Березин. Ясная полянка. Путешествие Свистунова. Художественный смысл

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Березин. Ясная полянка

Путешествие Свистунова

Художественный смысл

Разочарование в справедливом обществе ведет к идеалу апричинности.

Владимир Березин

Уж и не знаю, кто хуже: тот, кто козыряет именами новых знаменитостей, его непосредственному чувству ничего не говорящих, готовый к самому неискреннему восхищению, чтобы не попасть в разряд отсталых провинциалов, или тот, кто козыряет именами знаменитостей старых, всеми признанных, например, Толстым, Львом Николаевичем, непосредственному чувству ого как много говорящим, но… не понимающий и этих "понятных" писателей. Первый хотя бы в глубине души знает про себя правду: "я невежда", - а второй же для просветителя вообще потерян, пожалуй. Ибо на Толстого же и готов сослаться: "Если же бы я хотел сказать словами всё то, что имел в виду выразить романом, то я должен был бы написать роман, тот самый, который я написал сначала".

И всё-таки я попробую объяснить. Только не Толстого, а Березина, выбравшего героем филолога, смеющегося над Толстым. – Открыть художественный смысл рассказа "ЯСНАЯ ПОЛЯНКА" (http://www.pereplet.ru/text/berezin_ras02.html).

"Ведь ясно, если призадуматься, что живопись Сезанна вовсе не изображает яблоки… Текст есть нечто, посредством чего мы читаем что-то другое" (Мамардашвили).

А что за текст у Березина? С самого начала…

"Толстой был тоже графоманом

У графа мания была -

Он целый день писал романы

Забросив прочие дела.

Какая-то песня.

Эпиграф появился здесь потому, что, по моему разумению, всякое повествование должно предваряться эпиграфом.

Итак, описание:"

Взявшись проверить Интернетом, есть ли в самом деле такая песня, я наткнулся на нечто, подтвердившее моё подозрение, что рассказ Березина совсем не шуточный. Вот это нечто:

"Классический признак графомана то, что он очень серьезно относится к тому, что делает" (Розанова).

Так в уже процитированном видите, сколько усмешек? – Во-первых, шутлива песенка, известная, как оказалось. Во-вторых, шутлив "я"-повествователь. В-третьих, с ним себя сближает автор, отдельным абзацем и двоеточием отделив от рассказа вступление.

И дальше там без улыбки не читается. Чего стоит одно это непрерывное соскальзывание сюжета с фабулы. Фабула – поездка в Ясную Поляну, пребывание там и возвращение. А сюжет – посторонние мысли при всём при этом. Как у случайного на симфоническом концерте слушателя, например, бывает. "Я"-повествователя, видите ли, не захватывает такое явление в культуре, как Лев Николаевич Толстой. По крайней мере, не может захватить от его поездки в Ясную Поляну.

"Могу ли я, захотев иметь мысль, этим хотением ее получить в следующий момент? Или – взволноваться, захотев взволноваться? Вдохновиться, захотев вдохновиться? Есть масса событий в мире, которые нельзя получить таким образом. Нельзя получить мысль, захотев получить мысль, и нельзя взволноваться, захотев взволноваться. То, что случится через момент, следовательно, не вытекает из того, что было перед этим" (Мамардашвили).

То есть вы видите? Ни много, ни мало – аж апричинность проводит Березин, если по большому счёту. Нужно, видимо, крепко разочароваться в действительности (что и с Мамардашвили, собственно, случилось), чтоб начать проводить такой идеал.

"Смысла сегодня нет, смысл – только завтра. Смерть, будучи абсурдной, нелепой случайностью, делает бессмысленной и жизнь. Поскольку сегодня в ней не было смысла" (Мамардашвили).

Иными словами – ценен только настоящий момент. А не нечто непреходящее в веках, как Лев Толстой в литературе. Как Россия в мире…

То есть если бы в отделе "Проза" в "Русском переплёте" была идеологическая цензура, то рассказ Березина не приняли бы. (Есть, правда, подозрение, что его просто не поняли, и потому пропустили.)

Принципиален и объект якобы насмешки – Толстой, этот жизне- и россиеутверждатель.

Шкловский (ну мог ли Березин, выпускник Литературного института это не читать?) написал: "…разрыв между психологией и действием людей, причем не все герои снабжены психологией, а только некоторые. Отрицательные герои только поступают, но не думают. Думающие же герои организованы так: они думают одно, а поступают иначе, т. е. действие их подчинено историческим законам, а психология их этим законам противопоставлена. Любопытно, что в последующей обработке 1-й части "Войны и мира" Толстой, возвращаясь назад с уже найденными приемами, усиливал нелогичность героев… Давал несоответствие между словами и мускульным проявлением эмоции…" (http://www.ruthenia.ru/sovlit/j/3293.html).

