Ахматова – Пушкин - Библия. Художественный смысл

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Ахматова – Пушкин – Библия.
Художественный смысл.

Ахматова, ницшеанка, поставила себя в оппозицию Пушкину и Библии.

С. Воложин

Возмутительная, вопиющая сложность

Меня восхищает, когда мне открывается фантастическая сложность, положим, пушкинского “Моцарта и Сальери”, сложность организованная и сознательно и, пожалуй, подсознательно тоже, но организованная для выражения одного и того же, одного и того же – для выражения художественного смысла произведения.

Но меня возмущает иная сложность, сложность, не работающая на художественный смысл. Например, техническая сложность, скажем, музыки.

Это ж надо: мало того, что требуется уметь играть, например, на пианино аж десятью пальцами и двумя ступнями одновременно. Нет. Нужно еще для поддержания формы играть ежедневно, иначе не сможешь исполнить, к примеру, “Лунную сонату” Бетховена. – Ад! Издевательство.

Я как-то активно не мог это внутренне принять, когда нам подарили пианино, и мы пригласили к сыну учительницу музыки.

Ну ладно. Я примеривал то обучение на себя (сыну-то легко давалось), а я так уж устроен, что инструментально-музыкальное исполнительство – не для меня. Не для меня и все.

Но бесконечная сложность в литературе, не работающая на художественный смысл… Она-то зачем!?!

Или она таки работает на него, да вот литературоведы не докапываются.

Вот два стихотворения Ахматовой. Одно – под названием “Три стихотворения”:

Три стихотворения


1
Да, я любила их, те сборища ночные,–
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.
1917

2
Соблазна не было. Соблазн в тиши живет,
Он постника томит, святителя гнетет

И в полночь майскую над молодой черницей
Кричит истомно раненой орлицей.

А сим распутникам, сим грешницам любезным
Неведомо объятье рук железных.
1917

3
Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,
Смотрю взволнованно на темные палаты?
Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,
Уже судимая не по земным законам,
Я, как преступница, еще влекусь туда,
На место казни долгой и стыда.
И вижу дивный
град, и слышу голос милый,
Как будто нет еще таинственной могилы,
Где у креста, склонясь, в жары и холода,
Должна я ожидать последнего суда.
Январь 1917

Другое:

Рахиль

И служил Иаков за Рахиль семь лет;

и они показались ему за несколько

дней, потому что он любил ее.

Книга бытия

И встретил Иаков в долине Рахиль,

Он ей поклонился, как странник бездомный.

Стада подымали горячую пыль,

Источник был камнем завален огромным.

Он камень своею рукой отвалил

И чистой водою овец напоил.

Но стало в груди его сердце грустить.

Болеть, как открытая рана,

И он согласился за деву служить

Семь лет пастухом у Лавана.

Рахиль! Для того, кто во власти твоей,

Семь лет – словно семь ослепительных дней.

Но много премудр сребролюбец Лаван,

И жалость ему незнакома.

Он думает: каждый простится обман

Во славу Лаванова дома.

И Лию незрячую твердой рукой

Приводит к Иакову в брачный покой.

Течет над пустыней высокая ночь,

Роняет прохладные росы,

И стонет Лаванова младшая дочь,

Терзая пушистые косы.

Сестру проклинает, и Бога хулит,

И Ангелу Смерти явиться велит.

И снится Иакову сладостный час:

Прозрачный источник долины,

Веселые взоры Рахилиных глаз

И голос ее голубиный:

Иаков, не ты ли меня целовал

И черной голубкой своей называл?

1921

И вот Тименчик обсуждает первую часть первого произведения в его связи со вторым.

