Пригожин в числе 5-ти продюсеров.

Я о фильме услышал из ролика, который мне предложила лента при поисковике, среди такого текста:

"ЧВК “Вагнер” никакая не частная военная компания. Деньги здесь вообще не при чём. Это боевое братство, гвардия, которую Евгений Пригожин собрал из тех, кто откликнулся на зов Родины в самый трудный для неё момент, будучи готовы заплатить любую цену… Они не только впереди остальных на самых тяжёлых участках фронта. Штурмуя с нечеловеческим упорством метр за метром, дом за домом, улицу за улицей, село за селом, город за городом, освобождая землю от противника. Они придали СВО стиль, стали её символами, нашли для выражения того, что происходит, самые точные и самые искренние слова. Это редчайший случай, когда невероятные по своему значению и масштабу вылазки и подвиги сопровождаются столь же пронзительными мировоззренческими декларациями, понятными в России каждому. Это СВО за Справедливость… Эстетическим апофеозом является снятый Пригожиным программный фильм “Лучшие в аду”. Это великий фильм о стихии сражения, о цене жизни и смерти, о глубинных транформациях человека, происходящих с ним тогда, когда он оказывается погружённым в неумолимый процесс смертельного противостояния с противником. Причём с таким, который является не чем-то радикально иным, но обратной стороной самого себя. Именно потому что Пригожин не просто ведёт сражение, но и постигает его, принимает его страшную логику и свободно и суверенно ступает в её стихию, он и представляет собой такой кошмар для врага. Очевидно для руководства противника, у которого таких символов нет, которые по-настоящему больше всех этого СВО боится и ненавидит именно ЧВК “Вагнер”…” (https://livevideos.ru/video-new/mnDxhNkuhSE).

И я не смог не заставить себя этот фильм смотреть и досмотреть до конца (1 час 49 минут он длился). Хоть это было трудно*. Ибо час и сорок с чем-то минут показывалась стрелялка с поразительно малым числом попаданий в людей. Это, впрочем, общая беда всех стрелялок. Смущала какая-то детскость, что ли, режиссёра Батова. Хоть я его понимаю. Сам был в детстве в его шкуре. Я обожал книги про шпионов. Но до такой степени, что раз, например, для шпионского романа Шпанова “Заговорщики” составил огромнейшую диаграмму связей персонажей. (Я помню, что схема было огромная, но знаю, что тогда ещё даже не знал, что такое лист ватмана большого формата – А1 –594х841 мм. На чём же я схему нарисовал – не помню.) И я не менее поразительно помнил сюжет. Настолько, что мог его рассказывать пацанам со двора. Чтоб нам не мешал никто, мы залезали на каштан. У того была очень густая листва. И нас было не видно мамам, зовущим детей домой, тогда как мой рассказ был ещё не кончен. Так вот Батов меня по детскости перещеголял. Я ж свою схему держал в голове, а он как бы принёс её на каштан. Он то и дело вставлял анимированные схемы боя между кадрами действия. Он то и дело вставлял рисунки вооружений с написанными по углам тактико-техническими данными.

Он вставлял как бы экскурсовода по фильму, который, совершенно прерывая действие, объяснял зрителю задачи подразделений и ход их выполнения. И! Чувствуется, что он просто влюблён в логические перипетии боя, и совершенно не представляет, что до зрителя совершенно не доходит, где, кто и что и зачем перед его, зрителя, глазами деется. Батов влюблён в логику боя, хоть она такая детская, что изумляешься, как фильм выпустили в прокат.

Ну смотрите (что я понял из объяснений “экскурсовода”).

Двум штурмовым группам белых нужно было сопроводить наблюдателя с оптическим дальномером к 9-тиэтажному зданию, с которого очень далеко видно, и была надежда, что он сможет дать координаты авиации, чтоб та обработала самонаводящимися ракетами то, что наблюдатель с 9-тиэтажки увидит вдали (предположительно – скопление войск жёлтых). Почему было не послать просто дрон, не рассматривается. 9-тиэтажка стоит за линией фронта, и, чтоб до неё дойти разведгруппам надо сперва взять штурмом несколько 5-тиэтажных домов, стоящих цепью перед 9-тиэтажкой – 6 полос обороны, так сказать. Потому такой длительный штурм.

Я с пересказом Шпанова (это была книга толщиной в ширину моей ладони) давал, видно, много очков вперёд Батову, потому что пацаны меня понимали полностью. Наверно, я стихийно применял так называемую симплификацию – "какая сводится к отбрасыванию (к устранению) второстепенного и к отбору первостепенного (существенного, выразительного) для художника в захватившем его и вместе с тем захваченном им предмете” (https://imwerden.de/pdf/evreinov_otkrovenie_iskusstva_2012__izd.pdf).

