Я волком бы выгрыз и эклектизм!.. Ну как, скажите, можно сочетать символизм с модерном?

которая может быть рассмотрена как своеобразный романтический символ характерных для периода 1910 годов поисков художника в области эмоционально-образного и стилистического целого произведения. Цветущая провинциальная тишина саратовского садика – авансцена поэтически настроенной души, зримо затаившейся в абрисе женской фигуры, – словно исток мечты, уводящий в голубую даль Волги, ставшей самым ранним символическим образом влекущего горизонта, который возникает в творчестве Савинова. Жизнерадостный элегизм, проникающий светом и воздухом колористический строй работы, вполне оправдан” (Давыдова. http://artstudies.sias.ru/upload/2012_3-4_322-360-davidova.pdf).

Я уж не говорю, что Давыдова "горизонта” на картине не видит. Ладно. Он – имеется в виду – виден персонажу картины (если можно применить слово “горизонт” к другому

берегу Волги в Саратове). Но как Давыдова увидела "Жизнерадостный элегизм” в этой нарочито тусклой картине? Забором и сеткой (для хмеля или винограда) отгораживающей персонажа от осуществления пусть даже и предполагаемой (лица-то, взгляда – нет) мечты.

А вот я – вижу. Вижу кавардак лодок (двух причаленных, одной вытащенной на берег и одной плывущей, неестественно малой величины). Всё – сикось-накось как-то. – Отрицание.

И тогда я вспоминаю признаки тогдашнего стиля модерн:

"В модерне выражена человеческая, какая-то антимашинная, свобода… антииндустриальность…” (Александров. Стиль модерн. http://alexnn.trinitas.pro/files/2011/12/Stil-modern-ar-nuvo-4.pdf).

В России, может, гнёт индустрии (он был ещё внове и для Европы) не так остро ощущался, но как верить Давыдовой, что "Париж – столица XIX века… объясняет… вариант модерна, который представляет искусство… Савинова”? Там же индустрия! Эйфелева башня... Конки… Шум…

Ещё один признак модерна:

Что у нас живое-человеческое на картине? – Волосы девушки. (Анекдот: я по привычке – найдя репродукцию {так случилось} в малом формате – стал искать, где там лицо, и успел за доли секунды нафантазировать профиль, удивляясь, чего он такой тёмный; а потом долгие несколько секунд не мог разобрать, что это за халат такой, что распахнут он на спине; а оказалось, что это длиннейшая коса и полностью не видно лица; такие вот волосы). – Так вот эти волосы как-то мертвы, а халат (из-за узоров) как-то живёт вроде. Да и остальная бездушная природа естественная (весенние цветы вишенок, ералаш берега и моря) и искусственная (забор и разнонаправленные лодки) – как-то живёт.

А теория Выготского говорит, что тут столкновение живого и мёртвого рождено у художника подсознательным идеалом иномирия, то есть ницшеанством, и то же, но без осознания и слов рождается в зрителе как не вполне осознаваемый катарсис; метафизическое иномирие, осознаваемое еле-еле как “жуткость”.

Вспомните тут "Жизнерадостный элегизм” Давыдовой.

Наконец, модерн – это индивидуализм.

Вот почему в картине забор и сеть для хмеля.

Супериндивидуализм.

Символизм же – это коллективизм, это благое для всех сверхбудущее где-то там.

А Ольга Давыдова кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник научно-исследовательского института теории и истории изобразительных искусств при Российской академии художеств.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/simvolizm-li-eto-5f5f4bd0d7092473171c07cf