Ну, важным оказывается, что первая часть первого “по-видимому, описывает конкретное время (8 февраля 1914 года)(Коран и Библия в творчестве А. С. Пушкина, С. 211). Потому, видно, по-видимому, что: 1) явно описывается подвал “Бродячая Собака”, где Ахматова была завсегдатаем и где встретила Лурье; 2) подвал это низина; 3) в низине встретились впервые и влюбились с первого взгляда друг в друга библейские Иаков и Рахиль; 4) а разница 1921-1914=7; 5) тогда как именно 7 лет прошло между “тайнымроманом Ахматовой и Лурье и выходом замуж за него (С. 210) , с одной стороны, с другой же – 7 лет Иаков работал за то, чтоб ему отдали в жены Рахиль; 5) подруге Ахматовой известно, что в “Рахили” изображен роман с Лурье; 6) Лукницкий, доверенный биограф Ахматовой, написал, что первое шестистишие описывает день, час и место их знакомства; 7) сама Ахматова печатно посвятила его Лурье. Но главное, мол, это ассоциация Священного Писания (к которому отсылается второе произведение) с сочинениями Пушкина (С.212), с которыми соотносится второе. Почему соотносится? – Потому что: 1) Д. П. Якубович, пушкиновед и собеседник Ахматовой на пушкинские темы, “отозвался: “шестистишие, и внутренне и внешне напоминающее послания и элегии пушкинской плеяды”(С.211): Камина красного тяжелый, зимний жар, Веселость едкую литературной шутки= “Острот затейливых, насмешек едких дар, язвительных стихов какой-то злобный жар и = “Веселость ясная в твоих стихах видна” Баратынского (С. 211); 2) Баратынский – из пушкинской плеяды; 3) холостой Пушкин любил пошалить в деревне:

Но если под вечер в печальное селенье,

Когда за шашками сижу я в уголке,

Приедет издали в кибитке иль возке

Нежданная семья: старушка, две девицы

(Две белокурые, две стройные сестрицы), —

Как оживляется глухая сторона!

Как жизнь, о боже мой, становится полна!

Сначала косвенно-внимательные взоры,

Потом слов несколько, потом и разговоры,

А там и дружный смех, и песни вечерком,

И вальсы резвые, и шепот за столом,

И взоры томные, и ветреные речи,

На узкой лестнице замедленные встречи;

И дева в сумерки выходит на крыльцо:

Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!

Но бури севера не вредны русской розе.

Как жарко поцелуй пылает на морозе!

Как дева русская свежа в пыли снегов!

2 ноября 1829 г.

4) Оба ахматовских стихотворения тоже написаны зимой и тоже в деревне; 5) сама Ахматова писала о днях создания “Да, я любила их…”: “Все как-то вдвинулось в девятнадцатый век, чуть не в пушкинское время(С. 212).

В общем, нечего пересказывать всю статью. Она сделана для того, чтоб можно было ее вставить в сборник с названием “Коран и Библия в творчестве А. С. Пушкина”.

И вся бесконечная сложность Ахматовой, мреющая в восприятии от этой статьи и не направленная на художественный смысл, меня злит.

Пушкин там не процитирован. Игривость ни Пушкина, ни Ахматовой не акцентирована. И от тименчикового соседства Священного Писания с сочинениями Пушкина остается впечатление какой-то драгоценности, в смысле чистоты и святости поэзии и любви. Священное Писание!.. Пушкин!.. Наше все. Наше святое.

И на Ахматову падает отсвет возвышенного света.

На самом же деле, если и есть здесь у нее возвышенное, так это то возвышенное, что им становится, оказавшись в ранге идеала.

Идеал же у Ахматовой – ницшеанский (аморальный в бытовом смысле).

