностью, на Западе принялись грань условности стирать (хэппенинг, перформанс). Театр наиболее близок к перформансу. То есть у театра в принципе меньшая, чем у других искусств, мера условности. Известны случаи, когда зритель, увлёкшись и приняв вдруг представление за действительность, невольно принимал в нём непосредственное участие. Зритель вставал с кресла, подавал голос ответа.
Образность вишнёвого сада Быкова сбила с толку. Вишнёвый сад не просто реквизит, а символ неутилитарности. Шкап не только реквизит, а образ умершей дворянской культуры. Просто пьеса – не в стиле реализма. В ней образов много. Вот её Быков (ошибочно) и наделяет "огромной мерой условности”. – Не точно выражается. А слово "символистский” – грубо ошибочное, ибо идеал символиста – благое для всех сверхбудущее, нечто прямо противоположное ницшеанскеому идеалу – метафическому иномирию.
Но дальше.
"Чехов писал “Вишнёвый сад” как эпилог к собственной жизни и как эпилог к русской литературе, которая ведь, по большому счёту, на “Вишнёвом саде” заканчивается” (С. 57).
А хронологически расположенные даже в книге у самого Быкова после Чехова символист Блок, акмеистка Ахматова, футурист Маяковский, ницшеанцы Белый и Бунин – это что: эти, творившие до революции 1917 года, не относятся "к русской литературе”?
Или предложите закрывать глаза на расхристанность Быкова не только в словоприменении, но и в целых осмысленных предложениях?
Или безответственность Быкова столь велика, что он уверен, что читать его будут только политически свои, которые не привыкли критически относиться к своим же? Свои, которым достаточно только общего всеотрицающего тона книги о потрясениях 1900-1950-х годов.
"Начинается век Серебряный, который действительно “труба пониже и дым пожиже”” (С. 57).
Быков что: 1) представил себе превалировавшее советское мнение, 2) забыл, что он пишет не от его имени и 3) как в лёгком трансе выдал, словно казах, едущий по степи хаоса своих мыслей: “что вижу, о том пою”?
Я пожимаю плечами.
Вычитке книга подвергалась?
Может, надо не на каждый ляп реагировать, раз они у него сплошняком тут?
Хорошо, будем пропускать.
И вдруг, пропуская, я натыкаюсь на совершенно верные слова:
""Вишнёвый сад”о – это… издевательство над всеми этими людьми” (С. 57).
Помните, выше, про недоницшеанцев?
Не может быть, что что-то такое думал и Быков. Уверен, что что-то другое.
Похоже, так и есть. Потому что "в финале есть и некий свет” (С. 57). – Не может быть никакого света у Чехова-ницшеанца, ибо это мирооотношение всеотрицающее.
Интересно, Быков ляпнул про "свет” и тут же забыл? – Чтоб ответить, придётся проигнорировать массу мелких ляпов.
Так.
Я дочитал до конца в поисках ответа. И, похоже, Быков забыл-таки. Он вообще дал несколько вариантов итогового мнения, не замечая, что их несколько. (Он всё же в каком-то трансе пишет.)
Самое поразительное, что у него есть кусок текста, где тончайшее верное постижение Чехова как ницшеанца:
"Мы поэтому с такой тоской мучительной всегда эту пьесу перечитываем. Это наша жизнь, это наше расставание с нашей глупой, всегда бездарной, всегда бессмысленной (это всегда понимаешь к концу), но всё-таки нашей единственной жизнью… Это прощание человека с жизнью при полном понимании, что жизнь была, в общем, дурацкая. Другой не бывает, невозможно прожить не дурацкую жизнь, но ужасно жалко всё-таки. Ужасно жалко детства, когда смотрел на отца, ужасно жалко шкафа дурацкого, некрасивого шкафа, который стоит в углу. Жалко того единственного, что было тобой и больше никогда не будет. Вот это Чехов поймал. Это предсмертная вещь” (С. 61-62).
Быков только не понял, что это у Чехова, чахоточного, которого смерть караулит каждый день, каждое произведение такое, а не только “Вишнёвый сад”.
И это у Быкова – восприятие ницшеанца мещанином: "Жалко”.
Сам ницшеанец гораздо мужественнее. Ему не жалко. Он с Абсолютом знается. Что ему эта жизнь, мизерная! Здесь Чехов равен верующему христианину. Тот к вечной иножизни приближается, умирая. Равен по модулю, говоря математически, а не по знаку (у христианина знак +, у ницшеанца -).
