Художники в принципе амбициозны. И даже не потому, что умеют то, чего не умеют другие. А потому, что даже видят не так, как другие. И язык у них получается не такой, как у всех. Это из-за чистой техники. А есть ещё и духовное. У некоторых до подсознательного идеала доходит. Тот огорошивает остальных, хорошо забывших старое. Потому что тип подсознательного идеала абсолютно новым не бывает. Но он забыт и – огорошивает. И есть ещё то подсознательное, которое посредствует при “текстовом” выполнении неречевого замысла, - замысла, созданного тем сознанием и мыслью, какое в принципе есть и у животных – неречевое: зримостями эмоциональными. Совсем ерундой (будучи осмыслена та зримость) может она оказаться, а, поди ж ты, – как и подсознательный идеал порождает что-то, словами невыразимое. Только и разницы, что идеала касающееся я пишу ЧТО-ТО, а тут – что-то. Строчными буквами. И всё – экстраординарности. Да ещё и такие, что сознанию интерпретатора так просто не поддаются.

Я раз заспорил с одной художницей…

Из норова она не просто словом “да” ответила на мой вопрос, а возразила, по сути сказав то же, о чём и я спрашивал.

Меня озарило, что вот этой картиной

Поллок чуть ли не животным сознанием-зримостью "сказал" о бесконечном разнообразии, казалось бы, одного и того же – линий и клякс, а если сказать красиво и огромно - вдохновение таково: да здравствует индивидуальность.

Я и спросил: я правильно угадал?

А для себя решил тихонько, что этот гимн индивидуальности нефигуративностью есть образ метафизического иномирия, куда бежать хочется от скуки повторяемости и закономерности Этого мира. Такое можно возвести в ранг подсознательного идеала Поллока. Человека, физически не бедствующего, ибо миллионы долларов, благодаря вмешательству ЦРУ, такие картины стоили.

Потом я отказался от такой огромности - из-за принципиальной массовидности такой продукции.

Так что мне ответила художница вместо “да”?

Она прислала, по-моему, похожую картину (тоже линии и кляксы и тоже совершенно без никакой повторяемости их, только и разница, что первая была цветная, а вторая - чёрно-белая).

А словами, дескать тут: “Нет закона!” как состояние души художника, чему и соответствует картина и её название. Нигилизм, понимай. И добавила… противоположное. Дескать хаос гармоничен, но видно это издали, а вблизи и кусок – ни на что не похоже, отчего вам, обычным людям, страшно, а нам, художниками, нет, ибо чуется та гармония.

Так я б предложил договориться и не применять слово “гармония” к тому, что страшит обычных людей. Хоть, повторяю, обычные люди и даже малые художники – разные.

И вот почему.

Даже самые тонкошкурые и не переносящие ужасы (или скуку) действительности люди соотносят меру своей непереносимости с оценками обычных людей.

Мы, обычные, вполне можем понять, какая им радость – дать образ аж иномирия, которого мы, если и не можем испугаться, так только из-за своей толстошкурости. Но умом-то мы страх иномирия понять ведь можем? Можем. Так вот пусть и необычные люди, художники, тоже пойдут нам навстречу и не путают (словом “гармония” от радости их удачи суметь дать образ, выражение иномирю - живописью в стиле абстракционизма или его предшественников по мере удаления от натуроподобия: сезаннизма, кубизма, фовизма и т.д. и т.п.), - не путают своё переживание из-за своего умения с нашей общей же, общечеловеческой оценкой иномирия (ужасом).

Тем более что иномирие всегда анатурально. Даже когда тесно связано с натурой (через красоту). Что постигли древние греки.

Обычные люди разве могут знать законы красоты? Нет. Золотое сечение им дано только почуять, а не знать. Оно известно только художникам. То же и с идеальными пропорциями тела и ещё много с чем. Они незримости. Их нет в жизни. Они иномирны. Они проявляются только в произведениях искусства путём из незримого в зримое. В них бежали художники античности от крайнего неприятия (тоже тонкошкурые – тех времён беды были) самой принудительности жизни. Там свои законы, и они в акте творчества оказывались свободны от здешних законов, данных богами Олимпа.

И я б предложил, если б директором был я, словом “гармония” и для переживания древнегреческого художника не пользоваться, когда тот, самовыражая сокровенное, бежит в своё (тогдашнее, числовое, не метафизическое, как теперь) иномирие законов индивидуальной красоты.

Между античностью и Новым временем было время христианства. Оно шатнулось от ужасного действительного в свою незримость. Предопределённую. Анатуральную.

Но вне церкви (для портретов королей) натуральность и нормальность царила. Как и всегда она царила в жизни (для толсто- и тонкошкурых). Всегда. И в античное, и в новое, и в новейшее время.

И можно было б договориться, чтоб слово “нормальность” не применять для миров, сотворённых художниками любых времён. Например, “нормальность искажений натуры в картинах Сезанна”.

В мирах художников всегда ненормальность, а не нормальность. Всегда условность.

Впервые опубликовал по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/o-polze-dogmatizma-v-iskusstvovedenii-5fc3a43539eab6574d91e275