От трудного положения можно ждать открытия. Правда-правда. Я раз из-за чудовищной конструкторской ошибки сделал почти изобретение. Потому почти, что, как оказалось, опоздал на 20 лет.

А теперь я хочу от себя чего-то в связи с портретом второй жены Репина.

Сколько б лет вы дали этой женщине? – Я б не сказал, что ей за 30. А ей в 1900-м 37! А сошлись они двумя годами раньше. Оба, пишут, друг в друга влюбились. А она была дурнушка и неприличного, по светским меркам, поведения – социалистка и свободная женщина.

И его можно понять. Смотрите, какое вдохновенное лицо он ей придал! То есть он в ней видел то, чего другие не видели. Что, казалось бы, и характерно для реализма – делать социальные открытия. Перед нами, казалось бы, нового типа человек. А, тем не менее, в этом же 1900-м году он переехал жить в Куоккала, чтоб… не участвовать в общественной жизни!

Вот бы применить к этому портрету слова обо всех его портретах!

"…система выразительных средств — от композиции до энергии и направления мазка — обнаруживает по отношению к портретируемому удивительную гибкость и пластичность” (http://ilya-repin.ru/biog4.php).

Направление мазка…

Вот по сравнению с таким:

О нём Крамской сказал:

Всё непостижимо моему уму!

Вы видите быстроту и огненность письма? – Если про волосы – я б согласился. Но лицо…

Вот "вылеплено” я, пожалуй, вижу.

На блике левой (от нас) щеки виден ряд параллельных тёмных штрихов слева направо градусов под 20 от вертикали. Это, наверно, тени от бугорков мазков при свете, падающем на картину сверху. - То есть не заглаженные мазки. То есть да, быстро писано.

Но почему всё в свету? Разве правый (от нас) уголок глаза не в тени? Разве правая (от нас) половина лица не менее освещена?

Просто Крамской производит впечатление за счёт энергии собственной речи и не заботится о её точности. Он просто хочет сказать, что Репин, рисуя могучего по духу человека, не стал церемониться с заглаживанием мазков, что было бы против характера портретируемого.

А в Нордман он рисовал влюблённую в него женщину, а не страстную социальную деятельницу. И там какие-то не мазки, а светлые точки, словно светлыми веснушками лицо усыпано.

Мусоргский смотрит куда-то вдаль (своих великих мыслей). А Нордман смотрит на своего любимого Репина. Она-то его полюбила за общественную значимость его творчества, столь сродную, ей кажется, с её социалистическими стремлениями. Но то – голова. А вся она – иначе. Иначе, зачем бы она согласилась уехать из столицы?

И Репин тает от такого к себе отношения. А соответственно, её рисует видением, а не человеком из плоти. Шляпа сливается с горой, кофта – с водой… Летнее марево…

То есть, никакой он тут не реалист, открыватель неведомого ещё никому социального, а романтик, нарисовавший свою прекрасную душу (для того и какой-то крымский, а не финский фон изобразил), - прекрасную душу, противопоставленную тем самым суетным социалистическим устремлениям одной части публики и им враждебным консервативным настроениям другой её части.

На самом деле вот какая

была Нордман.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/417.html#417