А Батов не мог себе позволить что-то счесть второстепенным. И, несмотря на то, что противоборствующие стороны носили нарукавные повязки: белая на наших, жёлтая на противниках, - несмотря на то, что в сценах в пунктах управления (где повязки не носили), были титры с указанием жёлтыми или белыми буквами, о ком сию секунду идёт показ, - несмотря на это было совершенно невозможно зрителю различить, где в бою наши, а где противник. Повязки-то не видны в любую секунду, а лица у всех какие-то совершенно одинаковые. И камуфляжи – тоже. Кроме того Батов взялся иллюстрировать боевые причиндалы и приёмы, которые зрителю не известны, если он не служил в армии совсем недавно. А до Батова не доходит, что зритель просто обалдело смотрит и без понятия. Только и понятно, что военное дело солдата это что-то на уровне капитана корабля, обращающегося с навигационными приборами.

И совсем уж молчу…

Я не умею постигать быстро происходящего сложного действия.

Раз меня на спор, видимо, побил один. Он оторвался от компании, подошёл ко мне с другого тротуара и попросил закурить. Я успел только ему ответить, что не курю, как на моё лицо посыпались удары. Не сильные, потому что я не падал, а только отступал на шаг от каждого удара. Я потом по памяти пересчитал – их было 5. И отлетал я каждый раз немного вправо. Так что описывал дугу. И после пятого влетел в приоткрытую дверь на лестницу дома, где целовалась пара, что испугало нападающего, и он убежал. А до меня дошло, что я не успел за всё время полностью вытащить правую руку из кармана плаща, чтоб отвечать. Левая и не собиралась выниматься. – Понимаете, что такой я не умеет следить за боем. Кто-то, может, больше меня понимал, что происходит на экране. Я – не понимал ни-че-го. И не думаю, что сам виноват: я ж не впервые кино про войну смотрел – никогда такой непонятности не было.

Но я понял главное: режиссёр влюблён в военное дело. И влюблены в него все его персонажи: и наши, и жёлтые. Воюют, можно сказать, с удовольствием. И – несгибаема их воля к победе. Такой вот фильм.

Наивно подстроено, что побеждают наши (белые), но видно, что это условность. Аж какая-то опять детская. Белые сумели ворваться в 9-тиэтажку и принялись в упорнейшем бою продвигаться с этажа на этаж. И где-то в середине высоты, жёлтые ворвались на первые этажи, и теперь белых обстреливали и сверху, и снизу. Так каким-то чудом (воля режиссёра) наблюдатель с чемоданом для оптики пробрался мимо жёлтых, что сверху, что обеспечило ему возможность добраться до верха 9-тиэтажки и успеть дать координаты скопления жёлтых вдали для авиации белых, которая предусмотрительно уже подлетала к этой местности. А тем временем все разведчики белых, кроме одного, командира, были уже убиты. И этих двоих подобрал подоспевиший десант белых.

Но и белые, и жёлтые равны по мужеству и достойны уважения. А в обрамляющем процитировангом тексте – враньё.

Я б думал, что это вообще не произведение искусства, а иллюстрация выполнения сторонами задачи на учениях, с акцентами на всяких приёмах. Один я засёк. После броска группы на несколько метров вперёд, группа, остановившись, направляет оружие во все стороны, где может быть враг. И когда решает главный двигаться ещё на несколько метров дальше, то не голосом зовёт сосед соседа, смотрящего не в строну движения, а лёгким ударом ладонью по плечу (голос бы обнаружил их местоположение).

А вот крик: “Граната!” - перед бросанием гранаты мне не понятен. Не похоже было, чтоб это был приказ своим лечь. Наоборот, все одновременно бросались вслед за брошенной гранатой. Я на днях прочёл обратное. В ВОВ солдаты гранаты берегли. Поэтому вторую гранату бросали с невыдернутой чекой. Немцы ж всё равно упадут на землю при броске второй гранаты. За эту долю секунды, пока они лежат, можно, не боясь осколков от гранаты с невыдернутой чекой, броситься к немцам и застать их лежащими. И взять в плен некоторых. А брошенную гранату можно потом поискать, найти и приберечь для следующего боя.

Не понял я и регулярно повторяющегося крика: “Держу!” На прицеле держу проём в стене, что ли?

Не понятно и то, как можно так непрерывно стрелять (бой длится полтора часа, почти всё время фильма). В магазине Калашникова 30 патронов. Один боекомплект – 15 магазинов (450 патронов). Пусть короткая очередь – 3 пули. 10 очередей на магазин. Через несколько минут боя уйдёт весь магазин. Пусть это будет 5 минут. 90 мин : 5 = 18 пятиминуток. – Может, и зря кажется, что чересчур много стрельбы – там же не один солдат. Но всё-таки кажется. Может, из-за одинаковости.

И ещё одна непонятность, которую мне не разгадать. – На спецкафедре на уроках тактики при разборе боя над макетным ящиком я возбуждался. А тут – нисколько. Почему? От общей непонятности, что происходит на экране? Или мне чужда эстетика насилия? Или оттого, что тут излишний акцент, что свои воюют со своими? Или просто нет этой самой симплификации?