Я когда-то термин придумал – романтический реализм. И подвёл под него в частности и Толстого. Тот открыл, мол, что историю делает первочеловечество, т.е. крестьяне, т.е. народ ("Дубина народной войны") под руководством пронародного дворянства (т.е. совсем не так, как хотели декабристы, - без народа, да и не туда, куда хотели те). И энергии такого открытия, мол, потому хватило, во-первых, аж на эпопею, во-вторых, - аж на гигантизм личностей: Пьера, Андрея (каких романтики, в том числе и продекабристские, и делали).

И недавно я наткнулся на некое подтверждение себе (ибо оно противоположно моему и исходит от людей, мне противоположных): "Войну и мир" "невероятно увлекательно читать" (Вайль, Генис. Родная речь. М., 1999. С. 224). То бишь, интрига, психология – что ещё-де нужно массе! (И это, увы, правда.)

Но. Если принять, что в "Войне и мире" Толстой был наиболее косноязычен, чем где бы то ни было, что косноязычие он явил на каждой странице, что теме народа, - подсчитал Эйхенбаум, - посвящено всего восемь процентов книги, зато себя, как представителя народа, он, - с этим косноязычием, - получается, вывел на каждой странице и "никакой насмешки тут нет, ибо Толстой… относил [карикатурность]… и к себе, и главное – к воспетому им народу, как бы любуясь его бестолковостью и косноязычием" (Там же. С. 229)… То пафос эпопеи есть вовсе не "беспомощность и жалкость перед лицом хаоса жизни" (С. 228). Не "божественная бессмыслица" (С. 227). Не иррациональная субстанция, которая важнее знания и ума, - душа, дух, "главное и исключительное достоинство русского народа" (С. 228). – А пафос эпопеи в том, что историю движет закономерность. Нечто противоположное тому серьёзному, что спрятано за шутливым у Березина.

Проверим этого автора на чём-нибудь другом.

"Путешествие Свистунова" (http://www.pereplet.ru/text/berezin_ras1.html).

Тут – тоска. Тоска от автоматизма жизни.

"Обыденная жизнь… для всякого нормального человека есть та жизнь, которая складывается из актов, в которых мы живем, отвернувшись от самих себя" (Мамардашвили). То есть, КОГДА Я – НЕ ПУП ЗЕМЛИ. А вот когда я пуп, когда я поворачиваюсь к самому себе, тогда жизнь – НЕобыденная. Тогда она чего-то стоит. Ибо тогда она подчиняется мне, а не причинному объективному закону.

И вот Березин, описывая то, что подчиняется причинам, как бы и не хочет это описывать. Видит как-то мельком.

"Проводница ушла. Поезд совсем замедлил ход, и тогда человек [он появился строчку назад] произнес:

- А знаете что? Здесь путь делает петлю, и если вы дадите мне рубль, я могу вон там купить арбуз и успею вернуться.

Баранов вытащил бумажку, и человек с папиросой спрятал ее в карман пиджака. Потом он ловко спрыгнул с подножки и исчез из жизни Баранова навсегда".

Чего там, в поезде, ни происходит! Едят, пьют, сочиняют, соблазняют, один повесился. И всё как-то мельком, мельком. Автоматически. Так заведено.

Начало:

"Как только поезд тронулся, на столе разложили газету.

На газете появились четыре помидора, вареные яйца, и вареная же курица. Баранов достал картошку в мундире и кусочек сала.

Поэт вытащил из чемоданчика маленькую баночку с солью и коврижку.

Все начали есть".

Следующее предложение там:

"По вагону, задевая пассажиров этюдником, промчался живописец Пивоваров…"

Он там то и дело пробегает куда-то. Из-за того запоминается, что он живописец. Другие творческие личности как-то стираются в восприятии: кто поэт? кто Баранов?

Откуда-то вдруг, без объяснения, кто такая (но компании известная), появляется Наталья Николаевна. На 8 строчках живут какие-то "трое - хромой, косой и лысый".

Сам поезд какой-то… бессмысленно никуда идёт, бессмысленно где-то останавливается.

Ирочку и Наталью Николаевну, естественно, лапают, трахают, повесившегося Свистунова (поезд останавливается для того), естественно, хоронят.

"…художники смещались к героизму тогда, когда общества смещались к рабству… художники поняли, что произведение есть что-то, что не описывает нечто вне самого себя, являясь, словами Пруста, тогда бессмысленным дублем реальной жизни" (Мамардашвили).

Вот Березин и сместился к мамардашвилевскому героизму, написав рассказ, в котором чувствуется негативизм к бессмысленному дублю жизни.

Жаль, дат написания автор не проставил (или публикатор опустил)…

20 августа 2007 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/48.html#48

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)