Читаю какую-то оптимистическую вещь – “Как мы бомбили Америку” (2007). На каждой строчке “я”-повествователь посмеивается надо всем американским. И мне почему-то захотелось сравнить со своим впечатлением от Нью-Йорка. Что меня удивило? Огромные стаканы, в которые наливали нам порцию кока-колы в забегаловке. И не выпьешь такой. Пришлось недопить. Что ели, не помню, помню, что тоже очень большая порция. – Понятно, если там много толстых. А их, говорят, много. Я захотел в музей современного искусства. Там – снова удивление: несмотря на начавшийся дождь, стояла просто огромная очередь на улице. Я лишь через несколько дней и уже в Канаде понял, чего народ туда ломился. Все присматривали, как можно улучшить дизайн своих жилищ. В самом музее до меня не доходило, что это за искусство такое, например, вилка с одним зубцом, оттопыренным в сторону, противоположную остальным. Догадался я, глядя на канадские дворики при частных домах, где стволы иных деревьев удивительно повывернуты. Вот и все удивления. Приехал я в Нью-Йорк, чтоб посмотреть на небоскрёбы. Был пасмурный и дождливый день. Небоскрёбы протыкали тучи. И выглядело это очень тягостно. Как можно жить в облаке, мне было не понятно. Но метро не было таким ужасным, как в произведении Снегирёва:

Я там был через 5 лет после времени действия в повествовании, может, за это время что-то в метро изменилось. А может, автору надо было всё американское порочить.

Веселиться по поводу всяких странностей американских можно только историческому оптимисту, оптимисту насчёт собственной родины. Это совпадает с моим прежним мнением о Снегирёве. Остаётся только наткнуться на что-то недопонятное или неожиданное, исторический оптимизм выражающее. Насмешки над Америкой – это не оно.

Удивляет сюжет. Кажется невероятным, что людей набрали на летнюю работу в Америке вообще, а не на конкретную работу в конкретном месте. – Приехали, получается, на полный произвол судьбы. – Жутко. Я в СССР менял однажды город проживания, так позаботился и достал перевод из НИИ министерства средств связи в ЦКБ министерства связи. Совершенно не приспособлен для свободного мира.

Вообще-то очень весело и легко читается. Я то и дело громко хмыкаю.

"Тётка [грубая продавщица] посмотрела на меня, как на дегенерата, и швырнула пакет с морсом. Пакет, словно пушечный снаряд, чуть не вынес меня вон, но я устоял”.

Несерьёзно. На потребу невзыскательному читателю. А всё довольно драматично. Смех сквозь слёзы. Но. Где, где моя вожделённая недопонятность или поразительная неожиданность?

Со мной, кажется, сыграл злую шутку способ писать статью стенографированием моих мыслей во время чтения произведения, о котором статья. – А вещь-то, похоже – развлекаловка. Тут не те неожиданности, которые могли б быть следом подсознательного идеала.

И осмеять “я”-повествователь готов какую угодно страну. Лишь бы было смешно.

В общем, чтиво. Что делать? Бросать? Тем более что столько моральной грязи. К которой отношение “я”-повествователя не как к грязи. – Противно было б, если б не мельком всё, как-то мельком… И вообще надоело. Плоско. Или я тупой.

Я на половине текста.

Когда осталась четверть, - на разговоре, за сколько можно продать душу дьяволу, - я заподозрил, что я всё-таки тупой. Ведь парни, что работают тут, в Америке, абы кем – студенты всё-таки. Москвичи. Не опыт ли это погружения на самое дно жизни? Что для меня в такие годы было не по силам. Меня хватило только на путешествие из Одессы по Крыму без денег.

Да. Здорово задрапирована мораль… Вот она.

В чём дело?

“Я”-повествователь, работавший главным образом приготовителем салатов, вздумал выкладывать их так, что получались рожицы. Уходило чуточку больше салата на порцию.

Действие происходит летом 2001 года. Алексу 21. 2001-21+5=1985. Почти до перестройки…

Эти американцы просто несчастные люди, даже не знающие этого.

Полуэстонец, Юк, приятель Алекса – тоже… Раз – раньше – Алекс Юкка прижучил, что инвестировать в разведение овец есть ерунда по сравнению с вечностью, какою живут произведения искусства.

Трогательно, конечно, но спрятанность смысла не означает художественности.

А автор довёл до символизма. Взорваны Башни Близнецы. Сожжён отель, где работали парни. Не выдержал бессмысленности, понимай, американской жизни хозяин отеля… Парни возвращались домой, в Россию. Сперва в Нью-Йорк. Он посыпан пеплом Башен…

Во. Вспомнил! Я тому же удивился, выглянув из окна отеля, где я остановился в Нью-Йорке…

Мрак-страна…

Я приделал частицу “ли” к заглавию статьи, которое дал ей до того, как начал её писать.

Ну что? Плохо. Автор с самого начала знал, что пишет нравственное поучение. Вещь не художественна. Хуже всего то, что то (см. тут), что я охарактеризовал у Снегирёва художественным, написано позже. Если б, хотя бы в обратном порядке… А так… Как же это так: сперва (в 2007) человек сознаёт, что перед падшей Россией брезжит великое будущее. А потом (в 2015) это у него погружается в подсознание, и он пишет вещь со следами этого вожделенного мною подсознательного идеала.

Я вообще-то, припоминаю, насторожился, когда у Алекса в первые же сутки в Америке не удался секс с китаянкой, подумал, что это не зря. А где-то перед концом есть такое:

Может, можно художественность Снегирёва спасти?

Что если, начиная писать повесть, его сознание не знало, что хочет выразить его подсознание. А то, подсознание, толкнуло его на такую невероятность, чтоб возбуждение от аппетитной китаянки оказалось побеждено вдруг подвернувшимся опьянением… Ну а дальше эпизод оказался осознанным. И не зря потом неисчислимое количество раз что-то у Алекса завязывалось и срывалось. Ибо вмешивалось сознание: сохранить символическую моральную высоту при той грязи, сродными которой можно безжалостно делать своих героев-студентов. Да, собственно, можно и вообще такую разнонаправленность счесть проявлением “геометрической суммы” разнонаправленных “сил”. И “сумма” это есть Гармония низкого и высокого. Всё-таки неосознаваемая.

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6266.html