Вот пример такого отсутствия у автора, от которого я про эту симплификацию узнал:

Мысль говорящей то и дело уклоняется в сторону. Я и в повторном чтении не смог сориентироваться среди этих людей (их 4, если не ошибаюсь).

Аналог из фильма:

Надпись: “БЕЛЫЕ. ПОЗИЦИЯ ГРУППЫ ПОЛИГОНА”.

Между вагонами идёт справа налево деловой походкой командир. С рыжими усами и бородой [наверно, Полигон, как я понял после множества просмотров].

Надпись: “БЕЛЫЕ. ПОЛИГОН”

Надпись: “БЕЛЫЕ. ВЕСКЕР” [Это разве не то же место – цех по ремонту вагонов, и это не Полигон? – первая непонятность. Лишь после многократно пересмотра вижу, что у этого борода и усы серые].

чтоб не удариться головой, по бетонной канаве под длиннейшим рядом вагонных колёсных пар, приткнутых друг к другу вплотную [на виде сверху не было видно, что такое есть в цеху – вторая непонятность. Но при пересмотрах доходит, что это уже место Вексера, а не Полигона]. Проходит мимо других солдат, сидящих на корточках в затылок друг другу в этой канаве [с какой стати эти прячутся, если другие наверху в вольных позах – третья непонятность].

Надпись: “БЕЛЫЕ. ПОЗИЦИЯ ГРУППЫ ВЕСКЕРА”

Надо успевать прочитывать вдруг внизу, не в центре поля зрения выскакивающие и гаснущие надписи, когда следишь за действием почти неотличимых друг от друга людей. Мне пришлось десятки раз пересматривать эти 26 секунд киновремени, чтоб внятно описать, что происходит. – Так смотреть нельзя!

В общем, я не советую тратить время на просмотр.

Зачем я это всё написал?

Затем, чтоб сказать, что нельзя хвалить вещь только потому, что её сварганила группа наших, патриотов. Такая хвала опускает нас на уровень детей малоразумных.

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/ZDVOjAgJ7UToQM4A?&partner_user_id=[object%20Object]

- То есть вы почуяли (если и не верите в него) подсознательный идеал автора. У вас произошло общение подсознаний автора с вашим подсознанием. Вы, может, сознанием думаете, что вам открылась трагедия (ваши слова: "Мы воюем сами с собой!”). Но на самом деле Батов хотел “сказать” совсем не то. А – вот что:

"— Когда мне попался в руки сценарий, первое, что бросилось в глаза, — это отсутствие плохих и хороших. Люди с обеих сторон выполняют поставленные им боевые задачи, а правда находится даже не посередине, она у каждого своя. В этом было что-то необычное. Для меня, как для режиссёра, было интересно поработать с такой драматургией. Появился спортивный интерес попробовать свои силы и показать историю с разных сторон. Это как "Расёмон" Куросавы, где есть одно событие, но каждый видит его по-своему и трактует по-разному” (https://cinema.pravda.ru/1759680-andrei_batov_luchshie_v_adu/).

Я не смотрел “Расёмон”, но читал рассказ, по которому снял фильм – “В чаще” Акутагавы. Даже написал по нему статью. Рассказ вдохновлён ницшеанским идеалом.

"На телеканале “Дождь” фильму дали положительную оценку, назвав его “грубоватым, но всё же антивоенным высказыванием”. Так, на сегодняшний день уже уволенный сотрудник канала Алексей Коростелёв отметил: “В этой бойне не победит никто, кроме Смерти, и рассказал нам об этом один из главных “ястребов” российской власти, повар Путина… Евгений Пригожин”” (https://www.propastop.org/rus/2022/12/05/%D0%BB%D1%83%D1%87%D1%88%D0%B8%D0%B5-%D0%B2-%D0%B0%D0%B4%D1%83-%D0%BF%D0%BE%D0%BF%D1%8B%D1%82%D0%BA%D0%B0-%D0%B2%D0%B0%D0%B3%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%B0-%D1%81%D0%BC%D1%8B%D1%82%D1%8C/).

О. Чуть не забыл.

Признаком ницшеанства является и несмотрибельность** фильма. В литературе аналогом является нечитабельность. Например, моя дочь не может читать ницшеанца Чехова – так ей скучно. Сам я, его читая, переживаю ощущение как бы предвзрыва взрыва такой силы, что он меня унесёт в метафизическое иномирие вон из Этого мира.

- Определяюсь.

функциональная задача искусства <…> [призвать] нас к сладостно-угарному состоянию” (https://imwerden.de/pdf/evreinov_otkrovenie_iskusstva_2012__izd.pdf).

Он даже тем же словом, что и Выготский, назвал этот признак – катарсисом.