Что в “Трех стихотворениях”? - “Я” потрясена потрясенностью ею мужчины. Это было не “соблазн”, а нечто гораздо более сильное, нечто, как объятье рук железных. И потому – не грех соблазна, постигающий живущих воздержанно: монахов, монахинь. “Я” не из таких. Но и не потаскуха, не сторонница “легкости” поведения. Та для нее “проклята”. И потому ее принципиальная измена мужу (если вспомнить, между прочим, что в 1914 году автор была женой Гумилева, самого принципиально изменяющего ей) есть вообще не грех. “Я” поклоняется Демону. Во славу Его в ее душе построен храм, в котором молитвы отдаются “высокими, чистыми звонами”. “Я” уверена, что будет судима не по земным законам, по которым грех и на том свете считается грехом. Но ввиду неприемлемости “легкости”, “я”, “как преступница” (самоощущая себя не преступницей), влечется к “темным палатам”, к монастырским кельям, чтоб непрерывно иметь в виду, что именно она нарушила: божью заповедь непрелюбодеяния. Чтоб ощущать, что именно она не исполняет, нагрешив, - не кается у креста, склонясь, в жары и холода, смиренно – в покаянии – ожидая “последнего суда”, который наступит после смерти. Ей нужно слышать голоса кающихся, но не каяться самой. Таково требование ее Демона. И голоса кающихся должны быть ей милы. Не иначе. Иначе будет презренная “легкость”.

А в “Рахили” еще хлеще: восхваляется проклинание сестры, хуление Бога и самоубийство. Все это стоит того, чтоб искупить муки ревности. Это – не “легкость”.

В Священном Писании Рахили надо было всего неделю подождать – и она приобретала в мужья Иакова, становилась второй – по времени женитьбы Якова – его женой. Там видно, что в норме многоженство. Ревности в ее современном виде нет в принципе. Есть лишь стремление больше получать совокуплений, чем другие жены. И, соответственно, побольше, чем другие рожать.

Ахматову такая нормальность не устраивает. Счастье - сейчас, немедленно! Иное разве может быть ценно для суперженщины, её Рахили? Нет. Вот суперженщина и воспевается.

От духа Священного писания далеко-далеко.

Как-то я прочёл меткие слова, что Библия это роман Бога с избранным народом… Роман… Любовный, в смысле: Бог и его народ любят друг друга, но народ то и дело Богу изменяет, а Бог его то и дело жесточайше наказывает, и так - веками. Вот и в истории Иакова и Рахили оба нагрешили и наказаны. Нет, они всего лишь нарушили местное правило, о котором даже и не говорится, что оно заповедано Богом. Еще, собственно избранного народа и нет. Он только в будущем от них народится. Но все же, все же. Пусть и неизбранного народа, но все же правило нарушила эта пара. А правило – это уже нечто как бы от Бога. - Что за правило? – Не отваливать камень от колодца и не начинать поить скот, пока не соберутся все стада. – А что сделал Иаков? – Иаков, как только пришла Рахиль со своим стадом, сразу отворил колодец и напоил ее скот. Сразу. Не дожидаясь других. Во имя того, что Рахиль ему понравилась. И вопреки Правилу. И Рахиль согласилась. Потому что Иаков ей понравился. Во имя своего чувства поступила она. И тоже вопреки правилу. Вот Бог их и покарал. Во-первых, не дал Иакову Рахиль в жены сразу после назначенного срока. Во-вторых, когда и дал Рахили в мужья Иакова, не отворил ей чрево, и была она долго бесплодна. Ну, не ахти какие наказания. Но все-таки. Все начинается с малого. И преступления, и наказания. И прощение приходит соответсвенно. Вот во имя его-то все и движется. Во имя Его. Потому и нужны предварительные отклонения. Точно как в борьбе сюжета (преступления и наказания) и фабулы (смирения, покаяния и получения прощения).

В том-то и состоит дух Писания.

А у Ахматовой все кончается, наоборот, не умиротворением, а проклятиями Рахили и мечтами Иакова о ней в то время, когда он возлежит с законной женой Лией.

Противоположен пафос Ахматовой пафосу Священного Писания.

От общего пафоса творчества Пушкина отличается ахматовский тоже. Потому что если в жизни Пушкин и был демонистом, то в творчестве им ни-ко-гда не был (см. мою пушкиниану).

