Я уязвлён.

Во мне развилось самомнение, что я всё могу понять у больших именитых художников.

А вот прочёл такое:

"…полная томной негой и “декаденткой” пряности рубежа веков меланхолическая живописная фантазия К. А. Сомова “Конфиденции”” (Стернин https://cyberleninka.ru/article/n/russkoe-iskusstvo-poslednih-desyatiletiy-xix-v-vzglyad-iz-xxi-v/viewer).

Открыл…

и чувствую, что Стернин, просто зная, что Сомов будет писать позже, описал дух этой картины так, как он описал. – Я уязвлён, что никакая конкретика картины не связывается в моей душе в ницшеанство, к которому – я знаю – принадлежит Сомов.

Ну разве что сосновый парк является преддверием французских парков XVIII века, в которые Сомов убежал от категорически не устраивавшей его действительности – не конца XIX века, а вообще Этого мира.

Это, да, пахнет декадентством, потому что, что ж это за место такое – вне Этого мира. Но я – против. Потому что есть радость умения выразить то иномирие непредставимое.

Есть общий приём модерна, это умение обеспечивающее: живое рисовать как бы мёртвым, а мёртвое – как бы живым.

Столкновение их – даёт катарсис, который очень удобно осознать как ницшеанское метафизическое иномирие.

Если мёртвой относительно живых людей счесть неодушевлённую природу (беседку, парковые дорожки, деревья, тень от них), а живыми – людей, то сразу станет понятна бросающаяся в глаза странность этой картины: всё на ней тем более живое какое-то, чем дальше от двух женщин в самом низу. А к тем внимание – минимальное. Аж обрезаны их фигуры. Аж еле прописаны они. Древесная кора подробнее нарисована, чем складки их платьев. А какая живенькая тень от ствола этого самого близкого к нам дерева! Она живее самого дерева. А тень – на дорожке – от левой ветки этого дерева, вообще брызжет жизнью. Смотришь и так и чудится, что сейчас она задрожит. Хвоя, которая эту тень отбрасывает, ещё невнятна, что это – хвоя (по сосновому стволу её хвоей понимаешь). Но над нею (такова композиция) находящаяся беседка прорисована до последней мелочи. Каждая доска крыши – отдельно прописана.

(Хорошо признаться в бессилии первых минут разглядывания: искренность набирает силу и не даёт врать что-то только потому, что в душе ЧТО-ТО требует себя выразить {глаза-то сразу увидели противоречие: беседка – резкая, хоть вдали, а фигуры смазаны, хоть вблизи; а до сознания то, что увидели глаза, не доходило; и – будоражит ЧТО-ТО}.)

Я не знаю, когда теоретики впервые словами описали этот трюк модерна – оборачивать живое мёртвым, а мёртвое – живым. Хочется думать, что художники до этого доходили не от сознания. Просто одно и то же отвращение к скуке обычной жизни с железной необходимостью заставляет всех крайне-прекрайне разочарованных находить, в общем, одни и те же выразительные средства.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/ruzhizn/solomon-volojin-somov-i-inomirie-5e4e6502b501f46d45ba7f84