С. Воложин
Бунин. Михалков. Солнечный удар
Художественный и псевдохудожественный смысл
ТАКАЯ любовь нужна была Бунину для масштабирования этого Зла, для права считать его вселенской силой и для права противопоставлять этому что-то равное – ИНОМИРИЕ. |
История и Бунин, изнасилованные Михалковым.
Мне легче всего начинать с себя…
Ну и всё же я – инструмент познания…
Так я, кажется, виноват перед Буниным. Дело давнее… Я назвал его реалистом в “Солнечном ударе” (1925). Так если он им был до революции, то могло быть, чтоб он им остался и после неё?
Это нехорошо: "в тускло освещенную пристань”, “сонную конторку”, “в запыленную извозчичью пролетку”, “кривых фонарей”, “мягкой от пыли дороге”, “старая деревянная лестница”, “старый, небритый лакей”, - нехорошо это всё?
Это – чтобы из грязи – в князи…
"…оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой”.
Щемящая тоска… По родине? Из Приморских-то Альп…
Или это меня тянет память о прошлом подходе?
А новый – признаюсь, метящий в ницшеанство Бунина – будет такой: увидеть в этом всплеске немыслимой любви всего лишь контраст для переживания колоссальной нуды от царствования Зла в этом мире. ТАКАЯ любовь нужна была Бунину для масштабирования этого Зла, для права считать его вселенской силой и для права противопоставлять этому что-то равное – ИНОМИРИЕ…
Интересно, срывался ли Бунин в его “не в лоб”, в почти прямое – образное выражение?
Думаю, да. В предпоследнем предложении:
"Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг”.
А, может, и в последнем:
"Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет”.
Что-то случилось с самим Временем. Нам приоткрылось что-то инореальное.
Исповедующему Это плевать на окружающее обычное. Настоящее или прошлое.
Это “плевать” выражено в крутом уходе от “не плевать”, предшествующее предпоследнему предложению:
"И необыкновенно приветливо, хорошо показалось от многолюдства этого парохода, уже везде освещенного и пахнущего кухней.
Через минуту побежали дальше, вверх, туда же, куда унесло и ее давеча утром”.
Скупо, но достаточно это образное выражение идеала иномирия в последних строках.
Можно ли было за бунинскую новеллу браться Никите Михалкову с его, Михалкова, почти такой же безнадёжной мечтой о возвращении новой России к старой, - не только капиталистической, но и царской, - как безнадёжна мечта о настоящей любви, что лежит на поверхности повествования Бунина в “Солнечном ударе”?
Ответ: можно; если счесть, что Михалков давно утратил обязанность адекватно воспринимать скрытый, всегда скрытый, художественный смысл чужих произведений искусства. Что он способен только ломать их под себя.
С вот такой предвзятостью подхожу я к его фильму “Солнечный удар”.
Кошмар. Я не могу…
Я читал, что Землячка не имела отношения к расстрелам сдавшихся в Крыму белогвардейцев: "Протоколы заседаний Крымского обкома партии за 1920-1921 гг. сохранились (РГАСПИ). Ни одного вопроса по карательным акциям на этих заседаниях в указанный период не рассматривалось! Р. С. Землячка никакого отношения, даже косвенного, к крымским расстрелам 1920 года не имеет. Эту замечательную и кристально честную женщину г-жа Позднякова просто оклеветала” (http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1394973900). А Михалков же сейчас сделает её убийцей сдавшихся. У него, правда, дело происходит в Одессе в 1919-м. Правда, в кино в самом-самом начале Фрунзе диктует телеграфистке ультиматум Врангелю в 1920-м, где, в Крыму, и была председателем обкома Землячка. Какая Михалкову разница, если красные – подлецы.
И как смотреть дальше?
Или это его подробное всматривание, КАК познакомился герой с героиней, когда у Бунина это опущено. И я понимаю, почему опущено. Ведь героиня замужняя. Ведь есть нравственный изъян где-то между знакомством и солнечным ударом внезапной любви. Ведь Бунину не нужна мораль. Ему нужна мера для показа через возможность немыслимой любви – невозможность её. Принципиальная невозможность. Доминирование Зла в мире ему нужно, а не что-то поменьше, и в первую очередь что-то моральное.
Ну как смотреть дальше?
