Люблю загонять себя в тупик. Относительный, конечно, в данном случае. Потому что очень известен автор, и, наверно, что-то написано толковое и об этом стихотворении – “Похороны” (1911 Ахматовой. Так вот: смогу я увидеть тут ницшеанство (которое для Ахматовой давно открыто, хоть зачастую об этом и умалчивается)?

Поначалу я просто ничего не понял (а это запросто с Ахматовой, по-моему, не только для меня). Она ведь, так сказать, пятые акты трагедий писала. Мудрено ведь по пятому акту разгадать трагедию.

Оказалось, сестру лирическое “я” (Ахматова) похоронила. Под Севастополем (потому тут море). Но не понятно, кому “я” про сестру рассказывает: "Она бредила, знаешь, больная, / Про иной, про небесный край”? Не понятно про монаха (какого-то непонятно жестокого; его ж отпустить грехи позвали.)

Наверно, монах не умирающей говорил (та не в сознании {" бредила”}), а лирической героине, “я”. Он это от отчаяния сказал. Не может же отпустить грехи. Больная не только не кается, она ещё и одержима (или почти одержима) тщеславием или гордыней (раз бредит "Про иной, про небесный край”). Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не может быть безгрешных людей в принципе. Даже младенцы кусают грудь матери, да и зачаты в грехе. А больная не покаялась, а прокололась, высказав свою мечту.

И потом – что это за бред, если больная реагирует на слова бессилия монаха так мстительно: "Прошептала: “Уйду с тобой””. С жестокосердным, по её мнению, монахом, получается.

То есть больная богоборец какой-то! И что-то не чувствуется душевного разлада с нею лирической героини. Они одинаковые душами! И в том разгадка повторяемости слога "бой” в конце стихотворения! – "…голубой прибой”.

Это – образ единения двух душ: умершей сестры (Инны) и “я” (Анны). "Они сошлись. Волна и камень…”.

Сошлись "на воле” от религии. Собственно не теперь сошлись, после смерти. А всегда были вместе. Только раньше им в их богоборчестве противостоял Бог (они ещё не окончательно закоренелые грешницы были). Их было трое. А "теперь” “одни мы”. Без Бога.

Ладно, можно не думать, что “я” кому-то живому третьему рассказывает. Это “я” заговаривается, мысленно общаясь с душой сестры. Именно заговаривается, то обращаясь к ней во втором лице ("Не знаешь ли”), то всё-таки в третьем, то в прошлом времени, то в настоящем, будто к живой.

И будет у них теперь, после окончательного разрыва с христианским Богом, своя вера: в "темное сердце”, которое будет "Алым огнем” гореть. Огнём одной или нескольких смертных, по христианству, страстей: "Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин… перечисляет в такой последовательности: чревонеистовство, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость” (https://pravoslavie.ru/6879.html).

Иномирие какое-то, антихристианское. Что и присуще ницшеанству.

Получилось!

Впервые опубликовано по адресу

http://ruszhizn.ruspole.info/node/10876