На днях включил телевизор днём, а там – как я разузнал потом – конец сериала “Ликвидация” Урсуляка. Крытые грузовики, один за другим, подкатывают к зданию. Из них выскакивают солдаты с оружием. В такой знакомой форме советского времени… И кадры, вроде, – черно-белые, родные… И здание странно знакомое… Я не видел это кино. Легендарная ликвидация легендарных бандитов в легендарной Одессе во времена службы там легендарного Жукова с использованием концерта легендарного Утёсова.

(Между прочим, ликвидация бандитизма на самом деле была проведена совсем не так, не противозаконным арестом всех авторитетов на концерте Утёсова, а отправкой отборных людей, в прошлом фронтовых разведчиков, сорить деньгами по ресторанам и приказом стрелять с целью убить с первого выстрела при малейшей попытке их ограбить. Но это оппозиционное урсуляковской киноверсии воспоминание явилось потом.)

Пока – захотелось кино посмотреть. – В компьютер – пожалуйста. Шесть серий. Начинаю с первой. И… С первых же сцен, с первой же облавы на бандитов – знакомое место. Сабанеевский мост. Господи… Слеза на глаза.

Но кто так кино смотрит? Не для одесситов же бывших и восторженных прежних гостей этого города кино снимали в 2007 году.

Или всё же что-то такое?..

По сюжету 1946-й год. Я стал одесситом через 42 года после этого времени. Судить не могу. Но… Чтоб жители знали, кто из соседей бандит, и были б на их стороне, против мусоров?.. Как в легендарной бабелевской, царских времён Одессе, когда все были против царской полиции…

Сомнительно.

Или надо на это не обращать внимание. Ибо фильм – ностальгия по прошлому. Каким бы оно ни было для простого советского человека… теперь… через 20 лет после конца советской власти… со Сталиным, который для большинства был тогда, в 46-м, любимым… с затрушенной, запущенной при той же советской власти красавицей Одессой, третьим городом царской России, - Одессой, так чудно сумевшей остаться целой во время войны и сохранить свою красоту… и с проскальзывающей иногда памятью её нынешних жителей о её славе ещё царских времён… традиция, мол, сохранилась… Или пусть даже и не сохранилась, но как чудно дать себя обмануть, будто она сохранилась… Особенно, если Одесса стала… не своей, что ли. В другом государстве – для живущих теперь в России, для эмигрировавших из бывшего СССР, где Одесса была всеобщим, народным достоянием… Да и для живущих в ней сейчас, “под собою не чуя страны”, ибо в стране националистический угар.

В общем, фильм-ностальгия.

В самом деле. Я уехал из Одессы в 2003-м году. Она блестела и сверкала. В центре, по крайней мере. А в 2007-м снимают для кино резиденцию начальника военного округа в 46-м – так она пошарпанная так, какой я её застал в перестройку. И это – трогает. Ну что мне эта европейская ухоженность заграничная… Чужая…

Знакомый рассказал про Одессу же, как он видел, как снимали там кино на Ришельевской. Постелили на мостовую большой ковёр, и… мостовая на вид превратилась в булыжную. Так что стоит в век компьютерной графики одесские здания изрисовать, мол, облупившая штукатурка там, трава на тротуарах, треснувший асфальт и никакой современной рекламы на улицах. И полная послевоенная убогость.

Для того, наверно, и эти безобидные уродства евреев, соседей главного героя, Гоцмана, оперативника из угрозыска. Для того – столь запоминающиеся лица у воровских авторитетов. – Свои, все – свои в доску! Отголоски самих сталинского типа репрессий – тоже свои. В самом деле, как остроумно, в легендарно-одесском стиле, придумано кино-Жуковым: арестовать авторитетов преступного мира не за преступления, всех сразу и в одном месте. Сама манера повседневного поведения Жукова какая свойская. (Не даром и десятки лет спустя перед его барельефом на стене его бывшей резиденции всегда лежат свежие цветы.) Все – свои.

Есть смерти… Так то – чужак виноват. Пришлый в Одессу. И пособник фашистов в прошлом. Предатель. А так – все свои. Свой даже эмгэбэшник, быстренько арестовавший и избивший Гоцмана, выгнанного Жуковым из кабинета за сравнение Маршала Победы с фашистами, как и Жуков, грубо-силовым способом наводившими оккупационный порядок в Одессе. Обошлось же по большому счёту: не успел убить Гоцмана. В доску свой Жуков не дал же. В семье не без урода, эмгэбэшника… Ну и не без уродинки сам супержестокий Жуков.

Так своё и помнится хорошим не за объективную хорошесть, а за то, что своё. За то, что оно точно-точно такое, каким было, когда мы были молодыми, детьми… И дым отечества нам сладок и приятен… А если оно ещё и недостижимо по всяким причинам… Из-за невозможности приехать, например, или из-за необратимости самого времени…

Отлично, смачно сделанный сериал. Казалось бы, радоваться нужно. Такое произведение в такое время, время упадка отечественной кинематографии…

А – обидно.

