Тем, что мировоззрением тем занимаются.

Сам Соловьёв 5 мая 2022 вывел коллективизм российской цивилизации из того, что полгода тут мороз 30 градусов. Из плохих условий, мол. Другой ему возразил другими плохими условиями – тем, что православные народы оказались под османским игом. Православие-де их спасло в качестве коллективизма. Ему возразили, что Россия не была под османами. Он парировал, что она была долго под игом другим.

И я подумал, что Андрей Рублёв, родившийся за 20 лет до Куликовской битвы и воспитанный её предощущением, должен был остро чувствовать как беду феодальную раздробленность, а православие – особенно чувствовать как спасительный коллективизм. Тогда и какая-то целокупность его “Троицы” особенно оправдана.

Сразу стал вопрос, что Троица вообще изобретение христианства. С какой стати? – Может, из-за страшной угнетённости рабством народов в Римской империи? Византия тогда наследник торжества угнетённости, сумевшей противостоять переселению народов. И торжество это отразилось в сохранении веры, веры с Троицей, как неким символом спасительного коллективизма (чтоб был коллективизм надо, чтоб Бог был в трёх лицах).

И тогда становится кое-что понятным в рублёвской “Троице”, написанной 30 или более лет после Куликовской битвы, при Василии Тёмном, когда "Наступили небывалыя въ Москвѣ смуты, съ ихъ обычнымъ послѣдствіемъ — всеобщимъ нравственнымъ паденіемъ” (Трачевский. Русская история. С.-Пб., 1895). В иконе же искони было средоточие как бы коллективизма: "суммирование зрительного впечатления” (Успенский. В кн. Жегин. “Язык живописного произведения”, М., 1970. С. 15), коррелята коллективизма. Именно:

Если учесть, что "…имеются основания считать, например, что действие, изображаемое в древней русской иконе на фоне здания (храма), могло мыслиться как происходящее в действительности внутри этого здания. При этом здание изображается с его внешней стороны, а не изнутри (как это требовалось бы по более поздним композиционным нормам) — то есть в том же общем плане, с той же точки зрения, что и фигуры перед зданием” (Там же. С. 28-29).

Тут я бросился к Библии смотреть эпизод с Троицей.

Нет. не в шатре они сидели, а под деревом. Но это и не важно. В рублёвской “Троице” дерево тоже есть.

Вот и смотрим теперь. Что на первом плане? – Замыкающие стенки сидений для левого и правого Ангела. Это явно "взгляд снаружи” на происходящее. А что на дальнем плане? Дом и дерево, под которым, по Библии, сидит Троица. Это явно "взгляд зрителя изнутри”.

Вот перед нами и явилось "суммирование зрительного впечатления”. Символ единения, что есть суть сути православия и русскости.

У Соловьёва там как-то и мусульманство прицепили, раз Россия – великая мусульманская страна. Но как-то вскользь и, по-моему, слабо мотивировано. Оно, вроде, в прошлом было религией преуспевающих стран, а не угнетённых.

Теперь так. Чем бросается в глаза икона? – Резким отличием изображённого от сцены по Библии.

Что в Библии?

Бог явился к Аврааму в 18-й главе обманщиком. Ибо в 17-й главе Он обещал ему:

А что на самом деле? – Пшик. Аврааму 99 лет. Бог ушёл. И ничего обещанного не сделал. Сара не зачала. И вот опять Он явился.

Так в библейской сцене – уравновешено духовное и материальное. Духовное – Авраам не перестал верить, что выразилось в исключительном гостеприимстве его. А материальное – та еда, которую выставил Авраам:

И где на иконе эти яства? – Нет их. Как и самих Авраама под деревом, Сарры, выглядывавшей из шатра, и отрока, заколовшего телёнка вдали. Где на иконе процесс еды? – Нет его. На иконе преобладание духовного. Того, чего не было на Руси в наличии при Василии Тёмном. Тем не менее Рублёв настаивает на примате духовного. То есть им двигал идеал типа трагического героизма. Как Высоцкого пять с половиной веков спустя, глотку рвавшего, чтоб народ проснулся к гражданской жизни, как он жил в недавней войне, как Рублёв “звал” народ, “напоминая” о недавней Куликовской битве.

Это далёкая ассоциация с минимумом еды в чаше. Отчего можно предположить, что идеал типа трагического героизма не был дан сознанию иконописца. И тогда перед нами произведение не прикладного искусства, призванного усиливать (акцентом на духовность по сравнению с библейской сценой) религиозное переживание триединства Бога, в общем-то знаемое, а произведение искусства неприкладного, выражающего для Рублёва ЧТО-ТО невыразимое, помимо обычного, триединства.

Если склонённость фигур друг к другу воспринимается потомками как натурный образ единства народа перед лицом монгольского ига, продолжившегося, несмотря на победу в Куликовской битве, то Рублёв за такую ассоциацию не отвечает. Это – путь наименьшего сопротивления в приобщении к иконе. Это модернизация. У Рублёва ассоциации длиннее.

Но вообще такие прорывы иконописи в неприкладное искусство должны быть редкостью в эпоху господства канона. Впрочем, и в любую эпоху неприкладное искусство – редкость. Но, вопреки этому, когда говорят об искусстве, молчаливо предполагают, что имеют в виду неприкладное, выражающее ЧТО-ТО, словами невыразимое, т.е. авторский подсознательный идеал, официальным искусствоведением не признаваемый в качестве существующего. – Такой вот парадокс. – Хорошо хоть, что художники тихонько себе знают, что нечто, словно Бог, их посещает иногда.

Чудо что эта икона так прославилась. Ведь времена Василия Тёмного кончились. Через полвека было стояние на Угре, монгольское иго кончилось. А актуальность единения что: так и не исчезла? – Ну, разве что…

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/chem-horoshi-vechera-s-vladimirom-solovevym-6274dc33bb71526262bab32d?&