А дальше – больше. Я даже не о нагромождении перипетий неудач со знакомством, хоть они с первого взгляда друг друга заметили. Я в отупении от того, что у поручика… невеста есть…
Над кем Михалков насмехается?
Нет. Это надо пересказать.
Рассказывая в ресторане своему визави за столиком, КАК поёт его невеста, он – в меру своих возможностей – передаёт ему это КАК, закрывает глаза, погружается в сон-не-сон – во что-то, и там звучит эта самая ария, он открывает глаза, и в другом углу ресторана видит… поющую пароходную незнакомку. Он – к ней. Она – от него. Их разделят яма в машинное отделение, страшно качающиеся там рычаги. Он, перекрикивая шум машины, кричит ей: “Сойдёмте!” И мы оказываемся (чуть после середины фильма) в начале бунинской повести.
Киношное из ряда вон. Равное, думает Михалков, бунинскому "…оба так исступленно задохнулись в поцелуе…”.
И (для того, кто не видел кино) быт в лагере сдавшихся белогвардейцев всё время тасуется с довоенным случаем на пароходе.
Я могу согласиться с тем, что ария Далилы из оперы “Самсон и Далила” есть, ну, чудное выражение Абсолюта любви. Но зачем было делать, чтоб она была песней и незнакомки, и невесты? Что я должен думать, когда эту пару везёт извозчик в гостиницу под эту арию?.. Когда она под неё смеётся над ним и ситуацией?.. Что значит михалковская отсебятина в вестибюле гостиницы, когда незнакомка под счёт себе под нос: “Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять”, - стаскивает по очереди перчатку с пальцев руки, пока поручик у стойки регистрируется?.. А прислуга озадачена, почему медлит барыня на её приглашение: “Милости просим”… - Что это значит? Зачем это введено? Это в пику бунинскому наваждению с его героями, как бы и не ощущающими времени и пространства (в пику повествователю всё замечающему до мелочи)?
"…небритый лакей в розовой косоворотке и в сюртуке недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных ногах вперед. Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах и двумя необожженными свечами на подзеркальнике…”.
Вместо "и как только вошли и лакей затворил дверь” Михалков даёт затяжку времени. Служанка затворила дверь и остановилась послушать. Поручик стоит у двери. Она стоит у окна спиной к нему. Капнула капля со стерженька рукомойника. Вторая. Он повесил что-то на вешалку. Стал было идти к ней. Она ему: “Запри дверь”. Он вернулся к двери и запер её. Служанка на цыпочках уходит. Он кладёт ключ там на что-то у двери. Приближается к ней. Она: “Подожди”. Он сделал ещё два шага. – Громче: “Подожди”. Она убавила фитиля в керосиновой лампе. Тяжело вздохнула. И за кадром нам слышен шорох снимаемой ею одежды. А в кадре он стоит почти у двери. Из-за края кадра появляется голая она и ступает к нему. Подошла, потупившись. Он недвижим. Подняла на него робкие глаза. У него упала из рук сабля. “Э-э-это сабля”, - говорит. – “Я знаю”. Затяжка длится. Она чуть улыбнулась. Он смотрит во все глаза ей в глаза. И далее – половой акт: она на нём и улыбается, оба в поту. И – в том же положении – её шопот: “Господи! Господи!”
Просит прощения. Когда снимала перчатки, было видно обручальное кольцо.
У Бунина:
"…никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой.
В десять утра солнечного, жаркого, счастливого, со звоном церквей, с базаром на площади перед гостиницей, с запахом сена, дегтя и опять всего того сложного и пахучего, чем пахнет русский уездный город, она, эта маленькая безымянная женщина, так и не сказавшая своего имени, шутя называвшая себя прекрасной незнакомкой, уехала”.
Я не против того, что Михалков сделал разнообразным и занимательным времяпровождение поручика в том городке. Не как у Бунина – бесконечная маета. Михалков зато заставил героя плакать. Михалков же не ницшеанец. Он не знает про доведение зрителя до предвзрыва, из которого куда? Только в иномирие.
И ещё у меня сомнение: если белогвардейцев топили баржами, по придумке Землячки (http://n-piterski.livejournal.com/55874.html), если "приговоренных грузили на баржи и топили в море. На всякий случай привязывали камень к ногам, и долго еще потом сквозь чистую морскую воду были видны рядами стоящие мертвецы”, - как же это исполнялось – привязывание камня? К расстрелянным? А если топили всю баржу, как это показано в кино, то как могли быть видны стоящие рядами мертвецы? И ещё: в баржах есть кингстоны для её затопления? Интернет говорит, что нет.
