Начну ругаться с Толстой. Вернее, ругать её. Благо, она не узнает.

По поводу вещи “Кысь” (1986 – 2000).

Саму писательницу я впервые увидел в телевизоре в 2003 году. На передачах “Школа злословия”. Особенно запомнилось, когда туда пришёл Митта, впечатление – чтоб обратить внимание страны на замерзающий подмосковный посёлок (остановилась котельная от безденежья, а был 20-градусный мороз). Толстой-то на посёлок, было видно, было плевать. Не по теме: как культура выживает в условиях, похожих на нашествие Батыя. (Что демократы, к которым причисляла себя и Толстая, были этим Батыем, Толстую тоже не интересовало. Её ж интересовало выживание, а не угробливание.) Но Митта упорно раз за разом уходил от темы: какое ж тут выживание культуры, когда впору говорить о просто физическом выживании людей. Но ведущая тоже была упорна, и возвращала собеседника в студию.

Вот тогда я возненавидел Татьяну Толстую.

А нынче, став читать “Кысь”, и на первой же малоформатной странице наткнувшись на такое: “хлебные крошки смахнул на пол – для мышей” (единство с природой?), “окно заткнул тряпицей, чтоб не выстудило” (вечная российская отсталость?), “клели” (вместо “ели” - вводится огромная мера условности, что ли, тем более что следом: “чёрные зайцы с верхушки на верхушку перепархивают”), - я заподозрил эту демократку в том, что она тут дала себе волю и во всю – сколько позволяет условность – поиздевается над ненавистной русскостью, так и не пустившей страну в западный мир. “…задрав кверху русую бороду” (в допетровские бородатые времена мы попали?). “Сбить бы парочку – на новую шапку, да камня нету” (или в каменный век?). “И мясца поесть бы неплохо” (это набившая оскомину в советские времена мясная проблема). “А то всё мыши да мыши – приелись уже” (вот зачем крошки мышам…).

В общем, гадости всех прошлых времён собраны в одно условное время, и оно – специфически русское. А теперь – вперёд: изгаляться над русскостью. Сколько жёлчи хватит.

Жёлчи – много. Демократы ж всерьёз думали, что можно – раз, два – и в дамки: в ряд так называемых цивилизованных стран. Гайдар, вон, пишут, оказался настолько глуп, что думал, что к осени 92-го года рынок сам всё отрегулирует и… А оказалось же, что на Западе не просто рынок, а регулируемый рынок. Да с такими тонкими и неведомыми механизмами регулировки, что и десятилетия спустя их всё не наладить в России. Такой Семёнов, например, вообще теоретизирует, что и не пустит классический капитализм (со сверхприбылями) в свои ряды посторонних.

Но не на себя ж злиться за глупость и некомпетентность. Тем более гуманитарию, не экономисту, вернее, не политэконому, Толстой. – Народ виноват сам. Своей неизменяемостью.

Гуманитарию ж, казалось бы, наоборот – первому должно было быть ясно, что есть менталитет, что он – штука инерционная – на века. Что шоковая терапия, так называемая, скорее станет народ просто убивать (что массово и произошло), а не срочненько менять. Но. Раж. Кураж.

Вот, когда, Ельцин, главный, заваривший кашу, принуждён был (в 2000-м) признать (и то – косвенно) свой провал, то что решила сделать Толстая, тоже тогда кончившая писать свою “Кысь”?

Надо читать книгу – и узнаю. Но что, если упиться жёлчью решила Толстая? Есть, знаете, такие шахматисты: сколько ни проигрывает – всё твердит победителю, что вообще-то он сильнее и проиграл очередной раз – случайно. – Я ж не выдержу – разбирать талдыченье одного и того же страницу за страницей.

И вот я решил сделать некое исключение. Не читать самому это произведение, а попросить надёжного человека прочесть. Если я угадал насчёт повального злопыхательства – я вывод о книге сделаю по первой странице (собственно, уже сделал и оставлю его). И всё. И в таком виде и помещу на сайт. Большего не стоит. Не тот это случай, что вещь без одной детали есть уже другая вещь.

А вот – и прокол замысла, что ли.

Надёжный человек сообщает, что у Толстой там советские реалии: липовые митинги, липовые траурные обряды, липово-достойное питание в общепите, праздничные липовые призывы партии к народу, раздача дефицита со склада...

(Человек – надёжный: родился, можно сказать, с реставрацией капитализма.)

Ну так тем мерзостнее эта писательница. Она, значит, поношение умирающего устроила перед смертью и поношение трупа сразу после похорон.

Ай-яй-яй.

Я ж подумал, что она поначалу будет злиться, как я, поверивший в УСКОРЕНИЕ. Ну как в вату работал Горбачёв. – Никакого результата. Год. Второй… – Я злился.

Я лишь тогда перестал злиться на народ, когда почуял, что его предают. Я написал Горбачёву письмо-вопрос: не мыслит ли он сменить строй. (Письмо слал с проводницей в Москву родственнику, чтоб он надписал адрес сам и вбросил в почтовый ящик на Старой площади.) Ответ в прессе (в порядке обсуждения нового устава партии) намекал, что да: сменить строй.

Можно было становиться индивидуалистом.

Но трудно ж…

Я пошёл в банду. А чтоб ночами меня, понимай, совесть не грызла, самопризвалась на идейный фронт Толстая: поносить старый строй во всю мощь фантазии.

Но не привелось мне читать тогда её “Кысь”. И естественней вышло перейти в уборщики лестниц…

(Хм. Комичный случай… Как Туглас сказал: “Честный критик, выступая перед аудиторией, обязан честно признаться: “Господа! Сегодня по случаю юбилея Шекспира я хочу поговорить о себе...””)

А может, всё же нет прокола с замыслом?

Надёжный, вон, сообщает, что таки две части в книге: мрачная и очень мрачная, и государственный переворот есть и всё уничтожающий огонь в конце.

Ну конечно! Проклятье ж всё, раз воз и ныне там. Опять того же типа “изм” (теперь это авторитаризм). Ни обманом, ни насильно этот народ не изменить. Ну и гори тут всё огнём.

Странно только, что в жизни из заграницы Толстая вернулась всё же в Россию. – Ещё злобы набираться, что ли… Как Новодворская.

Итак.

Сатирические произведения и вообще-то стоят на грани искусства и публицистики… Самый малохудожественный род литературы. Зубовный скрежет в них не редкость. Но если здесь, аж закатывая глаза под лоб от злобы… То, может, это – произведение для усиления чувства злобы. То есть произведение прикладного искусства. Не идеологического. (Имея в виду, что в идеологическом художник разорвётся, фигурально выражаясь, если не самовыразится, самовыразиться же может – ну не мыслитель он! – только невнятно, непонятно то есть противоречиво.)

Вот. Такой опыт интерпретации. (Раз уж даже и “Кысь” толкуют, говорят, по-разному.)

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/68.html#68