Где-то когда-то я слышал (или прочёл) эту пышную фразу, и что-то меня заставило её применить для заглавия к разбору (который не известно состоится ли) трёх последних рассказов в сборнике Борхеса “Выдумки”. В отличие от предшествующих рассказов сборника, я прочёл их один за другим в надежде что-то понять, раз они по авторскому предисловию к сборнику приставлены к остальным, написанным в 1944 году. – Полным дураком себя чувствуешь по прочтении каждого. Впечатление, что с этими дело гораздо тяжелей, чем с предыдущими, которые тоже с первого прочтения не давалось понять.

Именно понять. Потому что, в результате, оказывалось, что никаким подсознательным идеалом Борхес вдохновлён не был, а движим был замыслом под воздействием идеала осознаваемого, идеала мещанской жизни, рациональной, серенькой, но уютной, без залётов.

Три последних рассказа, вроде тоже являют собою протест против жизни не мещанской, героической и трагической. Со страстями. Скрытая насмешка, вроде. Не знаю только, можно ли это доказать.

Но попробую. Рассказ “Конец”.

Если предположить, что фамилия Рекабаррен немецкая (на манер Эттинген), и помнить, что предыдущие рассказы 1944 года были так или сяк направлены против нацистской исключительности, то этот лавочник, который со "спокойствием… воспринял когда-то грубость и запустение этого континента” (Южной Америки), это беглый нацист в Аргентину. Он здешнее существование неисключительных, по его мнению, людей настолько презирает, что, когда жизнь его наказала параличом, он отнёсся к этому с безразличием, в которое он впал с поражением нацизма. Это его, парализованного, голос слышится в авторском:

Какая ему разница после поражения великой нацистской идеи жить в Аргентине здоровым или парализованным? Это так и так жизнь мещан, то есть животная жизнь.

Или всё-таки нет. Он, и смирившись, не смирился где-то. Если он в Германии был ницшеанцем (из-за мерзости мира идеалом имел метафизическое иномирие), активным демонистом, то теперь он пассивный демонист (пробуддист), с идеалом малочувствия. Он мало, но всё же глубоко чувствует. – Продолжение цитаты такое:

И ницшеанство, и пробуддизм – внеисторические мироотношения, если крайнее разочарование во всё-всём мыслимо думать возникающим в конкретном человеке когда угодно. (Меня на такую мысль толкает то, что оба эти мироотношения возникают и возникают в течение ХХ века да и теперь то и дело. Можно, конечно, счесть, что просто всё новейшее время таково, что рождает и рождает крайнее разочарование. Тогда я зря придаю ницшеанству и пробуддизму внеисторичное качество.)

Так или иначе, после создания Борхесом сборника своих рассказов появился в Чили такой художник, который выражает, по-моему, настроение этого Рекабаррена.

Борхес, по-моему, с большой честностью дал в своём авторском голосе голос поверженного фашиста.

Почему он так щедр?

Потому что дал образ страстного – как назвать? – антибандита, негра.

Борхес так же честно, как и с беглым нацистом, даёт общепринятую уничижительную точку зрения в стране на негров:

"Мелодия [негра] казалась [Рекабаррену] жалким лабиринтом, который то скручивается, то раскручивается”.

У него нет имени.

Мартин Фьерро, - неясно какого характера он убийца, но явно кумир многих (на вороном коне, в пончо и широкополой шляпе), - говорит с ним на ты и вызывающе презрительно.

Зато Борхес наделил негра деликатностью, мягкостью, страстностью и месть этому Мартину Фьерро (смерть) за убийство брата семь лет назад квалифицирует как "свое праведное дело”. А самое главное:

Вот это отдаёт "такою способностью всемирной отзывчивости”, как Достоевский сказал о Пушкине, что можно только подивиться.

Нет, сам Борхес не страстный. Мещанский идеал таким качеством не обладает.

Но, дав во всей красе нациста Рекабаррена, убийцу Мартина Фьерро и им противоположного негра, Борхес отдал дань этой своей осознаваемой ценности, которую мало кто избирает своим идеалом.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/risk--blagorodnoe-delo-61377b90d3192d4cde3499b5