(Это у меня от нынешней информационной войны такая въедливость. Тут я даже нашёл исследование, что ни разу, ни с какой стороны не было затопления баржи с людьми.)
В общем, я не смог принять условный, как и полагается в произведениях, претендующих на то, чтоб называться искусством, мир Михалкова.
Почему? Потому что это – не произведение искусства всё-таки?
Или это я такой плохой инструмент познания художественного смысла? Тенденциозно к тенденциозному…
Почему я обижен за ложь на красных?
Потому что я обижен за русский менталитет.
Ему психологически по плечу была задача изменить весь мир (раззудись, плечо). Русские – глобальный народ. И Михалков играет на тоске этого народа, оставшегося без глобальной задачи, вообще без национальной идеи. И хочет заразить его идеей самобытности как национальной идеей. Включая и православие опять, и царизм.
Для первого и соединил новеллу Бунина с будто бы его “Окаянными днями”.
Хотя… Почему “будто бы”? Читал жалобу, что из “Окаянных дней”, мол, у Михалкова только трамвай с анархистами на фоне кирхи в Одессе. - Нет! Михалков сделал кино вполне в духе бунинской публицистики: "по колено в крови” (при том, что Бунин только и знал, что читал в газете, а там – типа: "Расстрел 26 черносотенцев в Одессе”).
Сколько ужасов ни наделала ошибочная марксова теория социализма, она так вдохновила человечество на попытку создать лучший мир, что мир должен быть благодарен России, за пробу материализовать это вдохновение. Тем более что будущее мира таки коммунизм, но не марксовый, а прудоновский, эволюционный и мирный. И Россия может гордиться такой попыткой, сколько б жертв ни произошло от первоначальной ошибки. Это как можно понять французов, навсегда гордящихся Наполеоном, хоть он и погубил миллион соотечественников. Наполеон хотел нести иным народам свободу от феодализма. Маркс и Ленин – свободу от капитализма. (Потому и нельзя приравнивать идею коммунизма идее нацизма, лишь не понимая передёргивания можно серьёзно относиться к слову коммунофашизм. Нацизм возвращал человечество в первобытное состояние, когда убивали просто за то, что чужой: мы – люди, чужие – нелюди.)
Михалков не только оказался как бы дальтоником в оценке красных и белых, он сблизил красных с нацистами. Нацизмом и фюрером немцы были освобождены от морали по отношению к низшим расам. Немцы вполне могли обманом подвести тысячи евреев к Бабьему яру и убедить раздеться для дезинфекции перед отправкой, мол, на работу. И красные-де могли обманом усадить тысячу белогвардейцев на баржу и затопить её: чужие ж.
До чего довела Михалкова его идея-фикс о возврате в прежнюю Россию…
А как художник он свободен от всего, и от истории тоже. И прав. И если думает, что главное в произведении искусства суметь взволновать, то и понятно, что выбрал он стиль сентиментализма, точнее – слёзных драм. Мастер он тоже большой. Он злыдней-красных сделал приятными на вид, обходительными. Исполнителю-истребителю – придал святое исполнение заповеди “не укради”. Он снят просто любовно. И наоборот. Обожаемых людей старого режима он сделал далеко не ангелами. Далеко… Поп хотел взять за освящение нательного крестика (что обязан делать бесплатно) аж 10 рублей. Женщин Михалков сделал ну очень грешными. Одну – до анекдота. Главная героиня – тоже ого. Высматривала в бинокль красивых мужчин, садящихся на пароход, без хоть слова-разговора согласилась сойти с намеченным ещё при посадке офицером на ближайшей пристани. Самому этому офицеру придал невесту. И всех их тоже очень любя снял. А эти волны эмоционального напряжения и отдыха.
Всё – признаки большого-большого мастерства.
Но…
Не знаю…
Работать в стиле сентиментализма теперь…
Он думает, наверно (и справедливо), что России угрожает потеря идентичности в этом глобализирующемся на американский лад мире…
Я тоже так считаю, но…
Виноват я или нет, что не смог ему простить насилия над историей и Буниным?
Что-то я не чую, чтоб что-то у него было сделано подсознательно.
5 января 2015 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.pereplet.ru/volozhin/276.html#276На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |