Что противно – даже самому себе – что я очень сложен. Вот сейчас мне открылся – назову это так – новый вид импрессионизма. А и обычный я понимаю не совсем так, как все. И неприятно быть не таким, как все.

Вот бытовой пример.

Я чуть не умер годовалым, и вырос хлюпиком. Драться не умел и потому драк избегал. Я любил быть заодно со всеми. А это требует быть, как все, что, как оказалось, не получалось.

Я в первой командировке попал в совсем необычное место насчёт драк – в Славянск.

Приехав, сперва пошёл на завод, быстро обернулся там, устроился в гостинице, пообедал в её ресторане и вышел на улицу погулять. А рабочие уже тоже вернулись с работы, поели и тоже вышли погулять. И через несколько минут я почувствовал неуют. Что такое? – Понял. Я ото всех отличался одеждой. Я был из Литвы, и там купил себе светло-голубой болгарский пыльник. Он был на мне – была осень. А все, парни, были в… ватниках. Это б ещё куда ни шло. Но там и сям начинались и тут же прекращались драки – дружинников было полно и они были всё время тут как тут. Я был в восторге от таких, смелых, нравов. (Я не знал, что надо не смелость иметь, чтоб затевать драку, а простую привычку часто драться.) Восторгало меня и то, что никто из задираемых не таил зла и могли тут же слиться с пристававшим в одной компании. – Но. Сам я драк не любил, подумал, что в болгарском пыльнике я драки не избегу, и решил лучше подобру-поздорову вернуться в гостиницу.

Вот и со своими особенностями насчёт восприятия искусства… Я очень хочу ими поделиться – как достижением человеческим. И понимаю, что это мало кому нужно, и нечего навязываться. Разрываюсь.

Для большинства импрессионизм – это выражение мигов жизни. Дрожью мазков. Тем, что собственно увидеть-то можно что-то, только если смотришь как бы мельком, проходя.

Но. Самообразовавшись, я дорос, во-первых, до мнения, что автор неприкладного искусства выражает не то, что видят глаза (вот эту дрожь мига – стилем изображённую: мелкими мазками чистого цвета). Во-вторых, – до мнения, что выражается – дух времени (идеостиль). В третьих, что содержательно идеостиль представляет собой словесную формулу. Импрессионизм, мол, так: хвала абы какой жизни.

Сотни картин этой формуле в моём мнении подчинились.

Хвала даётся ударным цветом и светом, а абы какая жизнь – сюжетом.

За одно и другое сперва эти картины считались мазнёй. Художники страдали и это тем более утверждало их в желании изображать некачественную жизнь. Пастернак был импрессионистом в поэзии.

Потом хитрованы некачественную жизнь отбросили, и стали торжествовать – из-за хвалы, что всем по нраву. Это уже был так называемый новый импрессионизм. Советские художники в него спрятались от требования быть соцреалистами. Герасимов, например, любимец Сталина (два вождя после дождя). Сталин был не настолько тонок, чтоб раскусить подвох.

И вот сегодня – для меня – третий импрессионизм: жгучее горе от ослепительной красоты жизни, но – преходящей. Уже через миг её не будет такой, какая она была.

Мне что-то не хочется оскорблять такие стихи разбором.

Разве что комментарии развяжут мне язык.

Жаль расставаться с таким ярким поэтом…

Как я на него набрёл?

Из такой вот бессмыслицы искусствоведа Екатерины Андреевой:

"Михнов каждой своей удавшейся картиной убеждает в особой истинной конкретности искусства: в необходимости живого образа, который независим от того, реалистический или абстрактный тип изображения выбран… Абстракции Михнова как система творчества совершенны, ведь они представляют формализованный свод истин, но вместе с тем каждая из них, доросшая до своей зрелости, являет собой чудо рождения конкретного, неповторимого образа, незабываемого во всей своей красочной живописи-жизни, как строка Аронзона, описывающая восемью словами целый мир, “где голубой пилою гор / Был окровавлен лик озер”” (Андреева. “Всё и Ничто. Символические фигуры в искусстве второй половины XX века”. https://nice-books.ru/books/dokumentalnye-knigi/biografii-i-memuary/115490-ekaterina-andreeva-vse-i-nichto-simvolicheskie-figury-v.html).

Почему это бессмыслица?

Потому что не в поэтическом, а в искусствоведческом произведении своём она применяет оксюморон: акт "рождения конкретного” из "Абстракции”.

Пусть физики применяют оксюморон тёмная материя, так потому, что она непосредственно не открыта ещё, известна только по своему проявлению, способности притягивать массу.

Хорошо, возьмём “Тюбик” и андреевское "акцент на источнике”, из которого я вывел непредвиденность, как свойство метафизического иномирия,- свойство, какого в Этом мире нет в материальном виде (есть только в понятии). Хорошо, назовём непредвиденность конкретностью. – Разве смысл у андреевской тирады обретётся?

Или возьмём другой её намёк – "акт творения” как радость. Назовём это конкретностью. (Она даже имеет позитивный тон.) – Смысл у андреевских слов возникнет?

В последнем случае возникнет. Но субъективный – у автора и у восприемника (если тому повезло воспринять).

Это плохо?

Плохо, потому что это психический процесс, как бы идеальное, а не материальное. И ещё потому, что он не цель. Целью с точки зрения человечества является испытание сокровенного в человеке: принять ли идеал Михнова, в котором надежда на активизацию каких-то внутренних резервов сопротивления Злу рождается от соотношения Зла к Добру в отношении 5/8 к 1/8 (как написал некий Суриков), или остаться на идеале ином, рождённом из соотношения 4/8 к 1/8, как у Аронзона?

Пусть отличие идеалов малое, но разве можно простить Андрееву, раз она натянула идеал другого на идеал первого?

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/ZIYguG1BgnT5pDgB