Оно произошло в области границы 19 и 20 столетий. И не осознанно до сих пор. Не осознанно из-за того, что наука об искусстве не приняла в работу теорию художественности по Выготскому. (Я поражаюсь, что это произошло как бы по сговору по всему миру. Из-за этого очень легко, глядя со стороны и не углубляясь, подумать, что я просто городской – считая городом научный мир – сумасшедший, недотёпа-самоучка самообманувшийся. И бьётся вот этот дурачок головой о молчание мэтров, как муха об стекло. И не прекращает.)

Упомянутое заблуждение состоит в том, что в добавок ко всем социальным нехорошестям настроений “конца века” существовала в плохо осознанном виде эстетическая усталость от пошлости, в которой тонуло искусство. Оно, в большинстве случаев, было десятки лет по сути прикладным (рождённым замыслом сознания {сознания бунтарей-разночинцев, плачущих о несчастном народе [1], сознания приспособленцев-академистов, услаждающих всё более и более тёмных хозяев жизни, буржуа [2]}, т.е. второсортным), а мнило себя и числилось извне… неприкладным (рождённым подсознательным идеалом, т.е. первосортным).

Я это написал, исходя из наблюдения, что, произнося слово “искусство”, обычно имеют в виду, то, что выразило, ЧТО-ТО, словами невыразимое (т.е., говоря по-моему, потому и невыразимое, что у подсознательного идеала нет слов, и сознание автора пропустило в “текст” вообще какие-то странности).

Заблуждение было многослойным. Во-первых, из-за отсутствия в обиходе понятия “подсознательный идеал”. Во-вторых, из-за высокой котируемости и академистов, и их противников. В-третьих, из-за веками неистребимого (как бы технологического) формализма: ЧЕМ выражено ЧТО. Например, заглаживанием мазков академистами выражалась обращённость к хозяевам жизни, пользующим самое-самое. Другой пример: низкими темами – сочувствие к несчастному народу.

И всё исповедовало натуроподобие. “Как жизнь! Как живое!”

А это ж для художника – вериги, несвобода. Но – тайные для него самого до поры до времени. А когда дошло – то осознаваемый бунт против натуроподобия. Даёшь натурокорёжение! Которое – формалистски – есть ЧЕМ, выражающее ЧТО-Свободу.

Сознанию-то не дан подсознательный идеал, содержательно связанный с колоссальными нехорошестями в духе времени. С колоссальными.

Нехорошести эти соответствуют натурокорёжению. Но! Не на осознаваемом уровне.

(Надо ли перечислять социальные бяки грани 19 и 20 веков? – Надо бы, но мне лень: много раз перечислял. Прошу поверить в этот раз на слово, что бяки оказалось для тех художников, которые тонкошкурые, ну совершенно непереносимыми, каких раньше не было. Поверьте. И представьте, что соответствующее натурокорёжение потребовалось ну совершенно чудовищным, до степени сомнения, есть ли тут вообще искусность.

Я знаю, что и перечислив бяки, я вряд ли достучусь до толстошкурых восприемников, которых большинство, потому, может, и поддаюсь лени бяки перечислять.)

Мироотношений, соответствующих социальным бякам, в общем – два. Первое – христианоподобное (христианство само от колоссальной бяки родилось – ужаса рабовладения и разврата в позднем Риме). В нём, в первом, исполнение идеала Добра для всех улетает в сверхбудущее. Второе мироотношение – антихристианское, ницшеанское, принципиально недостижимое метафизическое иномирие. На уровне сознания: над Добром и Злом. От него только и радости, что (творцу) дать образ этого иномирия, а восприемнику – приобщиться к этому образу. Идеал как бы оказывается достижимым для обоих.

И вот, будучи подсознательными идеалами, они, оба мироотношения, неведомо для художника (т.е. как бы совершенно свободного) корёжат его рукою натуроподобие донельзя, прорываясь через запреты сознания. Которое формалистски соглашается, мол, это – новаторство. И потому успокаивается. И даже радуется формальным бякам. Чего не сделаешь, для, мол, Свободы. – Но это самообман. Заблуждение всемирно-исторического масштаба.

Теперь ницшеанства.

Их тоже два. Активное и пассивное. Активное аж в иномирие зовёт, пассивное оставляет на земле, но лишает чувств, переживаний. Всякие приближения к нирване.

Вот Бранкузи (1876 - 1957) и был пассивным.

""В своём отвращении ко всяким туманностям: расплывчатостям, прикрасам, убранствам, к современным трюкам, часто увеличенным техникой, тончайшие средства которой прекрасно знал [суетливо-проклятый Этот мир], <…> сознательно от всего отказывался, чтобы иметь возможность как бы резать из цельного куска дерева, оставаться простым, чистым и ясным”.— ( Анри Колле)” (Википедия).

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/ZLaAn81mam-xBKKw