Я подразделяю для себя искусство на идеологическое и прикладное. Идеологическое, хоть теперь слово “идеология” не в чести, это так называемое настоящее, высокое искусство. Оно порождено в большой мере подсознанием художника. Тот не смог выдержать – его б разорвало иначе, фигурально выражаясь, - если б он не схватил, скажем, кинокамеру, и не стал снимать: выражать свой идеал, который и выразить иначе, чем снятыми кадрами, невозможно. В первую очередь словами выразить – невозможно. И оттого создаётся… противоречиями. Как в “Ликвидации”, казалось бы: своё – внешне уродливыми типичными евреями, внутренне уродливыми одесскими ворами, политически уродливым Маршалом Победы, не считающимся с законом…

Прикладное же искусство – это “искусство для”. Только не для выражения идеала. Для чего-то поменьше. Марш – для войска, месса – для церкви, колыбельная – для усыпления. А есть ещё целый разряд – для усиления какого-нибудь чувства. Похоронный марш – для горя, неаполитанские песни – для внушения любви… “Ликвидация” - для ностальгии по прошлому*.

Творец произведения прикладного искусства с самого начала творения знает, что он хочет сказать. И потому, по большому счёту, знает, как это сказать. Может у него не сразу получиться сказание лучшим образом – он поправит. Но он знает. В отличие от творца произведения идеологического искусства. Тому идеал дан больше в подсознании, чем в сознании. Но не только из-за того знаменитая мука слова, а из-за того, что “слова”-то никакие не годятся для подсознательного. Вот и вырываются – противоречивые. – От искренности самовыражения.

Это и есть художественность: противочувствия (от противоречий: 1 и 2) вызывают 3 – возвышение чувства (катарсис).

А усиление чувства происходит проще, заражением. Например, прошлое → ностальгия. Чем точнее прошлое, тем сильней ностальгия. А точность сама по себе – это вне нравственности. Потому нехорошие черты прошлого не имеют нравственного измерения. И хороши. А художник стихийно знает же про сложноустроенность (1, 2, 3) художественности. Вот Урсуляк и рисует на одесских домах облупившуюся штукатурку и снимает, в том числе, другие нехорошести.

Но это совсем не от неведения своим сознанием своего идеала, известного только его подсознанию. Это – от мастерства*.

Он сделал-таки произведение искусства. Но не высокого – прикладного.

А мог бы…

Мне кажется, я понимаю, откуда ноги росли у такой кино-ностальгии. От того, что надоела эта ориентация на так называемые общечеловеческие ценности в виде американского глобализма.

Но, друзья, надоело-надоело, а ведь не пугают же дальновидных людей, что России не останется вообще, если она не станет конкурентопригодна. Так и будет.

И я предлагаю спасительную национальную идею.

Недавно додумался до подходящего образа для её описания.

Я десятки лет работал конструктором. Одевал в материал электрические схемы радистов. Работал в самой, можно сказать, отсталой от Запада отрасли – радиоэлектронике. Мне и в голову не приходило, например, поднимать вопрос о замене алюминиевого литья корпусов наших приборов, - стандартизованные, не моги покушаться на всесоюзный стандарт, - о замене на композитный материал. Пусть-де полегчают наши приборы. Я не знал о вообще существовании композитных материалов, не читал специальных журналов. Я впервые об этом композитном подумал лишь в первую фазу перестройки, громко объявившей про кошмар тиражирования технической отсталости. Я испугался неподъёмности своей мысли и так ничего и не предпринял. А числился в коллективе отличным конструктором, элитой. У меня было даже одно свидетельство об изобретении (так и не внедрённом) и масса свидетельств о промышленном образце. Хоть инженером я стал не по призванию. В работе было масса рутины. От ненависти к ней я работал очень быстро. Был передовиком. Но никогда не оставался после работы, ибо дома я писал искусствоведческое сочинение, им я оказывался, думаю, на переднем краю мировой интерпретационной критики. Там была моя душа.

Вот подобное раздвоение я предлагаю для российской национальной идеи.

Спасти человечество!

Миру, ведомому США, грозит глобальная экологическая катастрофа от перепроизводства и перепотребления, от прогресса. Естественным противником успешности как идеала является мало изменяющийся российский менталитет, пережиток первобытного коммунизма. А у непервобытного коммунизма суть же – разумное материальное потребление и неограниченное духовное. То, что в принципе способно спасти человечество от гибели от прогресса. Застой. Но гибель России от неконкурентоспособности ещё ближе. Так надо возглавить мчащееся к пропасти стадо и постепенно повернуть его от пропасти. Надо взять себе целью модернизацию, но осложнить каждый инновационный проект мерой его вреда для темпа отказа от прогресса и комфорта. Ибо чем дольше длим отказ, тем ниже от уровня нынешнего небогатого европейца будет тот уровень человечества, который в итоге удастся установить после отказа от прогресса.

Но человечество будет спасено.

Это движение вперёд со смотрением назад.

А Урсуляк предложил одно смотрение назад…

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/90.html

* - Ну, так зачем было бочку катить на Урсуляка? Его, вот, наградили.

- Неверно, что наградили.

"Режиссёр Урсуляк умеет с пронзительной подлинностью передать дух времени разных периодов истории Российской Федерации” (http://russia.tv/video/show/brand_id/18286/episode_id/1307853/video_id/1484289/ 09:41).

Но, по-моему, нельзя вообще награждать Государственной премией за произведения прикладного искусства. А это – именно прикладное: “Ликвидация”, например, сделана, чтоб возбуждать ностальгию по советскому прошлому. Пусть нехорошему, но такому родному.