С. Воложин

Разбирает Фортунатов знаменитое "К ***" (Я помню чудное мгновенье…), написанное в 1825 году. И возражать ему мне захотелось, когда я дочитал до следующих слов: "Представление лирического героя о своей избраннице… совершенно бесплотно. "Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты" - в самом деле, здесь все расплывчато, неконкретно. Высший предел конкретики окажется во второй строфе, но какой: "Звучал мне долго голос нежный / И снились милые черты". И, как эхо, в третьей строфе повторится: "И я забыл твой голос нежный, / Твои небесные черты". Лирический герой не продвинулся ни на шаг в определении предмета своего обожания: "голос нежный", "милые (небесные) черты" - все та же неуловимая, зыбкая, ускользающая тень" (С. 78).

Пушкин-то, как в 1819-м - никакой, так в 1825-м - полной взаимности от Анны Петровны Керн не добился. А ведь та была в 25-м любовницей Родзянко, и характеризовали ее "робкие манеры и смелые поступки" (Пушкин).

Я б мог удовлетвориться замеченным Фортунатовым противоречием двух тем, одинаково (по две строки) пронизывающих каждую (можете проверить) строфу, я б мог удовлетвориться противоречием: 1) состояния лирического героя и 2) женского образа. Первое меняется, второй неизменен. Мог бы. И нашел бы в этом не столько какое-то магическое действие а-ля музыкальной формы – две чередующиеся темы (одна разрабатывается, вторая как бы нет). - Что мне до того, музыкальна или нет композиция! – Я б, пожалуй, дошел до попытки назвать своими словами противочувствия от каждого из двух элементов. Это суетность в реальном времени – от динамичности и вариативности первой темы, души героя; и статичность в реальном же времени – от похожестей во второй теме, героини. И посмел бы назвать и третье переживание, происходящее от столкновения названных противочувствий. Это какая-то вневременность, какой-то особый мир, без причин и следствий. Абсолют. – Все это я мог бы.

И не стоила б овчинка выделки. – По сути ничего нового в таком переназывании нет.

Но чрезвычайная моя тяга к высматриванию противоречий заставляет видеть так называемый минус-прием. Стихотворение названо так, что не видно, к кому оно обращено. А Пушкин знал, что всем БУДЕТ известно, к кому. И так и случилось. "Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих Северных цветах…" (А. П. Керн. Воспоминания о Пушкине. М., 1987. С. 44). А какая репутация у Керн будет в свете, Пушкин мог предвидеть. И в том, можно думать, была причина странности, какая произошла во время дарения этих стихов при ее отъезде из тех мест, где Пушкин пребывал в ссылке: "Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю" (С. 43-44).

Пушкин представил, что предстанет глупым мальчиком, которому не отломилось. И вообще романтиком, кем он в 1825-м году уже не был. Но он мужественно вспомнил, что именно противоречие адресата и Абсолюта и было-то поэтичным, поэтичным в реалистическом духе (потому ж он и приступил к сочинению). И – вернул подарок.

И мы теперь обязаны учитывать его минус-прием. Он призван вызывать смущение. А столкновение с ним Абсолюта – рождать новый катарсис: жизнь невозможно обустроить; она не поддается нашим желаниям, какими бы они ни были; но не беда – что-то все же можно, и даже много что.

Это лишь "в лоб" читая, думают, что "К ***" - чисто любовное стихотворение. Нет. Оно глубже.

*

По противоположности мне хочется посмотреть на стихотворение "Энергообмен" [ http://newlit.ru/~bogomolova/2105.html#n7 ] Марии Богомоловой.

И, как всегда, – в идеологическом плюс художественном разрезе.

Если у Пушкина минус-прием, то у Богомоловой – плюс. – В каком смысле? – В том, что ее заглавие устраняет возможное ошибочное предположение, что стихотворение ее – о любви. Название удостоверяет, что оно о любовном приключении. Которое тем удачнее, чем больше в нем было эмоций. Ну прямо в пику Маяковскому:

Хоть может показаться что-то чуть не глобальное, как и у Маяковского, у Богомоловой:

И все-таки – только показаться. Зеркала – это интерьер. Скаты крыш – это дом все же. Да там еще продолжение – кошачья свадьба:

Те, в смысле, собрались на крыше, месте свиданий, а мартовский ветер их будоражит.

Это героиня предлагает герою лечь рядом, и она ему внушит (энергообмен) свое бурление чувств (похотливой кошки?)

Признаюсь, что поначалу мне от стихотворения Богомоловой (а я его прочел в рубрике "Поэзия", где оно без названия) представилось переживание, как у Анны Керн. Та, после двух- или трехмесячного флирта получив от поэта ТАКОЕ признание в любви, захотела соответствовать ему, не быть просто средством удовлетворения его желания, как вел дело Пушкин (что ясно из его писем). Кажется, что и героиня Богомоловой хочет необыкновенного от банального согласия позировать художнику, которое равно приглашению нехудожника к себе домой на чашку кофе в конце совместно проведенного вечера, что иносказательно есть приглашение переспать. И отличие только в том-де, что незаурядной личностью тут является не художник (тот у Богомоловой вообще никакой), а его натурщица. Итак, грядет, вроде, феноменальное:

Она хочет ему внушить свое необыкновенное чувство. Казалось.

Но потом я узнал название. Энергообмен. Техника какая-то… Техника чувств?.. Техника возбуждать?

Смейтесь, но вспомнился Фернандель в каком-то фильме, где он играл скромника, не решающегося поцеловать пришедшую ему отдаться даму. И он лишь водил губами в сантиметре от ее тела. Так та аж завизжала от возбуждения.

Какая ж тут любовь?

Бывает, правда, любовь демоницы…

То есть нынешнее дело не доброе… Да еще эти перебои: точки внутри строки, троеточия, по несколько предложений в строчке. Дисгармония. – Вполне годится для демоницы.

И это представление поэтессы себя публике: "Восторженная, внутренне подвижная, в некоторой степени экзальтированная, склонная к театрализации обыденного барышня". – Как будто мужчинам себя женщина предлагает… И эта фотография женской головы, запрокинутой в экстазе… И как Бог Адама у Микеланджело оживляет искрой жизни, что вот-вот проскочит от божьего к адамову пальцу, так тут какая-то божья рука пробивает высшую сферу и протягивает исходящей в блаженстве женщине толстого червяка. И в названии этого фотомонтажа есть слово "Сочервяк". Понимай, женщина осознает, что она равна червю и в этом счастье – в низости (ведь глядя с некоторой точки зрения это - низость), счастье - в физиологии.

И тогда, пожалуй, в стихотворении не демонизм воспевается, а потуга на демонизм, вполне осознаваемая потугой. Ну пусть–де, сегодня хоть что-то большее обычного трахания очередной портретируемой случится у художника. И – его прерывистая речь, кажется, обещает чаемое:

Так что – никакого катарсиса от противочувствий. Просто завуалированная online пересказ-надежда женщины, что от пристальных во время позирования взглядов художника она распалится так сильно, что необычно сильно в ответ распалится и живописец.

Все "в лоб". Разве что чуть прикрыто. Так зато название уж все-все открывает. Техника-де решает все.

Это иллюстрация, а не искусство.

Жалкие потуги детей рационализма.

Впрочем, не исключаю, что я просто не сумел проанализировать и найти противоречивые элементы. Пусть кто-то найдет и напишет мне. И я попрошу статью снять (если она, такая ругательная, будет поставлена).

21 марта 2006 г.

Впервые опубликовано по адресу, потом измененному на

http://www.newlit.ru/~volozhyn/002124.htm