Я раздираем надвое: думаю, что о любом произведении искусства или околоискусства могу сказать что-то дельное (раз сотни статей написал), и что я только то и могу, что взять чужой анализ и приделать к нему свой синтез. Причём чужим будет даже и не данного произведения анализ, а родственного по идее произведения. Например, недовырубленность лица микеланджеловского “Дня” из “Гробницы Медичи” я беру и приравниваю хрипу Высоцкого при пении: оба да такой степени ненавидят окружающую действительность (Микеланджело – развратную католическую церковь, а Высоцкий – впавший в мещанство народ), что готовы поверить, что “вот-вот и взойдёт”, вот-вот и отвратят они народ от мрази.

От такой неуверенности-уверенности в себе я люблю себя загонять в угол. Наткнувшись вдруг на неведомое мне до сих пор стихотворение Высоцкого, взять его (а без пения стихи его намного слабее, чем с пением) и посмотреть на себя: смогу я о нём сказать толковое? Хоть бы и развенчать обосновано этого гения в данном стихотворении (предположим, что на эти слова нету песни)?

Роль хрипа-ненависти-к-окружающим играют негативные крайности. Я к тексту вернусь и там их подчеркну.

Психологически знакомая ситуация.

Я в командировке пошёл с напарником на бл..ки. На танцы. А раздвоен. И не хочу потаскуху подцепить (а честную хочется, хоть и на раз), и есть шанс нарваться. Я навязался провожать одну. Она была с подругой. Напарник увязался с нами. И я чувствую, что перестаю контролировать ситуацию. Напарник договаривается о встрече завтра у них дома с нашей выпивкой. А у них есть третья. Пообещали им тоже прийти втроём. Так и сделали. Я стал духариться через меру за столом (хоть знаю, что пить не могу). И… воспользовался позывами к рвоте и сбежал от них. Развратных. – Только я своим сослуживцам не надавал пощёчин, как это сделал лирический герой стихотворения.

Автор сделал этого лирического героя представителем большинства. Только так мыслимы плевки и пощёчины. Вместе с этими финальными словами (их финальность сама по себе много значит) определяющими смысл целого являются ещё "Надеюсь я” и "У многих”. Они означают наивный оптимизм самого Высоцкого. Не мальчика, а всё видящего вокруг. И ведь дело спасения социализма от смертельной болезни – щвах.

Я не удержался и посмотрел, в каком году это сочинено – в 1971-м. Уже 7 лет после изгнания Хрущёва, а ведь и при нём уже кончилась оттепель его имени.

И при чём здесь наивный оптимизм? – Фальшь же! Причём не только лирического героя, а и самого автора. Между ними не видно дистанции.

Спасение только в пении (это всё-таки оказалась песня). Только оно сможет невозможное сделать возможным.

Но. Послушайте первую и третью дорожки по адресу http://v-vissotsky.ru/song.php?pid=232 , и такое пение ничего не спасает.

И совсем не так – на второй дорожке. Я вернусь к тексту и сделаю те преувеличения произношения, какие учинил там Высоцкий (рокот низким голосом я обозначу жирным шрифтом; куплет серым не спет).

Не вышло у меня “озвучить” напечатанное. Надо слушать. И слушание – убеждает! Вводит в какое-то изменённое психическое состояние. Как плакальщицы умеют вводить в плач.

То есть спетое так – это становится-таки произведением искусства. Пусть прикладного. Которое я считаю низшего сорта, чем неприкладное, когда общаются подсознания автора и восприемника. Но не полная ерунда, когда оно просто напечатано. Или просто спето.

Ну да. К 1971-му году сознанию Высоцкого уже было ведомо, что его подсознание хотело собою повести народ на мирную революцию против извращения социализма, против самих себя, вещистски совращаемых руководящей властью. – Переделаемся сами в себе – и готово! Легко. В войну ж, совсем недавно, не жили для себя…

Может, артист может вводить себя в изменённое психическое состояние, в котором он превращается из осознающего в неосознающего? Тогда понятно, почему по-разному впечатляют звучания на трёх дорожках…

Понятно и почему все Высоцкого любили. – На время звучания (если оно страстное) все впадали тоже в изменённое психическое состояние и переставали быть пошлыми мещанами, для которых моя хата с краю.

Пришло в голову, что это ж украинская пословица. И словарь Даля на “хату” указывает: “южн. зап.”.

Понятно, что менталитет украинский таки отличается от русского. Бо`льшим мещанством. Это объясняет многое. Когда для большинства каждый – себе, мало государственников. Потому без России и государства не смогли украинцы создать. А получив в подарок государственность – не смогли страну не разорить.

Подсознательное Высоцкого включало в себя и идеал анархии (как отсутствия центральной власти): настоящий социализм – это когда с каждым днём вокруг всё больше самодеятельности, самоуправления за счёт государства вплоть до полного отмирания государства, что уже коммунизм. Достигнутый мирно.

И анархии в украинском менталитете тоже больше, чем в русском. Но анархии очень не повезло в ХХ веке. Будучи применена в условиях силовой борьбы за власть, она оказалась, – из-за преступности, провоцируемой мещанством опять, – колоссально опозоренной. И сам Высоцкий не согласился б, если б ему сказали, что он в глубине души анархист. Порошенко, наоборот – из-за мещанства же – считает анархию-бандитизм (о бандитизме он дипломатично умалчивает) и Махно украинским достоянием.

А у Высоцкого в подсознании анархия была созидательной, федерацией федераций, как говорил Прудон. Она в таком качестве вообще скрыто сидит во всех людях как пережиток первобытного коммунизма. И в том залог того, что история приведёт человечество к коммунизму всё-таки.

А это скрыто обеспечивает бессмертие Высоцкого.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/668.html#668