Вообще, даже и такое (пусть мимолётное) постижение Чехова Быковым меня удивляет: он же грубый профан, не понимающий, что художественный смысл нецитируем. Как это его угораздило? Или в нём вкус прорезается, пока он не включает политическую ангажированность?
Нет всё-таки.
Из хама нэ зробыш пана. – Он просто “в лоб” принял ради насмешки сделанных Чеховым пустопорожними Аню и Петю.
"Бессмертны в России неопытные, непрагматичные, в общем, беспомощные люди. Бессмертен Петя Трофимов, вечный студент, смешной Петя, у которого такие жалкие калоши, который падает с лестницы, но ему достаётся любовь Ани. Аня любит его, они говорят: “Прощай, старая жизнь! Здравствуй, новая жизнь!” И вообще, когда мы смотрим на Петю Трофимова, мы как-то понимаем, что будущее-то всё-таки за ним, потому что Петя добрый… Петя с его чистотой — это тот, кто в конце концов получит все бонусы. И Аня — нелепая, неумелая, даже, пожалуй, неумная Аня, которая говорит, что они будут работать, а вечерами они будут читать. За ней прелесть, свежесть, очарование жизни, а за это Чехов прощает всё, и поэтому у Ани все будет прекрасно” (С. 58).
Вот это, может, и можно считать тем, что "в финале есть и некий свет”.
Насмешку ницшеанца Чехова Быков понял прямо наоборот, “в лоб”, как в тексте буквами написано. А там – революционные романтики. За что, помню по школе, хватались советские учителя и нам долдонили. Странно, что Быков пропустил случай уколоть советскость.
Интересно, есть в тексте комедии хоть что-то, впрямую намекающее на авторскую насмешку?
Трофимов. Есть. Благодарю вас. Я за перевод получил. Вот они тут, в кармане. (Тревожно.) А калош моих нет!
Варя (из другой комнаты). Возьмите вашу гадость! (Выбрасывает на сцену пару резиновых калош.)
Трофимов. Что же вы сердитесь, Варя? Гм... Да это не мои калоши!
. . . . . . . . . . . . .
Лопахин вынимает бумажник.
Оставь, оставь... Дай мне хоть двести тысяч, не возьму. Я свободный человек. И всё, что так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти, вот как пух, который носится по воздуху. Я могу обходиться без вас, я могу проходить мимо вас, я силен и горд. Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!
Лопахин. Дойдешь?
Трофимов. Дойду.
Пауза.
Дойду, или укажу другим путь, как дойти.
Слышно, как вдали стучат топором по дереву.
Насчёт калош Петя всё-таки тревожится и всё-таки остаётся без них, а – "Дойду”. – Вполне годится на роль хоть чего-то, намекающего на авторскую насмешку.
Ну а как этот несчастный Быков справился с объяснением, почему это комедия?
"А теперь пара слов о том, почему эта глубоко трагическая пьеса называется комедией. Конечно, Чехов ставит этот подзаголовок не для жанрового определения. Он его ставит, как ставят над музыкальным произведением moderato, например — играть вот так. Эту пьесу надо играть как комедию, и тогда она будет как трагедия” (С. 62).
То есть для Быкова, вопреки Чехову, это, по сути, трагедия, а не насмешка, как я полагал поначалу, настоящего ницшеанца над недоницшеанцами.
Я тут не показал, в чём же она, материальная вседозволенность неодоницшеанцев.
Псевдомечтательная Дуняша предпочла псевдотр-р-рагичному Епиходову якобы ницшеанца – высокомерного вульгарного Яшу. Любовь Андреевна псевдобеззаветно отдана внесценарному какому-то деньго-вампиру, любовнику в Париже. Пищик – материалистично понятому Ницше.
А ещё Чехову смешон смех непонимания простых людей над ницшеанцем Чеховым, то и дело втыкающим в текст след своего идеала, след, состоящий в апричинности. Это им смешно – как “в огороде – бузина, а в Киеве – дядька”.
Самоцитата:
“Любовь Андреевна
Кто это здесь курит отвратительные сигары…
Гаев
Вот железную дорогу построили, и стало удобно. Съездили в город и позавтракали… желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию…
Лопахин
Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ!
Гаев
(Зевая.) Кого?
Любовь Андреевна
(Глядит в свое портмоне.) Вчера было много денег, а сегодня совсем мало…”.
Видите? ““Здесь нет причинно-следственных зависимостей…””.
Но об этом лучше читать у меня на сайте.
17 апреля 2021 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |