Когда-то я вздумал единолично бороться за коммунизм, видя, как эта перспектива испаряется к чёртовой матери. Что я сделал? Я воспользовался тем, что парторгом нашего огромного конструкторского отделения в НИИ был в тот год дурак, и подбил его согласиться, что я буду выпускать (а он, если захочет, предварительно прочитывать) анонимную стенгазету под названием “Идеи коммунизма – в быт и в будни!”. Она состояла из моих комментариев на бытовые разговоры, которые я слышал. На каждый разговор – свой выпуск. Номера не снимаются, а поверх предыдущего навешивается последующий. Перевешивание я производил после работы. А во время работы это почти всегда кто-то читал. Или сразу несколько человек. Молча. Довольно остро там было. Раз всё было украдено. Но я это предвидел, и восстановил всё.

Я тогда был оболванен мыслью, что при коммунизме все будут работать творчески. Это, помню, разозлило моего лучшего товарища, с которым я часто-пречасто спорил на политические темы, час пешком идя вместе с работы домой. Для него секрета не было, кто выпускает анонимную стенгазету. И вот он мне говорит: “Тогда Галилей жил при коммунизме”. – “Почему?” – “Потому что у него была творческая работа”. – Я не знал, что отвечать.

По такой мысли я сейчас живу при коммунизме. Скоро уж 20 лет. Сижу на пособии по старости и буквально почти ничем не занимаюсь, кроме сочинения искусствоведческих статей. Аж радость миниоткрытий пропала, так их много. Плюс тревога: смогу ли найти, о чём писать следующую статью. Страдания, как у Тригорина из чеховской “Чайки”, замученного необходимостью писать и писать. Только его гнала его известность, которой надо было соответствовать. А меня гонит только коммунизм, во имя которого со времени той стенгазеты я начал да так и не перестал писать.

Скучная жизнь. Только и радости – сомнительной – что никого не могу убедить, и есть смысл попробовать ещё раз. И ещё. И ещё. И так далее.

Дело в том, что я себе выдумал, что из-за того, что в будущем работать будут только роботы, людям ничего другого не останется, как жить искусством. Творцом или сотворцом (восприемником). Причём искусством неприкладным, главная функция которого непосредственное и непринуждённое испытание сокровенного мироотношения. Что даёт такие тонкие переживания, что с ними ничто не может сравниться.

Для этого надо быть здорово подкованным. Вот я и кую материал для такой подкованности будущим людям.

Чего я не знаю, это как там в будущем будет с любовью.

И вот фильм Богина “О любви” (1970) отвечает: трудно.

Главная героиня фильма – скульптор-реставратор Галя. Она работает над восстановлением разрушенного немцами Екатерининского дворца в Царском Селе. Восстановление ещё не закончено! Я, эстетический экстремист, предполагаю, что там почти всё – произведения прикладного искусства, т.е. о знаемом, т.е. второсортное. В отличие от меня в фильме считается, что искусство там первосортное. То есть Галя, работая там и работая классно, живёт, собственно, в коммунизме. Восприемником искусства, сотворцом, как минимум.

Но. Она одинока. А ей уже под 30. И она так в искусство поглощена, что любви у неё и не было. Разве что она шутит со влюблённым в неё 15-летним Гошей из той же бригады реставраторов. А перед самым концом, порвав с ухаживавшим за нею карьеристом Митей, у неё с Гошей такой разговор:

До меня почему-то не сразу дошло, что жизнь Гали – жизнь в коммунизме, раз дан такой разговор её с Митей:

Галя живёт, словно по завету Феофана Затворника (укороченному мною): “Дело не главное в жизни. Главное – настроение сердца”.

Она б любила Андрея, приятеля мужа её подруги, но он женат. Дети.

Она ему, в сущности, признаётся в любви в самом конце, плача, глядя на него через окно. И он это видит. И что будет, не известно. Фильм кончается.

А снят он, чтоб спросить советских людей: “Вы видите, что идёт всё не к коммунизму? В коммунизме вам совсем уж сладко не будет. Что вы выбираете? Выбор, собственно, делается именно сейчас, в 1970 году”.

Я в следующем году выбрал, практически, Митину сторону. Обманул, получается, будущую жену, которой обещал, что, хоть ненадолго, мы завербуемся на Север, чтоб бросить вызов этому комфорту, который душит коммунистическую перспективу. (Из-за чего, собственно, замаливая грех перед покойницей женой, я и строчу свои статьи без остановки.)

Остаётся только вопрос, под чьим флагом я и пишу всё: есть ли в этом фильме след подсознательного идеала коммунизма в каком-то будущем у режиссёра? Есть ли странности

Есть. Затруднённый монтаж.

"Этот фильм мог бы стать шедевром. Но его банально тяжело смотреть! Возможно дело в том, что перед создателями фильма стояла сложная художественная задача. Они сознательно создавали эффект обрывочности, недосказанности, запутанности. Суть многих эпизодов достаточно сложно уловить. Потому что в кадре оказываются персонажи, которых тяжело опознать. С самого начала фильма новые персонажи появляются неожиданно, в неожиданных декорациях и ведут себя неочевидным образом. Не всех второстепенных персонажей удается понять. Кто они такие, кем они приходятся главной героине? Характеры этих персонажей не раскрываются должным образом. Ты еще не успел въехать в старый эпизод - а он резко обрывается и начинается новый, снова в странной локации. В кадре появляется персонаж, а ты не совсем понимаешь, ты его только что видел или это новый? А даже если ты узнал внешне актера, тебе все равно непонятно, что этот персонаж здесь делает, потому что ты не понимаешь его связь с другими персонажами и его мотивацию” (https://www.kinopoisk.ru/film/42680/reviews/).

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/kommunizmto--ne-slast-film-o-liubvi-1970-5ff0e12abb14d54ffb84a45d