С. Воложин
Акутагава. В чаще
Художественный смысл
|
Ницшеанство. |
Знаете ли вы, какой первый смертный грех у католиков?
Когда я осведомился, какой первый смертный грех у католиков – гордыня – я решил писать эту статью. Внутренняя подстраховка мне была не нужна: я две статьи написал об Акутагаве, и в обеих мне пришлось вывести, что он – ницщеанец. Но я подумал, что не мешает и внешняя. И спросил у поисковика: “Акутагава ницшеанец”. Второй позицией в списке была моя статья, но первой – чужая. Мол, боролся он с ницшеанством. Это не важно. Важно, что он о нём знал. Мне хотелось прочесть, как он о Ницше узнал. В Википедии о нём буквосочетания “ницш” нету. Но там есть, что он "поступил на отделение английской литературы филологического факультета Токийского университета”. – Ну так я решил, что там он не мог миновать ницшеанства. Борхес подбодрил: "он постоянно возвращался к Шопенгауэру [и] каппы становятся у него людьми и ничтоже сумняшеся ссылаются на… Ницше” (http://lib.ru/BORHES/s1.txt). И ещё в одном месте я нашёл, что он с детства даже знал Ницше, и позже: "…философия… Ницше, серьезно увлекла студента Акутагаву” (https://profilib.org/chtenie/108901/lyudmila-saraskina-besy-roman-preduprezhdenie-41.php). Ну и о католичестве, надо думать, он тоже имел понятие.
А в чём дело?
В том, что меня осенило (имея в виду, что Акутагава ницшеанец), что общего в показаниях в рассказе “В чаще”. Показывает разбойник, жена убитого и дух убитого. Все одержимы гордыней и говорят, каждый, что убил он.
Разбойник горд, что ему достался такой сильный противник:
"На двадцать третьем взмахе мой меч пронзил его грудь. На двадцать третьем взмахе - прошу вас, не забудьте этого! Я до сих пор поражаюсь: во всем мире он один двадцать раз скрестил свой меч с моим. (Веселая улыбка.)”.
Какая гордыня! Ему нипочём, что его ж казнят. В Японии по сей день есть смертная казнь за убийство – статья 199 (https://pikabu.ru/story/smertnaya_kazn_v_yaponii_1710574). Но он должен рассказать о своей феноменальной победе, собственная смерть его не страшит.
Изнасилованная на глазах у мужа жена говорит, что из гордыни убила мужа (плохо на неё смотрел):
"Все с тем же презрением ко мне муж проговорил одно слово: "Убивай". Почти в беспамятстве я глубоко вонзила кинжал в его грудь под бледно-голубым суйканом”.
Себя, правда, она, как хотела, не смогла убить, зато это теперь сделает власть – гордыня опять восторжествовала.
Ну и дух убитого говорит, что, будучи живым, он потому же покончил с собой – взыграла гордыня.
Возмущённый желанием женщины, чтоб за презрение к ней, выражаемое привязанным к дереву мужем, мужа разбойник убил, разбойник её оттолкнул ногой, а мужу надрезал верёвку. Муж освободился и закололся, раз жена его предала (в принципе согласилась пойти в жёны разбойнику).
Абсурд: каждый говорит такую версию, которая опровергает версии остальных. И никто не врёт. Духу убитого врать незачем. Разбойник смерти не боится (зачем ему врать):
"Подвергните меня самой жестокой казни - я ведь всегда знал, что когда-нибудь моей голове придется торчать на верхушке столба. (Вызывающий вид.)”.
И жена хочет смерти, которой она не смогла подвергнуть себя – чего ей теперь врать про что-то.
Остаётся вопрос: почему кинжала (он принадлежал женщине) не было в груди убитого, раз он сам его в себя вонзил (в двух остальных версиях женщина его подняла и унесла с собой).
"И меня [мужа], распростертого на земле, окутала глубокая тишина.
И вот тогда кто-то тихонько подкрался ко мне. Я хотел посмотреть, кто это. Но все кругом застлал сумрак. И кто-то... этот кто-то невидимой рукой тихо вынул кинжал у меня из груди. В тот же миг рот у меня опять наполнился хлынувшей кровью. И после этого я навеки погрузился во тьму небытия”.
Это последние слова рассказа.
Мистика? Или подлая, по версии духа мужа, это жена вернулась забрать улику на себя. – Последнее есть порождение меня, суетного, и не должно приниматься в расчёт. Значит – мистика. Иномирие, иными словами. То, что я считаю подсознательным идеалом ницшеанца.
А идеал – нечто позитивное (иначе оно не может быть идеалом живого человека). В христианстве это – тот свет с прощением покаявшихся и Царствием небесным для бестелесных душ. Ницшеанство же – враг христианства (и потому у Акутагавы всё вертится вокруг главного смертного греха католичества, гордыни). Ницшеанское иномирие принципиально недостижимо. И тут – надо как-то суметь себе внушить – позитив.
Это выразить Акутагаве и удалось и не совсем.
Не совсем – словами показания духа убитого не в конце:
"…меня жжет негодование. Вот что сказала жена [разбойнику]: "Ну, так ведите меня, куда хотите". (Долгое молчание.)
Но ее вина не только в этом. Из-за Этого одного я, наверно, не мучился бы так, блуждая во мраке”.
Видите, духу убитого плохо в иномирии. Без отмщения (гнев – четвёртый смертный грех в католичестве). Потому дух убитого пришёл свидетельствовать.
А пока дух ещё не совсем расстался с телом, образ иномирия тут, в Этом мире, был прекрасным:
"Когда грудь у меня похолодела, кругом стало еще тише. О, какая это была тишина! В этой горной роще не щебетала ни одна птица. Только на стволах криптомерий и бамбука горели печальные лучи закатного солнца. Закатного солнца... Но и они понемногу меркли. Уже не видно стало ни деревьев, ни бамбука. И меня, распростертого на земле, окутала глубокая тишина”.
И не так красиво – последними словами рассказа.
Я уж и не знаю, что дало себя знать, почему иномирие не показано последовательно: принципиальная недостижимость его или отсутствие иномирия в сознании писателя (из-за присутствия в подсознании).
Это слабое место в моём мнении об иномирии ницшеанца: оно, мол, сознанию автора не дано, если он художник. Обращение к подсознанию вообще есть слабое место, пока наука не сможет отличать по сканам чего-то в мозгу, где и когда перед нами подсознательный идеал, а где что-то иное, тоже подсознательное (ну, например, установка на русский язык, возникающая, в частности, из-за кириллицы).
25 июля 2019 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано впервые по адресу
| На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |