Это потом я стал вчитываться в фразы, вроде таких:

Я лишь потом-потом заметил, что съезды разные. А до того я просто сообразил, что КПСС стала так называться лишь после XIX съезда. Поискав, обнаружил, что после XIV она называлась ВКП(б), а словосочетание "социалистическое соревнование" появилось в 1929 году.

Но какое это имеет значение, когда главное тут смех, что такое самое дорогое: грамота, доллары…

Я было подумал: обыкновенный постмодернизм (пофигизм). Нет ничего, чтоб стоило серьезного к себе отношения.

Дело стало проясняться только после того, как мне удалось задать самому себе жесткий вопрос. Почему в фантастическом рассказе Кира Булычева "Цена крокодила" (http://www.pereplet.ru/text/kir.html) только один случай мистики? – Переход метки (пуговицы), зажатой в кулаке перед сном, в сон и там – на тайник, а оттуда, из сна, - обратно в явь, в лежание метки на папке, которая в предыдущих случаях все забывалась и забывалась, что является тайником для прятанья денег.

Да и фантастический ли вообще это рассказ?

Машина времени… Возвращение в прошлое и обратно… Поиск счастья… Освоена планета какая-то. Не из солнечной системы… - Но это ж все – улыбки ради. Шутки. Этот крокодил… Ловимый на блесну. В озере под названием Копенгаген…

Развлекаловка?

А что если насмехаловка? Над классической советской фантастикой.

Ведь та ж когда-то рождалась из того же пафоса строительства нового мира (и победы над миром старым), что и вся советская проза 20-х годов. Беляев… "Голова профессора Доуэля"… "Человек-амфибия"… Порыв в тайны жизни мозга, в освоение глубин океана… Стремление как бы ускорить приход времени всеобщего счастья…

Лопнули те мечты. Пролетело время фантастики просвещенческого, так сказать, типа. И настало время лишенческой фантазии, зацентропупеной на себе. А над теми, коллективистами, время подтрунивать. (Пусть и начал писаться цикл рассказов в семидесятые годы, но можно ж и предвидеть. Разбираемый рассказ – где-то 1999 года.)

Ведь правда. При всяческой шуточности, разлитой по всему повествованию, она ценностно разная по мере близости к тому или другому полюсам рассказа, воплощенным двумя главными героями: обывателем Удаловым (полюс низкого) и ученым Минцем (полюс высокого). И наибольший позитив авторского отношения виден в мистике, связанной с Удаловым. Автор именно здесь, возле реалий простейшей жизни, почти животного существования ввел романтический момент необъяснимости.

(А надо помнить, что романтика, повторяющаяся в веках, есть реакция на крах просветительства, повторяющегося в веках же. И в идеал романтика возводит не объективное, а субъективное. Придавая тому всё возможное очарование и положительность.)

И вот.

Профессор Минц - мало, что рационалист. Мало, что невероятное, казалось бы, - возвращение в молодость и переживание там счастья, - довольно прозаически низводит пусть и не до осмеиваемой физики и химии ("химическая реакция организма на запах собеседницы"), пусть и не до физиологии сна (тот ведь, как явь). Этого всего мало. Профессор Минц открывает то, что объективно есть банальность для взрослых людей: "…секрет счастья… В том, чтобы сделать счастливым другого".

Пусть исчезающе малое меньшинство человечества это исповедует, но знать-то знают все. И без открытий невероятного гения Минца.

Минц – эгоист, почти как и все. В жизни он не совершал героического поступка. И пусть он во сне дошел-таки до него. Но – во сне все же. Пусть непосредственно и не силой химии, а силою своей окрепшей души. Но все же - не в яви.

Все элементарно и не фантастично.

Героизм унижен, по сути.

А вот мистика дана без дураков.

Сколько бы автор ни насмехался над низостью Удалова, над всей этой крокодильщиной фантастической, но какой-то понятной… Даже сколько б он ни насмехался нал самим словом "мистика", заставляя самого Минца ошибочно слово применять (тот свое воспарение на подвиг называет так)… Сколько б автор ни изгалялся над мистикой, он ее – единственную – дал, по сути, серьезно.

И вот она-то – неожиданна в рассказе.

Назревающий героизм Минца предчувствуешь.

Больше того. Фокус.

Я давно читал рассказ. И героизм (пусть и виртуальный) меня пронял и при чтении, и запомнился. А вот что там ухитрился сделать обыватель – забылось. Зато осталось ощущение глубокой укорененности естественной жизни простейшего человечка. В веках. В тысячелетиях. По сравнению с каким-то налетом, что ли, неестественности, высокого устремления жизни.

Я еще раз хочу вернуться к как бы понятной фантазии Кира Булычева, понятной, пока она не приближается к мистике.

Ну что может быть невероятнее смены ареала жизни крокодилом, существом, одним из наименее биологически изменяющихся, давно достигшим видового совершенства и который не может захиреть, раз уж он где-то водится. Ну как он мог оказаться на севере? Подо льдом?!

Или как можно говорить пусть даже и про разведение крокодилов на севере?

И как фамилия разводившего помещика может быть Гуль?

Или как могут без переводчика разговаривать с Удаловым тибетцы? И почему у них русский язык с акцентом чукчей из анекдотов?

И не анекдот ли – как-то всерьез относиться к анекдотизму?

Да простят мне люди занудство…

Я хочу сказать, что сами эти шуточки у Кира Булычева филологического, что ли, происхождения. Ну не нужно ж оговаривать сказочность в сказке. А в фантастическом рассказе не нужно оговаривать фантазии. Тем более – шутливые.

Но если среди несуразностей одного рода вводится единственная несуразность рода другого – непонятность мистики…

Этот рассказ Кира Булычева поставлен в "Русский переплет", вроде, в декабре 2006 года.

Кем?

Неужели автором? – Мало вероятно. Он бы не снизошел.

Но тот, кто поставил, тонкий человек.

Ведь и ежику ясно, что сайт данный, патриотический, задыхается в своей герметичности, что ли. Его наполняют елейные и "лобовые" нравственные рассказы. Размазы. Нельзя слово "рассказ" применять для большинства этих графоманских потуг, рожденных самыми лучшими пожеланиями русскости, реакцией на то безобразие в жизни и литературе, что породила в России так называемая демократия. А ведь все же ею вдохновлялся когда-то Кир Булычев, ополчаясь на социализм.

А "Русский переплет" привечает худшие традиции советской литературы.

Ну как было не вставить тонкую шпильку такой редакторской политике, помещая в частности и размышлизм о "шансах русского человека Сточасова победить на выборах мэра города Паталипутра на планете того же названия"?

Да, Россия попала в сложный переплет. Ей выпутываться надо. И в культуре тоже. Но…Нельзя ж при этом терять критерии.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/30.html#30