Можно и по процитированному стихотворению увидеть то же.

Казалось бы, экий он, Пушкин, под стать Ахматовой по фривольности. Но вы видели здесь пока лишь конец стихотворения. Начало его такое:

Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю

Слугу, несущего мне утром чашку чаю,

Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?

Пороша есть иль нет? и можно ли постель

Покинуть для седла, иль лучше до обеда

Возиться с старыми журналами соседа?

Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,

И рысью по полю при первом свете дня;

Арапники в руках, собаки вслед за нами;

Глядим на бледный снег прилежными глазами;

Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,

Двух зайцев протравив, являемся домой.

Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;

Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;

По капле, медленно глотаю скуки яд.

Читать хочу; глаза над буквами скользят,

А мысли далеко... Я книгу закрываю;

Беру перо, сижу; насильно вырываю

У музы дремлющей несвязные слова.

Ко звуку звук нейдет... Теряю все права

Над рифмой, над моей прислужницею странной:

Стих вяло тянется, холодный и туманный.

Усталый, с лирою я прекращаю спор,

Иду в гостиную; там слышу разговор

О близких выборах, о сахарном заводе;

Хозяйка хмурится в подобие погоде,

Стальными спицами проворно шевеля,

Иль про червонного гадает короля.

Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!

Части противоположны друг другу, не правда ли? Вторая часть – счастливый момент полноты жизни в доме, первая часть – постоянство пустоты жизни в нем же. А взаимоуничтожение противочувствий от обоих описаний дает катарсис – мечту о постоянстве полноты жизни в доме. Дает тогдашний, 1829 года, идеал Дома и Семьи, постепенно все больше завладевавший его душой со времени после ссылки и 1829 году, после провала нескольких его матрониальных предложений, особенно – Наталье Гончаровой. Из-за последнего-то он и бросился в Арзрум. И вот, возвращаясь, заехал к знакомым, к Вульфам, в их село, вспомнилось, как водила его за нос одна из девиц Вульф еще в Михайловской ссылке…

Не был Пушкин демонистом в творчестве.

И если так же,- пусть и подсознательно в какой-то мере,- воспринимала Пушкина и Ахматова (а уж благопристойный идеал Библии бесспорен для всех), тогда, получается, что я незаметно для себя самого открыл, ЗАЧЕМ Ахматова учинила эти замеченные Тименчиком (С. 209-210)точки схождения двух реминисцентных слоев: пушкинского и библейского. Ахматова это учинила по принципу двойного отталкивания от благопристойности.

И зря я сердился и на Тименчика, и на Ахматову.

Но зря сердилась на меня когда-то и Попова, директриса Музея Ахматовой в Петербурге, прочитав принесенную ей мою газетную заметку “Дошедшая до края” (см. на сайте), в которой я доказывал аморальность Ахматовой в ее стихах не только первого периода:

- Знаю я эту одесскую журналистику. Шокировать. А Ахматова была верующим человеком. Это видно…

И перечислила ряд стихотворений и на память прочла один-другой отрывок.

Ну где уж Поповой понимать Ахматову, когда она не вооружена принципом, следующим из психологической теории художественности Выготского: художественный смысл нельзя процитировать.

А Ахматовой необходимо было быть верующим человеком, чтоб не было в её творчестве “легкости”, а была героическая трагичность, недаром гордая собой. (Её первый муж, Гумилев, для того же, и вовсе не в шутку, крестился на каждую церковь.) Им обоим ради художественности их произведений нужно было развоплощать (термин Выготского же) материал их произведений, свою жизнь, своё православие, развоплощать - в демонизм.

Им было в чем, положительном, быть разочарованными: и в первой русской революции, и в следующих, и в благородстве вступления России в мировую войну, и вообще в мире, и друг в друге, и т. д

08 ноября 2004 г.

Натания. Израиль.

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)