С. Воложин.
Ахматова. Меня покинул в новолунье…
Художественный смысл.
Ницшеанство. |
Против Дмитрия Быкова 5.
Меня можно пожалеть. Я так себя жалею.
Я загнал себя: как бы обет взял давать примеры намёков на подсознательный идеал автора художественного произведения. А где его взять – художественное произведение? Оно и вообще редкость, как таковое, а теперь – и того более. Теперь всё больше публицистику выставляют, мол, это художественное. Информационная ж война идёт против России. С войною не до такой тонкости как выражение подсознательного идеала (который и воспринимается-то тоже подсознанием). Теперь надо, чтоб било по нервам, а не как с восприятием ЧЕГО-ТО, словами невыразимого. Теперь одним надо Россию крепко унизить, другим – не менее здорово вознести. И – нет, вот, и нет того, что выражает ЧТО-ТО, словами невыразимое. И – я в тупике со своим заветом.
И есть одно универсальное спасение – высказывания Дмитрия Быкова о литературе. Он обязательно скатывается в пошлость, и его разоблачение там – возвышает, обеспечивая занятия тончайшими нюансами.
Вот Быков занялся таким стихотворением.
Меня покинул в новолунье Мой друг любимый. Ну так что ж! Шутил: “Канатная плясунья! Как ты до мая доживёшь?”
Ему ответила, как брату, Я, не ревнуя, не ропща, Но не заменят мне утрату Четыре новые плаща.
Пусть страшен путь мой, пусть опасен, Ещё страшнее путь тоски… Как мой китайский зонтик красен, Натерты мелом башмачки!
Оркестр весёлое играет, И улыбаются уста. Но сердце знает, сердце знает, Что ложа пятая пуста! Ноябрь 1911, Царское Село |
Пошлость заключается в неотличании персонажа от автора:
"Вот это абсолютное перевоплощение* в плясунью из фургона бродячих циркачей…” (Время потрясений. 1900 – 1950. М., 2018. С. 156).
В 1900 году в газете “Нижегородский листок” Горький написал такие слова:
"Чехов очень много написал маленьких комедий о людях, проглядевших жизнь…” (http://gorkiy-lit.ru/gorkiy/articles/article-192.htm).
Ахматовой было тогда 11 лет, и жила она тогда в Царском Селе, и не читала этих слов. Может, если б прочла, не стал бы ей не нравиться Чехов. А так… Она, предполагаю, инстинктивно шарахалась от осознавания одинаковости пафоса творчества их обоих. А Чехов в каждом произведении доводил читателя – и тихим ужасом положения, и скукой чтения об этом – как бы до предвзрыва, и взрыв предполагался такой силы, что унесёт вас вообще вон из Этого дрянного-предрянного мира в какое-то метафизическое иномирие. Вот это иномирие и было подсознательным идеалом и Чехова, и Ахматовой. Чехова понять легче – он болел чахоткой и каждый день его мог быть последним. И он в глубине души ненавидел Этот мир и за то, что у него чахотка, и за то, что в мире Этом вообще существует смерть, да и вообще – причинность как обеспечение этих гадостей. А у Ахматовой что-то не сложилось со взаимностью любви. Тоже достаточная причина Этот мир возненавидеть и тоже в иномирие из него в тайне от себя самой сбежать. Вышла замуж не по любви – как в наказание себе. И дальше пошло-поехало без той или иной взаимности.
Вот и её канатная плясунья. К предвзрыву нас подводят неспособные унять ту ни "Четыре новые плаща”, которыми, откупился, видно, её любимый, её бросая, ни качественность (по её меркам) её цирковых атрибутов ("китайский зонтик красен”, “Натерты мелом башмачки”, “Оркестр весёлое играет”, “улыбаются уста”). – Какой силы должен быть взрыв от такого предвзрыва? – Страшнейшей силы. Ввергнущей в иномирие, если додумать. – Но додумать – не суждено автору. Его идеал остаётся неведомым его сознанию (что обеспечивает всё новые и новые попытки выразить его, а как, если он не дан сознанию!?).
То есть поэт – это обязательно и его подсознательный идеал. Что сразу и принципиально его отделяет от всех порождённых им персонажей.
Но для такого мнения нельзя дойти, не зная о существовании подсознательного идеала как такового. – Быков – не знает. Хоть вкус должен был бы ему шепнуть, что в стихотворении (вот данном тоже) есть ЧТО-ТО, словами невыразимое – какая-то странная смелость глядения в лицо горю.
Впрочем, Быков это даже и замечает (во всех стихах):
"…всегда была готовность признать поражение…”.
Но политическая ангажированность не даёт ему увидеть метафизический масштаб Зла для данной поэтессы. Для неё конкретных виноватых нет ("Ему ответила, как брату”). Такова Судьба в Этом мире, где любовь недолго бывает взаимной. А во мнении Быкова виновный есть. Сталинские репрессии, быстро вспоминает Быков и методом передёрга подвёрстывает ахматовский “Реквием”. Не замечая, что снижает Абсолютный уровень неприятия всего Этого мира, до неприятия сталинских репрессий.
Что: политизированность убила в Быкове вкус? Или добавляет то, что он не знает, что то, что читают в стихотворении словами, не есть то, что хотел выразить автор. И что часть этого правила есть несведение автора к персонажу.
22 марта 2021 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
*
- Перевоплощение, даже и абсолютное, это всё-таки не неотличание персонажа от автора. Быков дальше уточнил:“…она совершенно не зациклена на собственных переживаниях и собственной биографии, она легко меняет маски… применять разные маски – в природе Серебряного века, потому что Серебряный век был непрерывным карнавалом… почему им всегда проще говорить от кого-то другого? Я думаю, это вообще нормальное свойство модернизма, потому что модерн – это всегда преодоление своей личной, частной человеческой ограниченности” (С. 156-157).
Признаю.
Но.
Говорить от себя – это вообще было свойством одного только психологического романтизма, от ужаса внешнего мира бежавшего в мир своей внутренней жизни, прекрасной. Как только отрезвеление от романтизма случилось (в начале XIX века), так больше к опьянению искусство не вернулось: ни в реализме, ни в натурализме, ни в символизме, ни в его противоположности – ницшеанстве. Казалось бы, идеал реализма – первому учуять новое в социуме. Эти обязательно совершает индивид, автор. Но он это совершает в порядке отказа от себя во имя объективности открытия о социуме. Натурализм – то же, во имя объективности в физиологии. Даже импрессионизм, хвалящий абы какую жизнь, творит, казалось бы, во имя индивидуума. Он от того индивидуума в оставшемся мизере так же мало, как если физиологию натурализм имел в виду. Символизм – то же не индивидуален, в отказе от нас, грешных, ради нового социума прощённых. Ну и ницшеанство – в отказе вообще от Этого мира ради иномирия, объективного, хоть и принципиально недостижимого. Казалось бы, образ этого иномирия, который удаётся дать вопреки недостижимости, есть индивидуально автором порождённый образ, дан от себя. Да. Но он дан во имя себя-автора-творца-эстета, а не во имя себя-человека-остального-от-творца.
- Вот и Быков о том же: маски, карнавала.
- Нет. Карнавал – развлечение. Нет глубоких переживаний. А у ницшеанца очень глубокие переживания. – Так что всё равно Быков не прав.
23.03.2021.
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |